Четвертый хранитель

ТВЕРСКИЕ ВСТРЕЧИ

Подъезжая к Твери, Медведев еще раз перебрал в памяти все, что узнал от Лари Орехова о Великом Тверском княжестве и его государе.

В течение двухсот последних лет Великое Тверское княжество постоянно соперничало с Московским за первенство. В период владычества Орды, когда ярлыки на княжение выдавали ханы, и приходилось выдерживать жестокую конкуренцию, борьба из открытой перетекала в русло тайных интриг на тему: кто получит ярлык, а кому голову с плеч, но никогда не приводила к решительному перевесу одной стороны над другой.

Важнейшим моментом в споре двух великих княжеств оказалось их географическое расположение.

С течением времени выяснилось, что Тверское княжество со всех сторон, кроме единственного, северо-западного направления окружено землями, принадлежащими Москве.

На северо-западе лежали новгородские земли, и если бы Великому Тверскому княжеству удалось покорить Новгород, выход из положения был бы найден, но, увы, — его покорила Москва.

С момента полного подчинения Новгорода и, естественно, — прилегающих у нему волостей, великим Московским княжеством в 1479 году, Великое Тверское княжество оказалось как бы внутри московских земель, без малейших шансов роста и приобретения новых территорий.

Умерший недавно купец-тверичанин Афанасий Никитин, совершил даже «хождение за три моря», как он сам назвал рассказ о своем путешествии, список которого давал почитать Медведеву Ларя. Медведев прочел рукопись с огромным интересом, потому что там говорилось о дивных и дальних странах, о чудесах и приключениях, о сокровищах и богатствах, одним словом обо всем том, что всегда восхищает человека.

И, может быть, эта отчаянная попытка тверского купца найти выход к дальним землям, была последней надеждой княжества вырваться из страшного Московского кольца.

При этом надо отметить, что лично между великим Московским и великим Тверским князьями, как конкретными живыми, обычными людьми, никаких конфликтов как бы и не существовало. Нынешний великий Тверской князь Михаил Борисович, будучи братом Марьи — первой супруги Ивана Васильевича, вообще приходился ему родней по жене.

Михаил Борисович помогал великому Московскому князю в Новгородских походах и 1461 и в 1462 годах, а потом еще в 1471 и 1479. Михаил Борисович посылал свои войска на Угру во время нашествия Ахмата и, личные отношения между ним и Иваном Васильевичем были тогда вполне нормальными. Они именовали друг друга братьями, только сначала были равными, а после 1473 года, когда Михаил Борисович вздумал было подписать договор о дружбе с королем Казимиром, Иван Васильевич очень рассердился, повоевал много тверских земель, людишек тверских погубил тоже много, и теперь уже хотел, чтобы в подписанном тогда же мирном договоре, Михаил Борисович именовал себя по отношению к Ивану Васильевичу молодшим братом.

Гораздо позднее в двадцатом веке, такого рода отношениям будет дано циничное определение: «ничего личного — это только бизнес!».

Но цинизм двадцатого века ничем не отличается от цинизма века пятнадцатого, точно так же как не отличаются любовь, гнев, ненависть и прочие добрые и злые человеческие чувства.

И вот всем (в том числе и самому Михаилу Борисовичу) становилось постепенно до ужаса ясным, что при всех человеческих отношениях государей, называющих себя братьями, Великое Тверское княжество обречено рано или поздно на поглощение Московским, и что для этого нужны лишь подходящие обстоятельства и какой-нибудь предлог.

Делая отчаянные попытки сохранить независимость, недавно овдовевший Михаил Борисович решил жениться на племяннице короля Казимира, надеясь, таким образом, заручится поддержкой Литвы. Но он не знал, что короля Казимира гораздо больше занимают западные дела, чем восточные. Венгрия, Чехия и Богемия волновали его намного сильнее, чем Тверь, Рязань или Московия, а оставленный им в качестве своего наместника совсем еще молодой сын Казимир скоропостижно скончался…

Медведев въезжал в Тверь со смешанными чувствами: с одной стороны предполагаемое увеличение великого Московского княжества путем поглощения своего главного соперника, было событием политически радостным: московская держава становилась по настоящему великой и могущественной.

С другой стороны в сердце закрадывалась мысль о том, что он едет с миссией к человеку, который уже обречен, так, будто несчастного Михаила Борисовича приговорили к смертной казни и даже назначили дату, а он об этом еще ничего не знает, и продолжает жить, как ни в чем не бывало.

На Тверском дворе Василия встретили необыкновенно любезно, отвели в просторное помещение в посольском приказе и удивились, что его не сопровождают слуги, но Медведев объяснил, что он не посол, а лишь простой гонец, даже не от великого князя, а от наивысшего московского воеводы Ивана Юрьевича Патрикеева.

Медведеву повезло — Михаил Борисович принимал иноземных посланцев по пятницам, а Медведев приехал в четверг к вечеру и сразу же получил приглашение завтра утром явиться на прием к великому князю.

Устав с дороги, Медведев поужинал, и сразу лег спать. Он проснулся свежим и бодрым, попил квасу и, не забыв прихватить все свои грамоты и документы, нарядившись в выходную одежду, которую он теперь всегда возил с собой, когда ездил по службе, в точно назначенное время, явился на прием к великому князю.

Михаил Борисович оказался симпатичным, еще молодым человеком, с печальным выражением лица. К этому времени ему только что исполнился тридцать один год, он недавно овдовел, и в этом браке у него не было детей.

То ли он предчувствует, что его ждет, то ли все еще в трауре по смерти своей супруги Софьи. Как прав, однако, был мой отец, когда говорил, что все люди на свете связаны невидимыми ниточками. Покойная супруга Михаила Борисовича никто иная, как родная племянница князя Михаила Олельковича, казненного в Вильно в 1481, того самого, который формально стоял во главе заговора князей, человека, с которым я не раз встречался, а Михаил Борисович — родной брат покойной великой княгини Марьи, той самой Марьи, с которой так тесно оказались связанными судьбы Микиса, Филимона, Антипа и, в конце концов, меня самого…

Медведева поставили в первом ряду перед высоким золоченым креслом, похожим на трон, в котором сидел Михаил Борисович; рядом и позади было еще несколько представителей русских княжеств, а справа, через проход начали занимать места иноземные посланцы.

И тут вдруг Медведев к огромному изумлению увидел своего доброго литовского друга, которого также поставили в первые ряды, и теперь их разделяла только узкая ковровая дорожка.

Они взглянули друг на друга и едва заметно улыбнулись.

Василий обратил внимание на то, что право первым обратиться к великому тверскому князю, было предоставлено Андрею.

Значит, действительно Михаил Борисович возлагает надежды на короля. Слова его представителя для него важнее, чем мои.

В мягких и обтекаемых дипломатических выражениях, князь Андрей от имени маршалка дворного, действующего по поручению короля, заверил великого тверского князя в том, что его величество король, равно как Королевство Польское и Великое Литовское княжество считают Тверского князя своим другом и братом и готовы оказать ему помощь и поддержку во всем, что потребуется, рассчитывая на соответствующее отношение и со стороны великого Тверского княжества.

Вторым говорил Медведев.

Он сказал почти то же самое с той лишь разницей, что согласно данным ему наказам, подчеркнул, что великий князь Тверской остается молодшим братом великого князя московского, а потому старший брат рассчитывает на открытость и послушание, а также на то, что брат молодший не будет заключать никаких союзов или договоров ни с какими другими княжествами или странами, кроме Московского.

Прием продолжался еще около получаса, после чего Михаил Борисович жестом руки отпустил всех.