Еще в 1485 году, когда по его поручению Андрей находился в готовой вот-вот пасть под напором московитов Твери, пришло тревожное известие об очередном набеге татар Менгли-Гирея на Киев, и Ходкевич решил лично проверить, как город готовится к осаде и даже возглавить оборону. Однако до Киева он так не доехал, угодив в засаду. Татары увезли его в Крым, но получить желанного выкупа им не удалось — Иван Ходкевич скоропостижно скончался в Бахчисарае…
Место маршалка дворного, отвечающего за безопасность королевской особы и княжества в целом, оставалось свободным почти полтора года, и вдова Ходкевича, родная и любимая сестра князя Федора Бельского, Агнешка, все надеялась, что это место достанется ее сыну Александру; и если бы король Казимир не уехал на очередные четыре года в Польшу, быть может, так бы и случилось, но Литовская Верховная рада рассудила иначе. Место маршалка дворного досталось Вацлаву Станиславовичу Костевичу и, таким образом, князь Андрей стал его прямым подчиненным.
К тому, что по своему складу характера, по опыту и по отношению к подчиненным это был человек совершенно отличный от Ходкевича, примешивалось еще и то обстоятельство что маршалок Костевич находился некогда в близкой дружбе с князем Юрием Михайловичем Четвертинским, который до сих пор не мог простить князю Андрею нелепой дуэли и гибели своего сына. Костевич был тогда одним их помощников маршалка Ходкевича, именно он по его поручению расследовал дело о той злосчастной дуэли и потому именно он лучше всех знал, что на князе Андрее нет никакой вины. Тем не менее, Андрей всегда ощущал в его холодном и пронзительном взгляде какой-то укор, какое-то сомнение, даже недоверие, одним словом, отношения с новым маршалком складывались совсем не так как с Ходкевичем. Ходкевич был как отец и только теперь, после его смерти, князь Андрей стал особо глубоко понимать это; в Костевиче же ощущалось не только что-то чужое, а даже враждебное. В отличие от Ходкевича, который обычно принимал князя Андрея и других подобных ему офицеров для тайных и особых поручений в своем загородном доме вдали от любопытных глаз, Костевич, напротив, расположил свою канцелярию в одной из комнат городской ратуши в самом центре столичного города. Именно туда и направлялся сейчас князь Андрей с тяжелым сердцем, пытаясь успокоить себя аргументом, что служба есть служба и командиров не выбирают.
Несмотря на то, что Андрей явился на прием с присущей ему пунктуальностью вовремя, ему пришлось подождать еще с четверть часа, прежде чем маршалок пригласил его к себе.
— Рад видеть тебя в добром здравии, князь. Надеюсь, твоя супруга также здорова. Я слышал, она недавно родила дочь.
Несмотря на внешне вежливую и заботливую форму обращения, голос Костевича не выражал никаких интонаций, а взгляд оставался ледяным.
— Благодарю, пан маршалок, мы все здоровы, — склонил голову Андрей.
— Вот и отлично. Я хочу поручить тебе одно щекотливое и сложное дело.
— Все дела, которые я до сих пор выполнял, были именно такими, — не удержался от едва скрываемой иронии Андрей.
— Тем лучше. Тебя ждет дальнее путешествие и множество разговоров. Дело вот в чем: Верховная рада нашего княжества весьма обеспокоена состоянием дел в Верховских княжествах. Некоторые из тамошних князей, не известив короля и раду, стали служить Москве. Теперь их соседи постоянно жалуются, будто они нападают на них, отнимают их добро, жгут их дома и убивают людей. С другой стороны — Великий московский князь засыпал короля и сейм жалобами, будто наши литовские подданные творят такие же бесчинства по отношению к московским. Тебе предстоит поехать туда и своими глазами увидеть все, что там происходит. Я хочу, чтобы ты переговорил с князьями Белевскими, Мезецкими, Воротынскими, — он протянул Андрею свиток в плотном футляре и продолжал, — одним словом, здесь перечислены фамилии тех с кем тебе необходимо встретиться. Там же находится и твоя верительная грамота. Я хочу, чтобы ты лично увиделся со всеми потомками черниговских князей, живущих по течению Угры, вплоть до ее впадения в Оку — от Вязьмы и до Опакова. Я хочу получить от тебя подробное донесение о состоянии тамошних дел, и о настроениях владельцев порубежных земель. Рад буду также услышать или прочесть твои суждения по поводу того, что нужно сделать для того, чтобы остановить эти постоянные переходы на московскую сторону и закрепить эти земли за нами.
— Хорошо, пан маршалок, я все сделаю.
Андрей взял грамоту и хотел, было, откланяться.
— Это еще не все, — холодно сказал Костевич. У меня тут лежит, — он кивнул головой на стол, заваленный бумагами, — груда жалоб от тамошних дворян. Многие из них стали жертвами какой-то банды грабителей и разбойников, нападающих на людей, особенно тех, которые везут какие-либо ценности. К сожалению, разбойники чаще всего действуют с закрытыми лицами, и никто не сумел как следует описать их. Одни говорят, что ими командует какой-то безрукий старик, другие — напротив, что это высокий стройный черноволосый молодой человек… Я хочу, чтобы ты на месте собрал все сведения об этих разбойниках и уж, несомненно, ты будешь щедро награжден, если тебе удастся обнаружить их местонахождение.
Сердце Андрея сжалось. В какой-то момент показалось, что Костевич все знает, — таким проникающим и пронзительным был неподвижный взгляд его глаз с полуопущенными веками.
— Я сделаю все, что в моих силах, — невозмутимо сказал Андрей.
Костевич молча склонил голову в знак прощания; Андрей с достоинством поклонился и вышел…
… — Боже мой, — воскликнула Варежка, закрывая лицо руками, — я так и знала, что когда-нибудь это случится. И как назло, ни отец, ни Макс так давно не подают о себе вестей!
— Пока еще ничего не случилось, — Андрей ласково обнял ее. — Не тревожься, сердце мое.
— Как же мне не тревожиться, — воскликнула Варежка, — ведь ясно же по описанию, в этих рассказах речь идет о моем батюшке и Максе.
— Это мы знаем. Они нет. Если бы даже я приложил все старания, чтобы найти Антипа, уверен, что мне бы это не удалось. Тебе не хуже меня известно, какой у твоего отца живой, острый и быстрый ум, он чувствует опасность издалека, и я готов заключить с тобой пари на сто поцелуев, что когда я приеду в те места, Антипа и Макса там уже не будет.
— Почему я тебе всегда верю? — Варежка смотрела на него такими же влюбленными глазами, как смотрела из-за решетки монастырской ограды, и Андрею от этого вдруг стало легко и тепло на сердце.
Он нежно обнял жену, поцеловал и сказал:
— Раньше у меня была одна маленькая Варежка, а теперь есть другая…
— Я только что была у нее — спит мое золотце.
— Теперь я люблю сразу двух Варежек, но тебя особенной любовью… Попроси нянек, чтобы не тревожили нас, и побудем вдвоем, я хочу обнять тебя на прощание. Через два часа мне надо выезжать…
… — Я не привык менять свои решения, — сурово сказал Антип. — С самого начала я говорил всем вам, что мы пробудем в этих местах до тех пор, пока здесь благоприятная ситуация между миром и войной. Мы пробыли тут более пяти лет! И вы не можете упрекнуть меня в том, что кошельки ваши пусты! Но сейчас, — повторяю, — ситуация меняется. Во-первых, мы достаточно примелькались, и вы сами знаете, какие грамоты шлют маршалку Костевичу насчет нас. С минуты на минуту он направит сюда войско — нас окружат, выловят и всех перевешают — вы этого хотите? Во-вторых, со дня на день здесь начнется кровопролитная война Московского и Литовского княжеств за Верховскую землю, и мы рискуем оказаться между двух огней. И, в-третьих, я хочу, чтобы мы приняли окончательное решение о том, когда мы закроем наше дело, как договаривались.
— Позволь мне сказать, Антип, — поднялся Нечай Олехно и когда Антип кивнул, продолжал. — Ты мудрый воевода и мы всегда слушались твоих советов. Я думаю, — все, что ты сейчас сказал правильно, и нам надо поскорее уносить отсюда ноги…
Нечай Олехно неторопливо, толково и обстоятельно стал объяснять собравшимся у костра мужчинам, почему он согласен с Антипом, и Антип был очень рад этому.
Нечай, житель маленькой деревеньки Томашки, затерянной в лесах между Кобрином и Берестьем, примкнул к отряду более пяти лет назад и вскоре, благодаря своему спокойному рассудительному нраву, чем-то напоминающим Антипу нрав Епифания, давно живущего мирной жизнью в Медведевке, быстро
