Во-вторых: несмотря на все наши усилия, на все наши связи, в течение сорока дней пребывания доктора Леона в темнице, нам не удалось добиться того, чтобы хоть один человек под каким бы то ни было предлогом, мог бы с ним повидаться до казни.
Гораздо позднее, совсем недавно, я узнал, что с одной стороны был самый жесткий приказ, исходящий от Великой княгини не допускать к доктору никого, даже священника, мотивируя это тем, что у нас нет иудейских раввинов, а никто другой не мог бы отпустить несчастному грехи перед смертью; с другой стороны — Иосиф Волоцкий пригрозил самыми строгими карами любому священнослужителю, который вздумает посочувствовать узнику и посетить его… Вот я и думаю в чем же причина этих мер? Уж не обнаружил ли чего-нибудь доктор Леон, да только не успел никому сказать…
Хотя, впрочем, все это, быть может, лишь бесплодные рассуждения, и я боюсь, что мы никогда не узнаем истины.
У меня зародился некий план, и я предлагаю познакомиться с ним, прежде всего, тебе, как самому близкому человеку.
Полагаю, что мы в противовес партии Софьи должны создать партию наследника престола Дмитрия и добиться его официального коронования. Мне кажется, что в этом мы можем рассчитывать на поддержку старого Патрикеева и его зятя князя Семена Ивановича Ряполовского, к этому следует добавить одно весьма пикантное обстоятельство, которым, мне кажется, необходимо непременно воспользоваться.
Нам хорошо известно, что Иван Васильевич уже давно испытывал более чем теплую симпатию к своей невестке, а с той поры как она стала вдовой, государь принял живейшее участие в том, чтобы утешить ее в горе и она, насколько мне известно, отвечала ему определенной взаимностью, ибо его горе в потере сына не менее горя вдовы.
Дело дошло даже до того, что Иван Васильевич стал посещать тот кружок, который собирается вокруг нашей сестры Елены Волошанки, когда она работает над своей бесконечной пеленой, напоминающей мне почему-то ковер, который днем ткала, а ночью распускала Пенелопа в ожидании загулявшего Одиссея.
Братья Федор и Иван-Волк Курицыны рассказывали мне, что он даже принимает участие в дискуссиях и, как им кажется, постепенно склоняется в нашу сторону. Красота, образование и молодость нашей сестры Елены Волошанки весьма способствует этому.
Что ты думаешь о создании некой группы в пользу юного Дмитрия, а при удачном стечении обстоятельств нам, быть может, даже удастся отдалить Ивана от Софьи настолько, чтобы ее ядовитое змеиное жало перестало нам угрожать…
Кстати о яде!
Этот Джованни Сальваторе, органный исполнитель не подходил к Ивану Ивановичу даже близко, не разговаривал с ним вовсе, и не виделся с ним ни до, ни после своего выступления, не говоря уже о том, что он не Телец, а Скорпион.
И все же я решил провести очень тщательную проверку.
Я отправил вчера Неждана Кураева в Венецию, с тем, чтобы он собрал там все доступные и недоступные сведения о сеньоре Джованни Сальваторе.
И вдруг перед отъездом Неждан обратился ко мне с просьбой: благословить его брак с Марьей Любич, если она даст на то согласие. На секунду мне показалось, что он все знает, хотя я хранил тайну своего отцовства от него необыкновенно тщательно — кроме меня и тех людей, которые его воспитывали в детстве, никто не знал правды, но в них я уверен и все же мне показалось, что он попросил меня не как у брата десятой заповеди, а как отца… Впрочем, быть может, это всего лишь моя старческая сентиментальность…
Итак, дорогой друг, жду твоего ответа и столь ценного для меня мнения по поводу моего плана.
P.S. Полагаю, что уже можешь спокойно назначить день своей свадьбы, и если я получу на нее приглашение — то непременно приеду!
Во имя Господа Единого и Вездесущего
Симон.
Тайнопись X
От Марьи Любич
Москва
6 января 1491
Неждану Кураеву
Венеция
Во имя Господа Единого и Вездесущего!
Милый Неждан!
Все четыре месяца после твоего отъезда я непрерывно думаю о твоих словах и твоем предложении. Та нежность и забота, которой ты окружаешь меня все последние годы, кажется, наконец, стала растапливать лед, сковавший с давних пор и по известной тебе причине, мое сердце.
Возможно, нам следовало расстаться для того, чтобы я вдруг поняла, как мне тебя недостает каждый день, каждый час и каждую минуту, потому что, когда ты был рядом со мной, это казалось таким же обычным и естественным как заход и восход солнца.
И представь себе, что я теперь уже с трудом думаю о тех месяцах, которые мне еще предстоит провести в ожидании твоего возвращения.
Ты сумел сделать то, что казалось невозможным — пробудить во мне давно угасшие чувства, которые, как я думала, уже никогда не возродятся. Пока еще я не могу ответить тебе такими же чистыми и открытыми словами любви, с которыми ты обращаешься ко мне, но если ранее мне казалось, что я уже никогда не смогу этого испытать, то теперь прошлое все удаляется и удаляется, а будущее, связанное с тобой, кажется мне все ближе, все светлее и радостнее.
Благодарю тебя за то, что ты возродил в моей душе ту радость, без которой женщина, наверно, вообще не может жить на свете.
Перед отъездом ты сказал мне, что просил благословения брата Симона. Я сначала не придала этому значения, предполагая, что ты просто обратился к самому высшему по рангу нашему брату, однако потом я вспомнила, каким взглядом Симон смотрит иногда на тебя, когда ты не видишь этого. Кто он тебе? Старший родственник? Дядя? Ты никогда не говорил мне об этом… Я сама очень люблю и уважаю Симона, потому что он очень много сделал для меня, и я никогда не забуду тех несколько лет в Валахии, когда он готовил княжну Елену и меня вместе с ней к нашему будущему! Каких хороших учителей он нам находил и какие глубокие, поучительные мысли высказывал в беседах с нами.
Спасибо тебе за все, милый мой, и знай — я жду твоего возвращения.
Во имя Господа Единого и Вездесущего.
Марья
Тайнопись X
От Неждана Кураева
Венеция
3 марта 1491
Марье Любич
Москва
Во имя Господа Единого и Вездесущего!
Моя любимая, сердце мое!
Ты даже не можешь представить себе того невыразимого счастья, которое испытал я,
