смерти Антония и затем суммируют все его подвиги. Однако, середина, обнимающая главы 15-88, не может быть столь же четко привязана к канонам биографического жанра. Ее содержание иллюстрирует две основные темы. Первая - харизма Антония, которая, разумеется, проистекает от Бога. Его мудрость, проницательность, знание будущего, видения и исцеления - все это трактуется как зримое проявление его харизмы. Во-вторых, указанные главы показывают Антония утешающим, учащим и помогающим мученикам, монахам и другим людям - включая даже императоров, но все же он периодически возвращается к аскетических трудам и сражениям с демонами. Конечно, здесь содержится много дидактики, но это также иллюстрирует славу и популярность Антония. Внутри этого большого фрагмента можно провести некоторую рубрикацию: 1) проповедь Антония, содержащая увещевание к монахам, по большей части относительно демонов (гл. 16-43); 2) плоды духовных даров Антония, включая чудеса (гл. 56-66); 3) его диспут с философами (гл. 72-80). Однако сам по себе этот материал не организован схематически[209] и мы находим несколько глав, больше связанных хронологией, как, например, те, которые повествуют о появлении Антония в Александрии (гл. 46, 69-71). Приблизительное хронологическое описание также содержится в периодических публичных появлениях Антония, которые перемежаются бегством от мира, сначала рядом со своей деревней, затем к могилам; следующее - в крепость, расположенную в пустыне, и, наконец, в пещеру. Конечно, можно сказать, что это житие тоже следует довольно схематическому порядку, пусть и своеобразному, - от рождения Антония до его смерти, но в таком случае Афанасий нарушает им самим же заданную последовательность, группируя вместе несколько глав, посвященных сходным темам.
“Житие Илариона” Иеронима более легко сводится к обычной схеме, состоящей из 7 элементов: 1) предисловие (гл. 1); 2) краткое описание жизни Илариона от рождения до обращения к аскетизму (гл. 2-3); 3) аскетическая жизнь Илариона и борьба против демонов (гл. 4-12); 4) чудеса, совершенные Иларионом (гл. 13-23); 5) руководство палестинским монашеством (гл. 24-29); 6) его бегство от мира и мирской славы (гл. 30-43); 7) смерть и вознесение (гл. 44-47). Иероним разделяет жизнь Илариона на несколько отдельных фаз и это дает ему возможность вести повествование и хронологически и, в некоторой степени, образно.
Если сравнить “Житие Мартина” с этими двумя работами, то мы увидим довольно явные различия. Во-первых, Мартин не обращается к аскетической жизни, он уже мыслит себя монахом с 12 лет[210]. Далее, возможно он, как и Антоний, слышал христианскую проповедь о том, что не надо заботиться о завтрашнем дне[211], но в то время, как эти слова побудили Антония отказаться от имевшегося у него богатства и принять аскетический образ жизни, Мартин оставался солдатом, отдавая службе половину своего времени. Разрыв со своей прежней жизнью произошел позже, когда он выступил против императора Юлиана со словами: “Я - воин Христов: мне сражаться не должно”[212]. Но здесь мы наблюдаем сходство скорее с мучениками, чем с монахами и Мартин не сразу принимает аскетическую жизнь, но сначала отправляется искать епископа Пуатье. Наконец, когда мы узнаем, что Мартин остановился в монастыре, Сульпиций не дает нам понять, что он рассматривает это как новую фазу в жизни Мартина[213]. Скорее, таким поворотным пунктом, согласно Сульпицию, является его избрание епископом и основание Мармутье. Фактически вплоть до гл. 9 мы имеем строго хронологический очерк, но, начиная с гл. 11, повествование ведется по определенным темам. Подобная организация материала уже сама по себе отличает “Житие Мартина” от житий Антония и Илариона, поскольку последние два имеют только по одной главе, рассказывающей о жизни героя от рождения до обращения; Сульпиций же дает 7 глав, которые на деле придают 2/5 “Жития” характер хронологического очерка.
Это отличие в формальной организации отражает разные предметы изображения этих житий. Мы не видим процесс совершенствования Мартина в аскетической жизни, как это имеет место в случае с Антонием и Иларионом; акцент в большей степени делается на постоянстве Мартина и непрерывности его образа жизни от детства до старости[214]. Кроме того, хотя дьявол также является одним из действующих лиц “Жития Мартина”, его оппозиция не столь тесно связана со стремлением Мартина к аскетической жизни, как это имеет место в случае с Антонием, Иларионом и другими восточными монахами. Вообще, восточные параллели приходят на ум при чтении только двух фрагментов из “Жития Мартина”, причем оба они связаны с появлением дьявола. Первый находится в хронологической части “Жития”, рассказывающей о том, как Мартин покинул Илария и отправился обращать к христианству своих родителей. По дороге он встретил дьявола в человеческом обличии, который обещал ему постоянное противодействие в его служении Богу. Мартин заставил его исчезнуть с помощью той же строки из Писания, какую использовал и Антоний против демона блуда, явившегося ему в образе черного отрока. Однако если отвлечься от сходной цитаты из Писания, то мы находим мало что общего между эти двумя рассказами[215]. Второй приходится на главы 21-24, иллюстрирующие умение Мартина распознавать духов. Как мы увидим далее, восточный аскетический образ жизни просматривается здесь весьма явно, хотя и не только он.
Если отвлечься от этих частных моментов, то нужно прямо сказать, что мы не можем рассматривать рассказы о чудесах в “Житии Мартина”, как нечто специфически присущее монаху в противовес епископу[216]. Дело в том, что Сульпиций стремится представить Мартина как истинного монаха и истинного епископа. Он не делает секрета из того факта, что считает Мартина образцом для всех епископов Галлии, прежде всего в вопросе отношения к собственности. Отсюда становится ясным, что Сульпиций полагал фигуру монаха-епископа идеальной для решения многих внутрицерковных проблем своей родины. Мартин, по мнению Сульпиция, единственный из всех галльских епископов обладает апостолическим авторитетом, т.е. таким авторитетом, который основывался на его никем не оспариваемых аскетических добродетелях умеренности и постоянства перед лицом попыток двора приручить его[217]. Это качество апостоличности ярко проявилось в одном случае исцеления[218]. Мартин, конечно же, использовал оружие аскетизма для распространения и усиления влияние веры и церкви, но эта цель была, прежде всего, целью епископа, пастыря своего стада. Поэтому мы видим Мартина, исцеляющего больных и одержимых, как это делал Иисус, разрушающего языческие храмы и основывающего на их месте церкви или монастыри, как это делали другие епископы. Аскетизм Мартина, конечно же, был аскетизмом, поставленным на службу церкви и это мы видим в большей мере, чем в житиях Антония и Илариона. Таким образом, если брать содержание “Жития Мартина” в целом, то будет только наполовину правильным назвать его житием монаха: оно является житием монаха-епископа.
Возвращаясь сейчас к вопросу о структуре, мы можем с уверенностью заключить, что сульпициева организация материала в “Житии Мартина” не имеет ничего общего с “Житием Антония”: первая, хронологическая, часть “Жития Мартина”, последующее затем описание чудес не имеет параллелей в произведении Афанасия[219]. Аналогия с “Житием Илариона” несколько ближе. В нем Иероним сгруппировал вместе чудеса Илариона, совершенные им в Палестине. Однако они не выстроены таким образом, чтобы проиллюстрировать популярность Илариона и в этом произведении нет эквивалента финальным главам произведения Сульпиция о внутренней жизни Мартина. Параллели в организации материала, следовательно, весьма ограничены. Таким образом, в категориях формальной структуры “Житие Мартина” ближе к Светонию, чем к какому-либо христианскому биографу, который был известен Сульпицию[220].
Однако реальные параллели между этими тремя житиями святых мы можем найти не в сфере литературной формы, но, в известной мере, в содержании и цели этих житий. Для этого надо вспомнить цель описания жизни святого человека: пропаганда аскетического идеала в этой, земной, жизни и “доказывание” святости героя через рассказанные кем-либо истории о нем. С этой точки зрения Иероним написал свои “Житие Павла” и “Житие Илариона” в большей степени как ответ на “Житие Антония” Афанасия. “Житие Мартина” имеет более сложную основу, чем они: это житие не только монаха, но монаха-епископа. Конечно Сульпиций был хорошо знаком с аскетическими житиями Афанасия и Иеронима, как это показывают “Диалоги”. Там он доказывает, что Мартин превзошел аскетов Египта в их чудесах и, таким образом, может быть поставлен в один ряд с наиболее совершенными из восточных монахов. Это означает, что, в конечном итоге, жития восточных монахов, возможно, повлияли на манеру изложения Сульпицием историй о Мартине и на общее направление, в котором шло изображение его героя. Но имеет ли это отношение к литературным жанрам? Или, выражаясь более точно: насколько принципиально
