— Нарушение, — монотонно пропел пожарник. — Извольте устранить. На устранение вам полагается три дня, сейчас нарисуем актик. В случае неустранения нарушения в указанное время будут применены полагающиеся по закону санкции вплоть до запрещения эксплуатации помещения.
Пожарник долго и старательно писал акт в двух экземплярах, один из которых оставил взбешённому и недоумевающему Леониду, другой забрал с собой. Он пообещал через три дня вернуться.
— Что это за бред?! — Когда за инспектором закрыли дверь, Люминос дал себе волю. — Нас что, за идиотов держат?!
— Денег хочет, — меланхолично заметил Баал.
— Да понятно, что денег! Но какова наглость! Щита ему не хватает, красного цвета! — Он едва не задохнулся от возмущения. — Как это следует понимать?!
— Похоже, это следует понимать так, что нам действительно нужно поговорить, — скромно вступил Калина. — И лучше на самом деле не здесь. Предлагаю какое-нибудь совершенно ненаселенное место.
— В зоне? — немного удивился Мирон.
— Именно. Чтобы никаких болгарок и МЧС. Хорошо бы к тому же без птичек или без динозавров.
— А, ты про Озеро?
— Можно Озеро. Далековато, правда. Но ты прав — это лучшее из возможного, там по наши души некому приходить.
«Озером» называли зону, переход в которой вёл в необитаемый морской мир. То есть мир, возможно, и был обитаем, но жизнь там могла существовать лишь в толще воды, из которой на поверхность кое-где выступали голые, окатанные волнами и ветрами скалы. Скалы были мертвы, воздух был всегда прозрачен и пуст, что творилось под водой, распознать было невозможно. Проход туда тоже шёл по воде, между приметными камнями в одном из многочисленных карельских озёр.
Вездеход-амфибия бодро выкатился из прицепа. До озера было километров десять, проезжих дорог к нему не вело, а то, что называлось дорогой, к проезжим не относилось, поэтому машину пришлось оставить в последнем перед точкой селе. В этих местах можно было не беспокоиться об охране — северяне не приучены к изучению чужих вещей.
Лагерь на берегу организовали быстро — место было наезженным, здесь был сложен капитальный очаг из больших кусков гранита, поставлен столик, пара скамеек вокруг него, даже небольшая коптильня — хозяйство местных рыбаков. Так и заметили эту зону — по рыбацким рассказам о том, что порой в их родном озере ловится нечто невыразимое. Приехали, побеседовали, посмотрели остатки костей, а потом очень вдумчиво прочесали по квадратикам всю поверхность воды. Долго тогда торчали здесь, пару недель, не меньше. Результат того стоил: стабильный проход, правда, в таком месте, куда с лодкой никто в здравом уме не сунется — точно между едва выступающими из воды крупными камнями. Или не стоил: с той стороны было бескрайнее море. Всё, что про него удалось узнать — это то, что в нём по неизвестным причинам меняется цвет воды, порой принимая совершенно невероятные краски. Жить человеку там было нельзя — негде. И есть нечего, разве что обитателей вод ловить и употреблять сырыми. Вода, как ни странно, оказалась почти пресной.
В деревне слегка посудачили о городских рыбаках, да и бросили — эка невидаль. Можно было не опасаться неожиданных визитов — право на одиночество гостей здесь уважали. Поэтому ближе к вечеру дружная троица забросила туристические коврики в вездеход, для совсем уж гарантированной маскировки прихватили пару удочек, забрались сами. Люминос взялся за руль, ему не впервой было управляться на воде. Баал положил перед ним компас. Амфибия по каменистому спуску вкатилась в озеро и запустила винты. Теперь это была лёгкая и манёвренная лодка.
Камни прошли точно возле бортов, амфибия носом выкатилась в бескрайний простор. Повезло — на море сиял день, местное солнце торчало на четверти высоты, значит, можно было не торопиться. Стоял полный штиль, вода отливала розовым по белому. Что на что меняется, нельзя было понять. Мирон немедленно снял азимут на ближайший остров — плоская, немного выступающая из моря скала была как нельзя более удобна для неспешных бесед. Всё же, как хорошо, что у этой планетки имеется магнитное поле — или бы отсюда никто никогда не вернулся: переход с этой стороны не имел видимых ориентиров. Выйти на него можно было, только в точности следуя обратному курсу.
Машину не стали поднимать на скалу, просто привязали носовой швартов к трехлапому якорю, вытащенному на берег: шквалов сейчас можно было не опасаться. Баал аккуратно прорисовал мелом на камне курсовой коридор, все взошли на скалу, развернули пенки и растянулись под тёплыми лучами. Курорт!
— Мы говорили о письмах, — напомнил Калина, когда все удобно устроились.
— Да, надоедливые письма идиотического содержания. Приходящие с разных адресов, — напомнил суть Леонид.
— А я вот не получал таких писем. Как вы думаете, почему?
— Твой адрес никто не знает? — предположил Баал. — Замаскировался.
— Ответ неверный.
— Не смотрел почту, — съехидничал Леонид.
— Второй неверный ответ.
— Ладно, ты не сфинкс, и мы не Одиссеи — выкладывай. — Мирон демонстративно посмотрел на часы.
— Потому что для меня ничего не менялось.
Калина умолк, наслаждаясь произведённым эффектом. Ребята уже поняли, что он пытается им объяснить, но это понимание ещё не стало словами. Выглядели они оба сейчас весьма забавно.
— Я не получал кардинально новой информации, не менял своё состояние и образ действий. Можете ли вы сказать о себе то же самое? Я прошу вас поведать, что с каждым из вас произошло. Кто первый?
А в ответ тишина. Был слышен лишь едва различимый ритмичный плеск — лёгкие волны спотыкались о каменный лоб.
— Давайте я. — Люминос уставился в морскую даль, словно желал разглядеть там подсказку. — В Новый год Антон предупредил меня о возможности контакта.
— Так, — тут же подобрался Калина.
— Я ему не слишком поверил. Решил: будет контакт — хорошо, нет — я на него не рассчитывал. Антон тогда совершал достаточно странные поступки. Я подозревал, что болезнь прошлась по нему суровее, чем мы предполагали. Тогда же он сказал, что из-за этого я могу привлечь внимание Сил. Для меня это было во многом абстрактным понятием.
Леонид замолчал. Калина и Баал ожидали продолжения, но не торопили.
— Потом мне был сон. Он напоминал сны детства, когда я попадал в некий чёрный мир. Я снова оказался там, и меня ждали. Теперь я узнавал его или думал, что узнаю. Я знал, кого повстречал там, и понимал, зачем это было нужно: мне напомнили о том, что является моей сутью. Я не мог не верить этим снам, они повторялись, но не мог и верить тоже. Постепенно я стал ощущать присутствие за собой некой… то ли силы, то ли идеологии, нечто среднее. Я стал понимать свои поступки, которые совершал в разные времена и не мог объяснить. Те, кто начитался фэнтези, назовут такие дела тёмными, а Силу, которая оказалась за мной, — Тьмой. Но это только слова.
— Да, это только слова, — согласился Калина.
— Я решил, что это и есть контакт. Это касалось только меня, поэтому я никому не рассказывал.
— Это не совсем так. — Калина не стал продолжать. Он смотрел на Мирона.
— Для меня это был не сон, — медленно и очень тихо начал Баал. — Скорее, видение. В зоне, в один из выездов, вполне обычный, ничего выдающегося. Я как будто почувствовал себя настоящего, прежнего, каким я когда-то где-то родился. Или не рождался, не знаю, там всё было иным. Ещё я понял, что в плену здесь, на Земле, и что таких, как я — много. Возвращаться было неприятно и больно. Я ощутил свою истинную силу, тем хуже было вновь оказаться здесь.
— Ты мог бы назвать её? — задал вопрос Александр.
— Свет. — Мирон смотрел на свои пальцы. — Пожалуй, слово Свет — самое близкое.
— Ты тоже не рассказывал никому?
— Ну да. Для чего рассказывать?
