— Командиром батареи, что на Военном молу помещается, коей присвоен нумер шесть, назначается прапорщик Щеголев.
Глава третья
Шумело в голове, радостно билось сердце. Едва различая перед собой дорогу, Щеголев почти бежал по бульвару. В ушах еще звучали последние слова полковника:
— Несмотря на кратковременность вашего здесь пребывания, вы сумели показать себя исполнительным и энергичным офицером. Поэтому генерал счел возможным доверить вам самостоятельное командование. Он выражает уверенность, что с поставленной перед вами задачей вы справитесь, как и подобает русскому офицеру! — Но дальше тон менялся: — Не скрою, что мы придаем вашей батарее весьма небольшое значение и даже полагаем, что в бою она участвовать не будет, поскольку море перед ней мелко и корабли близко подойти не смогут.
Эти слова несколько смутили прапорщика. Почему батарея не будет участвовать в бою? Для чего же она устроена? Впрочем, мало ли как могут сложиться обстоятельства!..
Подойдя к краю лестницы, спускавшейся к морю, Щеголев огляделся: вон там Военный мол, на нем длинный сарай, с боку мола причален пароход «Андия».
Сбегая по ступенькам, прапорщик громко запел. Вдруг он остановился. А что, если не справится и у него отберут батарею? Нет, нет! Он низачто не отдаст батарею.
— Справлюсь, спра-а-авлюсь! — кричал юноша, пугая чаек. Вокруг не было видно никого, и можно было дать волю своим чувствам. — Моя батарея будет не хуже других, а может быть, и лучше!
На берегу лежали лодки, висели рыбацкие сети. На песке валялись рыбьи кости, блестела чешуя. Было пустынно и тоскливо.
Щеголев подошел к основанию мола и направился по нему вдоль сарая. Вот, наконец, и батарея. Прапорщик взглянул и замер: вместо грозного бастиона перед ним были кучи камня, поросшие мхом, усыпанные ракушками и птичьим пометом. Между камнями виднелись четыре какие-то полуразрушенные повозки, в которых прапорщик с трудом узнал пушечные лафеты. В стороне стояла маленькая будка. И это все. Ни пушек, ни порохового погреба — ничего!
Вокруг пронзительно кричали чайки; завывал ветер, гоня низкие тучи; с шумом набегали волны. Одна из чаек уселась у самых ног прапорщика, поглядывая на него круглым красным глазом. Казалось, птица вот-вот насмешливо подмигнет. Почему-то она напомнила Щеголеву чиновника со звездой, присутствовавшего на совете у генерала. Прапорщик со злостью топнул ногой, чайка взлетела.
«Что же делать с такой батареей, с чего начать?.. Неужели и на Карантинном молу батарея в таком состоянии? Нет, не может быть! Ведь та батарея — полковник Гангардт ясно сказал — считается основой защиты города! А Четвертая — резервная. Но здесь, собственно, нет никакой батареи. Есть только место для батареи».
— Нет! — закричал прапорщик, грозя чайкам кулаком. — Не быть по-вашему. Не будете вы тут гадить мне на пушки, слышите? А батарея все-таки будет! Ба-т-а-р-е-я б-у-у-дет!!! — старался он перекричать шум ветра. Будет, будет, будет!!!
В окне будочки мелькнуло чье-то лицо, дверь приоткрылась, и из будки высунулась голова с пышными усами, сросшимися с бакенбардами. Увидя офицера, появился и сам ее владелец — широкоплечий, коренастый солдат. Он вытянулся, приложил ладонь к шапке.
— Здравия желаю, ваше благородие!
Ответив на приветствие, прапорщик спросил:
— А скажи, братец, где тут батарея?
В душе его теплилась еще какая-то надежда: а вдруг он ошибся и его батарея не здесь.
— Да это же она и есть, — кивнул солдат на насыпи.
— Это и есть Шестая батарея?
— Так точно!
— А где же укрепления, пушки?
— Не могу знать!
— А прислуга батареи?
— Прислуга здесь, — указал солдат на будку. — Эй, ребята! Вылезайте, их благородие требуют.
Из будки один за другим вылезли три солдата и пристроились к первому.
— Это вся батарейная прислуга? Что же вы тут делаете? Чаек караулите?
Самый молодой из солдат расплылся в улыбке. Но усатый резко оборвал его.
— Чего зубы скалишь! — И строго Щеголеву:— Никак нет, ваше благородие, чаек мы не караулим; мы есть солдаты четырнадцатой артиллерийской бригады, поставлены здесь для несения царской службы...
Щеголеву стало стыдно за свое замечание о чайках. Он спросил:
— Что же все-таки вы тут делаете?
— Командира своего дожидаемся. Утречком сегодня унтер приказал идти на Шестую и дожидаться командира. А кто он будет и откуда, того не сказывал. Вот мы тут и сидим. А вы, извиняюсь, кто будете, ваше благородие?
— А я, братцы, и есть ваш командир.
Солдаты оживились.
— То-то мы смотрим, чего это ваше благородие батареей интересуетесь.
Внезапно из будки вылез еще один человек, одетый в матросскую одежду, с солдатскими усами.
Подойдя поближе, человек вытянулся и отрекомендовался:
— Отставной фейерверкер[2], ныне служитель одесской таможни Осип Ахлупин. Мы, ваше благородие, тут неподалеку живем, так я часто на молу бываю, рыбку ловлю; лодки своей не имею — так я отсюдова.
Открытое лицо отставного солдата понравилось прапорщику.
— Может быть, ты, как местный житель, объяснишь нам, куда пушки девались, где укрепления и вообще что тут такое?
— Не извольте сомневаться, господин прапорщик, это самая настоящая батарея и есть. Только с тех пор, как ее укрепляли, тринадцать лет прошло.
— Неужели тринадцать лет на батарее ничего не делали?
— Так точно, ничего. Я тут уже двадцать лет живу, все знаю... Были и мерлоны насыпаны, но их ветром сдуло да волной посмывало.
Щеголев оглянулся на кучи камня. Трудно было представить, что когда-то это были мерлоны.
— Лафетики тоже тринадцать лет под дождем и солнышком стоят, — продолжал Ахлупин. — А известно, дерево этого не любит... Оно бережного обращения требует... Вот и пропало.
— Ну, а пушки?
— Про пушки не знаю. Того не упомню, чтобы они тут были. Сказывали, что в прошлую турецкую кампанию пушки тут стояли, а куда потом делись — не знаю. Должно, увезли куда-то.
Прапорщик, за ним и все остальные, медленно пошли по молу. Щеголев внимательно осматривал все сооружения, Ахлупин старательно объяснял их назначение.
— Это вот, извольте видеть, пороховой погреб, — указал он на какие-то бревна, торчавшие из земли. — Засыпан, правда, да откопать не трудно. Своды в нем будто целые. Разве что добавить ряд бревен на крышу придется. А это пароходский сарай. Груз в нем хранится.
Окончив осмотр «батареи» и всего мола, Щеголев отпустил солдат, велев им прийти завтра с утра, а сам отправился на Карантинный мол, — хотелось посмотреть, что там делается, и спросить совета у поручика Волошинова. Его догнал Ахлупин.
— Ваше благородие, разрешите на время войны к вам на батарею, солдатом.
— Сам, голубчик, я не могу этого сделать. Но спрошу генерала, может, он и разрешит.
— Сделайте милость, ваше благородие. Останетесь мною довольны. Только чтоб на вашу батарею...
