- А нам-то, какая разница, - спросил Тарасов, - сам Горский это был или теперь его Маргарита будет?
- Маргарита? - ошарашено спросил Храмов, очнувшись, -какая Маргарита?
- Его жена - Маргарита, - пояснила Марина и опять повернулась к Палычу, - так сказать, легально, мы ее забрать не можем, никто не отдаст, так что надо выкрасть.
- А может быть все-таки, есть еще кто-нибудь, кроме тетки из дурдома, кто может занять место Грибова и помочь нам? -спросил Палыч, - а то как-то несерьезно получается.
- Кроме Маргариты? Нет, точно никого нет, - с уверенностью ответила Марина, - дочь его еще молода, ей, по-моему, лет семнадцать всего. Да ты что, ты думаешь, она, того, Ненормальная? Я тебя уверяю, с головой у нее все в порядке было...
- Его дочь? - переспросил Виктор, - в смысле, их? - Маргариты и Горского?
- Ну, да, - ответила Марина, - их дочь, Ольга. Но, в любом случае, нам не стоит вовлекать ее в мероприятия, это нецелесообразно и неэтично.
Виктор отошел и встал у окна, перед ним открывался вид изумительный своей нетронутостью, он смотрел на сквер, покрытый чистым белоснежным покрывалом. Он знал, что Антон вошел во власть, прямо или косвенно подминая под себя всех, кто его окружал, карабкаясь вверх и отбрасывая в стороны тела конкурентов. Время от времени о нем упоминали по телевизору, и Виктор, услышав его фамилию, сразу переключал канал. Значит, все-таки Антон добился своего, гаденыш, - размышлял он, понимая теперь, что тогда, во дворе дома Горского, ему не привиделось, - как же она похожа на мать... Она стояла, такая молодая, будто сама Рита, вышедшая из прошлого. Кутаясь в накидку и спрятав подбородок в мех, она провожала взглядом снегоход, увозящий ее отца, связанного и беспомощного. Да, другими были только глаза, холодные и безразличные.
- Значит, я ее видел там, в горах, - ни к кому не обращаясь, сказал Храмов.
Он пытался отгородиться от волны переживаний, но они захлестнули его и понесли в глубину лет. Он вспомнил, когда видел Риту в последний раз. Тогда, в феврале, накануне боя, который был для него последним. Их взвод ехал в походной заставе, вытягивая колонну из лагеря. Рита шла вдоль дороги к расположению медицинской роты, то широкими, то мелкими шажками, стараясь не наступать в особо глубокую грязь. Он увидел ее сразу, как только машина миновала шлагбаум, на выезде из лагеря. Она его не видела, да и как ей разглядеть лицо среди массы бойцов, скученно сидящих на броне. Остановившись, она посмотрела на проезжающие мимо машины, приложив ладошку козырьком. Рита даже не знала, что старший сержант Храмов уже месяц служит в одном с ней полку... А потом...
* * *
В те короткие минуты, когда Виктор приходил в сознание, он видел лишь хлопья снежинок, сыплющиеся сверху на его лицо. В очередной раз очнувшись, он почувствовал, что его, чуть ли не бегом, несут на руках все дальше от грохота продолжающегося боя. Стволы деревьев и тонкие голые ветви кустов прыгали вверх и вниз перед его глазами, взрывы и стрельба слышались все тише. Те, кто его нес, переговаривались по-чеченски, и мысль о плене, промелькнувшая в голове Виктора, возбудила сильное сиюминутное желание умереть, разом покончив с мучениями. Его стошнило, и он тут же потерял сознание.
Очнулся он, почувствовав, что с него стаскивают одежду. Открыв глаза, Виктор увидел бетонные стены и лестницу наверх, к свету, пробивающемуся сквозь неширокий вход в подвал. Неожиданно близко раздался взрыв, выбивший пыль из щелей, которая заполнила помещение и, клубясь, оседала на всем, что там находилось. Следом за ним, один за другим, нарастающим звуком, свистяще зашаркали падающие снаряды. Глухое эхо взрывов на несколько секунд слилось в один протяжный, заполняющий сознание гул, и тут Виктора резко отбросило под соседнюю койку, привалив упавшими плитами перекрытия.
Сознание приходило ненадолго, время от времени, иной раз Храмов не мог вспомнить, что с ним случилось, и где он, он снова проваливался в небытие.
- Ты глянь, что там, в подвале, - донесся до очнувшегося в очередной раз Храмова, голос сверху, - там... вон, видишь, ящики... какие-то.
- Как я туда залезу... тут... ноги переломать можно... -ответил ему второй.
- Да, иди ты... Я сам... - выругавшись, сказал первый и, скрежетнув автоматом о стену, стал медленно спускаться, осыпая вниз каменную крошку.
Свои, - осознал Виктор, ощущая нестерпимую боль в спине.
- Братки, помогите! - попытался закричать он, но израненная челюсть не позволила ему произнести что-либо членораздельно.
Он попытался приподняться, и радужно-черные разводы перед глазами сменились резкой ярко- красной вспышкой, тут же погасившей его сознание.
...Виктора около месяца продержали в больнице, пока он не смог объяснить, кто он такой. Сначала Храмов был в коме, потом, из-за ранения в лицо, долго не мог говорить. Восстанавливая в памяти события, он понял, что его, бородатого и одетого во что попало, утащили боевики, приняв за своего. А свои, когда нашли его под завалом, приняли за местного жителя. Так он и оказался в одной из грозненских больниц, а оттуда, по счастливой случайности, в тот же день был переправлен в Равск.
Отец умер, когда не прошло и месяца, как сообщили о Витькиной смерти. Мама, намаявшись в дрязгах с военными и гражданскими чиновниками, все продала, чтобы оплатить лечение, и им пришлось переехать. Только спустя два года, после третьей пластической операции, он смог появиться на людях. Виктор отказался от инвалидности и далеко забросил абсолютно бесполезное, позволяющее лишь заплывать за буйки, удостоверение ветерана, выбивая которое, по настоянию матери, он обтер все стены во многих учреждениях и отослал кучу писем.
Он зажил, наконец, в полную силу.
Он ничего не знал и не пытался выяснить о судьбе Риты. Обо всем, что связывало его с прежней жизнью, он постарался крепко-накрепко забыть. Иногда он ловил себя на мысли, что и вправду не помнит многого из своей жизни, некоторых моментов, имен, а иногда и целых периодов. Но надо было как-то жить дальше, решать обычные житейские проблемы и помогать сильно постаревшей матери...
- Видишь ли, Палыч, - увлеченно продолжала Марина, - когда мы ее вытащим, вернее - если мы ее вытащим, и поможем ей взять все в свои руки, она запросто вернет нас в прежнее легальное состояние, и очень легко сделать так, чтобы ни одна поганая собака впредь на нас хвост не подняла. Теперь ясно? Только тут есть некоторая сложность, Маргариту надо доставить сюда.
- Сложность, конечно, есть, но не думаю что она большая, -сказал Палыч, - а вот каким образом выполнить остальную часть твоего дерзкого плана, я никак не соображу.
- Остальную часть плана я беру на себя, - загадочно улыбаясь, ответила Марина, - если вы не в курсе, то я могу пояснить, что Маргарита, не то, чтобы принимала активное участие в делах своего супруга, а в буквальном смысле «рулила». Он лишь занимался «темной» стороной дела, и из них двоих лишь он знал истинные причины и цели всего, что творилось в «империи». Ну, так что, сможем?
На самом деле, Марина слегка лукавила, никакого плана у нее не было. Просто она очень высоко оценивала свои способности и решила, что с такой простой задачей справится на раз. Большая доля истины в этом бесспорно была, учитывая, что формирование мнений и побуждение к действию были ее профессией, которой она владела хорошо. Сведения, добытые Палычем у Горского, открывали широкое поле для маневра, он дал так много информации, что Марина, записывающая для Палыча вопросы на листочек, уже не знала, что еще спросить. Оставалась лишь одна нерешенная проблема. Марина не была уверена в достаточности имевшихся технических возможностей, и боялась каким-то образом вывести сюда, в Боровой, идущих по их следу людей.
Спустя сутки, наконец, убедившись, что поиски бесполезны, и ждать больше нечего, информационные агентства ожили. Сообщалось, что Горский, катаясь на лыжах в своей горной резиденции, пропал во время снежной бури, и что ведутся активные поиски. Марина злорадно заметила, что поиски будут вестись еще несколько дней, а вот делить имущество начнут уже завтра. Поэтому вопрос с женой Горского надо решать
