Под кривым клювообразным носом он имел широкий рот с неприятно тонкими бледными губами. По сторонам от носа — наспех проткнутые ломом дырки глаз. Сверху — что-то вроде выкрошившегося кирпичного карниза. Возможно, то был лоб. Квадратный подбородок, разделённый надвое глубокой складкой, резко выдавался вперёд. Вместо щёк — беспорядочные нагромождения выбритых до синевы булыжников. Уши и волосы скрыты от любопытствующих рамками смотрового окошка. Возраст определить трудно, но я взялся бы предположить, что лет около двадцати пяти.
Будь на моем месте голливудский агент по подбору кадров для очередного боевика, в лепёшку бы расшибся, чтобы непременно заполучить этого парня. Лучшей кандидатуры на роль отпетого мерзавца и правой руки главного злодея представить трудно. Обладателю столь кошмарной физиономии только тем и заниматься, что безнаказанно и цинично творить самые жуткие безобразия, сопровождаемые немногословными, но зловещими шутками в американских кинофильмах категории «Б». Ну а в финале показательно гибнуть от руки положительного героя — симпатичного атлета с умной, чуточку усталой улыбкой и роскошными кудрями по плечи. Смерть негодяя непременно должна быть изощрённой и являться достойным завершением долгой и зрелищной рукопашной схватки, разрушительной автомобильной гонки или многоствольной ружейной перестрелки. Между прочим, за кандидатурой на роль положительного героя агенту заокеанского синематографа тоже не пришлось бы далеко ходить. Вот он я, Ф. А. Капралов, во всей неземной красе и силе.
— …Слушаю, — сказал привратник, бесцеремонно прерывая мои мысли. Голос оказался на удивление сочным и глубоким. Никакого хрипенья и перханья, свойственного негодяям и подонкам. — Вы по делу?
— Да нет. Просто случайно проходил мимо, глядь — свет горит, двери гостеприимно распахнуты. Музыка льётся. Дай, думаю, загляну на огонёк. Вдруг меня-то как раз и ждут.
Голем широко ухмыльнулся, показав щербину на месте второго верхнего резца. У меня в голове, в районе за левым ухом продребезжал звоночек. Что-то я совсем недавно слышал о неприятном типе с крючковатым носом и дыркой во рту. Что-то крайне, крайне скверное. Я напрягся — и звоночек взорвался лихорадочным трезвоном. Милочка! Это её бил дубинкой по лицу беззубый громила. Неужто этот самый?!
Я внутренне подобрался. Эх, слишком всё просто и скоро получается. Не нравится мне это… Ладно, не будем спешить с выводами.
— Шутки я ценю, — сказал привратник, убрав с лица ухмылку. — Но, знаешь, мало удачно пошутить, чтобы я тебя впустил. — О культурном обращении на «вы» он уже забыл. — Хорошо бы узнать какую-нибудь серьёзную причину, по которой мне пришлось тащиться сюда, на базары с тобой, случайный прохожий. Есть — выкладывай. Нет — проваливай. А то у меня тут парочка ротвейлеров некормленых. Могу познакомить.
Я поднёс к окошечку визитку.
— Ваша?
— Наша… — Он, казалось, озадачился. Всего на мгновение. — Добро, входи.
Сразу за первой дверью, открывающейся наружу, обнаружилась вторая, не менее прочная, открывающаяся внутрь. Далее — длинный тамбур, оканчивающийся ещё одной дверью, видом чуть поэлегантнее внешних, но столь же мощной. Заведение вполне готово было выдержать небольшую осаду без применения штурмующими артиллерии и спецсредств.
Пара голодных ротвейлеров на поверку оказалась молодым доберманом, всего одним и, кажется, вполне сытым. От привратника пёс держался поодаль. О тёплых чувствах между ними не могло быть и речи. Казалось, только чудо удерживает их от того, чтобы немедленно не перегрызться.
'Что за дела? — захотелось спросить мне у здешнего руководства. — Где рациональное, профессиональное использование охранных животных? Того и другого'. И спросил бы, будь мне это руководство хоть на мизинец, хоть на единую фалангу мизинца симпатично.
Разглядев Голема ближе, я несколько изменил мнение о том, как с ним стоило бы поступить главному герою в предполагаемом фильме. Вряд ли великодушный красавец, похожий на любимого всеми за доброту и весёлый нрав Филиппа Капралова, смог бы хладнокровно избивать калеку, прежде чем отправить в ад. Хоть бы и такого здоровенного.
Росточком Голем меня, надо думать, не превосходил, а вот шириной… шириной — да. Что да, то да. Зело. Часть шеи и плечи у него были скрыты корсетом, который применяется при переломах ключиц, а вокруг правого колена поблёскивали хромом спицы и кронштейны страшненького приспособления наподобие аппарата Илизарова. Он опирался на крепкую клюку. Наверное, по-хорошему-то, ему рекомендовался бы постельный режим.
Куда только смотрит профсоюз?
— А всё-таки, братан, что тебе нужно конкретно? — опять заладил хромоножка. При том, обратил я внимание, кардинально изменилась структура его речи. Создавалось впечатление, что со мной теперь разговаривает недалёкий «кабан», не отягощённый более чем одной мозговой извилиной и более, чем тремя классами начальной школы. Отчего-то Голем решил, что именно такой стиль беседы наиболее точно подходит для общения со мной. «Кабан» продолжал напирать: — Центральный же офис находится не здесь. Здесь, ну, типа, база группы быстрого реагирования. — Он, похоже, считал, что я не с бухты-барахты заявился, а прицельно. Зная, чт
— Ну, не то чтобы, типа, спецом направили, — сказал я, спешно подлаживаясь под его лексику. — Так, типа, порекомендовали как-нибудь заглянуть на досуге… Врубаешься, братан? — добавил я, содрогаясь от невидимого миру смеха.
— А! Ты, стало быть, и есть тот шизанутый пародист, про которого поступала оперативная ориентировка. Мол, опасен, потому при встрече разрешается,
Я пристыжено потупился: будто мне неловко стало за свои убогие шуточки… Типа…
Голем победоносно хмыкнул. Видно было, что он доволен результатом дуэли.
— Кто направил?
— Вот бы знать, — сказал я простодушно и хлопнул доверчиво распахнутыми глазами.
Калека нахмурился и перехватил клюку поудобнее. Чтобы то есть гнать ею прохожего наглеца — да в три шеи. Доберман испуганно взвизгнул и отскочил от него ещё дальше.
— Тот человек не представился, — поспешил я уточнить. — Такой косолапый паренёк в чёрном дениме. С арматурным прутом за поясом. Он ещё на пикапе фордовском с друзьями ездит и хулиганов сурово наказывает. Народный дружинник, во как! — с немалым облегчением вспомнил я.
— А, ты про Зомби, — узнал описанного человека привратник. — Ну, проходи. Он как раз сейчас где- то здесь.
Я поднял бровь. Зомби?… Вряд ли такое имечко дали ему родители.
За тамбуром открывался уютный холл, отделанный современными, в меру дорогими материалами и освещаемый современными, в меру дорогими светильниками. Вдоль стен стояли красивые пластиковые 'под дерево' кадки с яркими искусственными растениями. Впрочем, с таким же успехом растения могли быть и настоящими. Из холла уходили в глубь здания два неосвещённых коридора. Пахло свежо и приятно, хвоей. Холл перегораживал полукругом метровой высоты прилавок, над которым свисала с потолка обойма мониторов слежения.
Хромой провожатый вошёл за перегородку и с наслаждением опустил тяжёлое тело во вскрикнувшее от непомерной нагрузки кресло. Доберман остался рядом со мной. Он уже почувствовал в посетителе хорошего парня, верного друга четвероногих, и был не прочь познакомиться поближе. К тому же у меня не было клюки. Я ласково взял пёсика за морду и немного потискал. Кобель начал пританцовывать, вилять задом и пускать слюни.
— Арден, зараза! — рявкнул на добермана Голем. — Ты с ним поосторожней, — предостерёг он меня, когда пёс отскочил в сторону. — Сначала ласкается, а потом рраз! — и яйца оттяпает. Пикнуть не успеешь. Такая сволочь подлая…
Оскорблённый Арден ворча забрался под кадку с пластмассовой араукарией, а Голем, нацепив на бритый череп наушники с микрофоном, принялся вызывать Зомби, величая его почему-то Виталей.
