Господин Фегреак сделал то, что обещал, и, как только увидел господина Д'Аржансона, рассказал ему во всех подробностях о безобразных действиях управляющего госпожи Фавар, пытавшегося подкупить ключника. Первое, что сделал лейтенант полиции — было уволить сторожа; потом он обратился к секретарю и сказал:
— Поскольку господин Фавар нарушил правила поведения в тюрьме, я прикажу перевести его в крепость Винвьен, где ему не будет лучше, чем здесь. И совершенно секретно!
Бравый Вояка поспешил отдалиться на почтительное расстояние от башен Гран-Шатле; Ибо он знал, что, как не очевидна была благожелательность к нему господина Д'Аржансона, все же иметь рядом с собой людей из полиции всегда опасно. Поэтому он решился немного передохнуть только тогда, когда оказался у самого Пале-Рояля. Тогда он вытащил из кармана послание, предназначенное шевалье де Люрбеку. Когда он ознакомился с содержанием письма, его лицо осветилось выражением глубокого удовлетворения. «Теперь, — подумал он, — я уверен, что этот иностранец втайне собирается состряпать нечто необычайное. Но, пожалуй, не стоит пока выпускать из рук такую бумагу. Фавар прав. Я думаю, как и он, что письмо нам еще изрядно пригодится».
Глава XII
О, ГОСПОДИН ФАНФАН-ГЕОРГИН, ВЫ БОЛЬШЕ НЕ ПРИВЕТСТВУЕТЕ ВЫШЕСТОЯЩИХ?
Маршал Саксонский поместил свой генеральный штаб в замке поблизости от Фонтенуа, и Фанфан, в качестве штандартоносца, тоже жил в здании служб при его резиденции.
Приезд военачальника и возобновление наступления французов вызвали во всей округе большое оживление. Начались бесконечные передвижения туда и сюда щеголеватых офицеров, вестовых, бегущих в приемные и из приемных, нарочных, несущих военные приказы, раздавался непрерывный стук лошадиных копыт и скрип карет, катящихся по мостовой большого замкового двора, возгласы солдат, разгружающих ящики с продуктами и лари с припасами под бдительным присмотром крепких парней из жандармерии. Денщики или слуги офицеров бегали от кухонь к конюшням, от конюшен — к чанам для водопоя лошадей, установленным в глубине парка, вблизи от речки, вьющейся среди тополей.
Здоровье маршала Саксонского, прибывшего уже несколько дней тому назад, не улучшалось. Ему требовались непрестанные усилия воли, чтобы нести на себе то тяжкое бремя, которое должно было обеспечить победу французской армии.
В тот момент он шел тяжелым шагом, опираясь на палку, по парадной террасе замка, направляясь в свой рабочий кабинет. С его лица не сходила гримаса страдания, которое прочертило на лбу и на щеках глубокие складки. Прошлой ночью военные хирурги сделали ему пункцию, после которой из него вышло два таза оранжевой жидкости, и, несмотря на слабость, причиненную ему этой процедурой, он сразу же возглавил заседание военного совета своих генералов.
Его штандартоносец, Фанфан-Георгин, сопровождал его до самой двери, ведущей в зал заседания. Молодой человек был бодр и выглядел прекрасно, он сохранял гордый вид, соответствующий его нарядному мундиру. Но при этом его все время угнетало ужасное беспокойство. Никаких новостей, касающихся последствий похищения Перетты, у него не было, и он изнемогал от бесплодного ожидания письма Бравого Вояки, которое принесло бы ему хотя бы какие-нибудь сведения, хоть капельку информации. Но у почтальона в сумке так и не появлялось письма для кавалера Фанфана, и каждый новый день неизвестности был для бедного юноши мучительнее предыдущего. Задумавшись, он шагал по террасе, когда лейтенант Д'Орильи прошел мимо него. Время не стерло в сознании офицера воспоминания о прелестной актрисе, и он все также ненавидел своего счастливого соперника. Приблизившись к Фанфану, который не видел, что Д'Орильи оказался поблизости, офицер окликнул его тоном, далеким от приветливости:
— Вот как, Фанфан-Георгин! Вы теперь уже не приветствуете тех, кто выше вас по чину?
Штандартоносец, очнувшийся от своих мыслей, побледнел от гнева, но, сжав кулаки, принял должную позу, пристально глядя с расстояния в пять шагов на своего лейтенанта. Маркиз не отказал себе в удовольствии продержать его некоторое время в таком положении. Потом, бросив на него презрительный взгляд, ушел, не повернув головы.
Фанфан, бледный, как смерть, смотрел, как тот уходит. В этот момент он отдал бы все на свете, чтобы быть офицером и иметь возможность отплатить хоть один раз за все оскорбления и унижения, которые уже целый год наносил ему надменный щелкопер. Но он сдержал себя и снова углубился в свои мысли, не думая больше об офицере, который быстрым шагом удалился в замок.
Как только Д'Орильи оказался в своем кабинете, туда вошел вестовой и объявил:
— Господин лейтенант, там один крестьянин просит позволения поговорить с вами. Он уже целый час ждет.
— Пусть войдет!
Солдат впустил в комнату фламандца с волосами цвета спелой ржи, с веснущатым лицом, одетого в синюю блузу, не заправленную в бумазейные штаны, а свисающую свободно. Человек поклонился и, несколько подавленный военным видом помещения, молча протянул ему запечатанное письмо.
Маркиз Д'Орильи открыл его и прочел:
«Я нахожусь в гостинице, в двух лье от вашего штаба. Я хотел бы иметь с вами разговор, чрезвычайно важный и срочный. Пожалуйста, велите оформить мне пропуск, с которым я мог бы к вам пройти!
Люрбек. «
Лейтенант нахмурил брови. Что может быть нужно от него Люрбеку? Насколько охотно и часто он с ним встречался, когда вел жизнь, полную удовольствий, настолько теперь ему не хотелось его видеть.
Молодой маркиз много размышлял с тех пор, как снова оказался в армии. Он часто вспоминал о скверных советах своего так называемого друга, приведших его на наклонную плоскость разврата. Он ясно понял, что долгая дружба с ним принесла ему больше вреда, чем пользы. Похищение Перетты и все огорчения и неприятности, к которым оно привело, были результатом его тлетворного влияния. И ему стало неприятно во время военных действий снова видеть человека, которого он теперь считал своим злым гением. Тем не менее, он не мог и не должен был забывать о том, что Люрбек однажды его выручил. Он и до сих пор был ему должен большую сумму денег, предложенную Люрбеком в момент, когда он был связан карточным долгом, что могло привести его к бесчестью и стоить ему изгнания из армии.
В его памяти всплыла фраза Люрбека: «Вы отдадите мне долг, когда выгодно женитесь!» Выгодная женитьба! Какая насмешка! В часы боев не могло быть и разговора о таких пустяках! И все же, хотя какой-то неясный инстинкт советовал ему отказать посланцу Люрбека, он, движимый силой, превосходящей его волю, все-таки принял решение, взял листок бумаги, написал на нем несколько слов, приложил печать и протянул крестьянину пропуск по всей форме на имя шевалье.
День быстро угасал. Офицер больше не думал о шевалье де Люрбеке, его отвлекло большое количество поступивших шифрованных депеш чрезвычайной важности. К вечеру, когда солнце уже садилось за гряду розовых облаков, раздались громкие клики. Робер Д'Орильи подошел к окну. От земли поднимался свет. Два ряда солдат, несших на штыках ружей зажженные тряпки, пропитанные смолой, составляли полосу огня. Две тысячи горл кричали:
— Да здравствует король!
Людовик XV сдержал обещание, данное им маршалу. Он приехал вместе с дофином, чтобы присутствовать при гигантской битве, намеченной на следующий день. Золотые бляшки на берлине короля сверкали при свете факелов. Король, в маршальской форме, вышел из кареты, сопровождаемый юным принцем, одетым в форму генерала кавалерии. И снова раздались возгласы:
— Да здравствует дофин!
Взволнованный этим величественным зрелищем, Д'Орильи не мог сдержать ликования. Раз уж сам монарх лично явился воодушевить солдат, исход битвы не мог внушать сомнений! Каждый человек в армии, от генерала до рядового, знал свой долг, и каждый выполнит его до конца. И из уст офицера вырвался крик:
— Да здравствует король!
Д'Орильи совершенно забыл о щекотливой ситуации, в которую он попал из-за Люрбека, и не думал больше ни о чем, кроме новых подвигов. Но его из царства прекрасных грез о славе вернул к действительности секретарь генерального штаба, объявив ему, что пришли новые чрезвычайно важные отправления и он нужен, чтобы тут же их расшифровать. Он тотчас же взялся снова за трудную работу, достал шифровальный ключ и расшифровал срочные донесения. Одна из депеш, самая важная, содержала
