сразу брали ее сторону, крутились вокруг нее, пока Билли не начинал кипеть.
А Тани, уверенная в любви Билли и твердая в верности ему, наслаждалась успехом у мужчин. Она еще больше расцвела, обрела еще большую уверенность в себе, стала смелее одеваться, повязывая сари так, что оно подчеркивало совершенство ее тела. Тани научилась краситься и подрисовывать губы, которые и без того были почти неправдоподобно красивы… Билли не понимал — зачем?
— Тани, — сказал он как-то, — не смотри людям прямо в глаза. Я знаю, ты это делаешь по наивности, но мужчины могут неправильно понять тебя. Могут бог знает что подумать.
Тани собрала всю силу воли, чтобы исполнить желание мужа.
Через год, когда Билли вернулся к этой теме, он потребовал:
— Слушай, Тани, мы уже говорили об этом. Перестань смотреть мужчинам прямо в глаза!
— Но, милый, что мне делать? Не могу же я разговаривать с ними и смотреть в другую сторону! К тому же у меня маленькие глазки, я ношу очки — кто там что разглядит!
А еще через год, когда Билли снова пришлось выразить свое неудовольствие, Тани огрызнулась:
— О'кэй, в глаза я им не должна смотреть? А куда прикажешь мне смотреть? В другое место?
По странной игре природы Тани до сих пор не забеременела, и это обстоятельство было источником тревоги для всего джунглеваловского клана.
Однако совершенно другое обстоятельство положило конец любовным забавам Тани и Билли, заставив их вступить в фазу матримониальной зрелости, — деньги!
Свет не видывал более скаредного мужчины, чем Билли, или более расточительной женщины, чем Тани.
Всякий раз, когда в магазин возвращали холодильник, бытовой прибор или украшение, в семье вспыхивали скандалы. Билли не мог смириться с импульсивными тратами Тани. Он терзался, он страдал, он разрывался надвое между страстной любовью к жене и страстной любовью к деньгам. Но победила главная любовь Билли — деньги.
Тани была просто не в состоянии перестать швыряться деньгами, как не в состоянии перестать чихать человек, мучимый сенной лихорадкой.
Всегда готовая к битве Джербану, которая несколько застоялась от тихой жизни, ринулась в атаку. Джербану обладала безошибочным чутьем на скандалы. Стоило ей уловить первые признаки надвигающейся ссоры, как она отправлялась погостить к молодым.
Джербану держала сторону Билли. Подливая масла в огонь, она грела у него свое неуемное сердечко. Убейте ее, чтоб она поняла эту своенравность, эту распущенность, эту расточительность. Просто грех, как ведут хозяйство современные жены… Дают повару столько денег, сколько он спросит. Как овцы, которые ничего не соображают! Слава богу, что своих внучек она по-другому воспитывала! Даже теперь, когда они повыходили замуж, Джербану не остановится ни перед чем, если потребуется вышибить из них дух мотовства и лени!
Дома Джербану донимала Путли:
— Тебе известно, что еще затевает эта дура безмозглая, эта невестка наша дорогая?
Хотя Путли старалась защищать Тани от Джербану, ей и самой не всегда удавалось удержаться от едких замечаний.
А Тани не желала сдаваться! Подумать только — эти гнусные скупердяи будут ее оговаривать и отравлять ей жизнь! Тани грозилась написать отцу о своей неудачной семейной жизни, после каждого вторжения Джербану Билли становилось все трудней утихомирить супругу. У Тани развязался язык — ее запас бранных слов был довольно жидок, но она вкладывала в них столько чувства, что Билли не выдерживал.
— Не смей так говорить о моей матери! — взорвался он праведным гневом в разгар одной из ссор.
Ссорились по-английски, лишь изредка вставляя гуджератские словечки.
— Пожалуйста, могу и не говорить об этой старой дуре! А как насчет треклятой бабушки, которая явно от мула родилась? Не затыкай мне рот, все равно я скажу, что о ней думаю. Ты посмотри, в кого она тебя превратила, — в жалкого жмота! И она еще будет оговаривать мою семью! Не желаю я терпеть все это!
— Жмот? Это я жмот? А сказать тебе, кто ты? Распущенная ты тварь!
Тани громко разрыдалась.
Эта ссора произошла на третьем году семейной жизни и ознаменовала собой конец затянувшегося медового месяца.
Тани плакала в первый раз.
Билли не выносил чужих слез.
— Только не плачь, — бросился он к жене, — ради бога не плачь! Я виноват, виноват, прости меня!
Тани услышала странный звук. Украдкой приоткрыв один глаз, она увидела, что Билли плачет, плачет так же безутешно, как она.
От изумления у Тани мгновенно высохли слезы.
Билли вытер глаза.
— Не плачь, — умоляюще сказал он. — Не могу видеть твоих слез, я сделаю все, что ты хочешь, только не плачь больше!
Тани тут же решила, что будет плакать как можно чаще.
Но когда Тани наконец забеременела, отношения супругов сразу наладились. Семейство было в восторге, Билли — просто на седьмом небе. Тани окружили заботой. Путли увешала весь дом фотографиями пухлощеких английских малышей. Стоило Тани открыть дверцы шкафа, с внутренней стенки ей улыбалась дюжина голубых глазок. В каждой комнате красовались младенцы в ямочках, а в ванной их было три штуки. Тани в зеркало не могла посмотреться, чтоб не увидеть детскую фотографию в уголке.
Родные и знакомые без конца рассказывали истории о том, как у смуглых родителей появлялись на свет белокожие дети, потому что будущие мамаши видели светленьких малюток. Тани, которая с детства наслушалась таких рассказов — как и все ее сестры, — честно старалась смотреть на фотографии. Билли относился к ним скептически:
— Все равно ребенок пойдет либо в меня, либо в Тани. Как у нас может родиться маленький англичанин?
В ответ на что Путли, или Джербану, или Хатокси немедленно начинали:
— Не веришь, да? А ты помнишь Баччал Мехту, помнишь, какая она черная? Муж, так тот просто угольного цвета. Но она верила. Все время беременности смотрела на фотографии беленьких детишек, и когда родила своего Кеки, я не поверила собственным глазам. Я была у них в доме. Кеки родился голубоглазым, представляешь, голубоглазым! Сам беленький, а волосы — как стружка!
Малыши на фотографиях все были похожи на мальчиков, но родила Тани девочку. Сначала это вызвало общее разочарование, но скоро семья утешилась тем, что девочка — на счастье. Значит, Лакшми, богиня благоденствия, покровительствует дому.
Девочка была темнокожая и болезненная, Тани не слишком ловко управлялась с ней, чем навлекла на себя новый взрыв праведного негодования родни.
Тани все делала не так. Упреки Путли носили форму добрых советов. Джербану высказывалась с полной откровенностью.
Жизнь Тани снова превратилась в ад. Когда маленькой исполнилось шесть месяцев и Тани купила для нее новый чепчик и ползунки, произошел большой скандал.
Семья дружно набросилась на Тани. В чем дело? Разве Путли разучилась вязать? Разве Джербану, Хатокси и Кати не умеют шить? Что Тани понимает о себе, отдавая предпочтение детской одежде, бог знает чьими грязными руками сшитой, перед той, что могут сделать для ребенка родные? Стыда у нее нет — бросает деньги на ветер!
В тот душный вечер Тани вызвала извозчика и поехала к Фредди. У него в конторе она дала себе полную волю и закатила настоящую истерику. Фредди привел невестку в чувство и отправил домой с уверениями, что сам наведет порядок в семейных делах.
