Паспортов у Нахапетова оказалось несколько, на имя Проскурина и Черненко в том числе. На квартире у его приятеля Теплякова, жившего с младшим братишкой, которого Нахапетов частенько выдавал за своего брата, были обнаружены искусно сделанные три сотни самых разнообразных ключей. Среди них, отдельно связанные — от склада закройного цеха. На них имелись четкие и ясные отпечатки пальцев владельца.
... — Итак, гражданин Нахапетов.
— Черненко я.
— Нет, не Черненко и не Проскурин, а Нахапетов. Имеем к вам несколько вопросов. Биографию не надо, знаем. Разные версии тоже не требуются — слышали. Будем говорить по существу. Ясно? Кому принадлежит мысль о хищении кож — вам или Кружаку?
Нахапетов криво усмехнулся:
— На бога взять хотите? Никакого Кружака не знаю.
— Ну-ну, Нахапетов. Я ведь вас предупреждал, что вести себя надо серьезно. Вы забываете, что у нас здесь Сумадзе, Бычков, Терехин, Муравицкая. Забываете и то, что вас взяли на даче у Сумадзе...
— И все-таки я здесь ни при чем.
Дедковский выложил на стол связки ключей, изъятые в квартире Теплякова:
— Узнаете?
— А чего тут узнавать? Ключи и ключи.
— Не просто ключи, а выточенные вами. А вот этими вы отпирали склад закройного цеха. Об этом между прочим свидетельствуют и оттиски ваших пальцев на ключах. Вот заключение экспертизы.
— Ловко, ничего не скажешь! — почти восхищенно проговорил Нахапетов. — А вы, оказывается, того, не лыком шиты.
— Спасибо за комплимент. Но вернемся к нашему вопросу: кто инициатор операции? Кто руководитель?
— Так вы, как мне кажется, все знаете. Зачем же воду в ступе толочь?
— Отвечайте на вопросы. Иначе разговор отложим. Дел у нас и без этого много.
— Но я не понимаю, какая разница, кто предложил, кто инициатор? Допустим — я.
— Хорошо, допустим. Откуда вы узнали, что кожи прибыли? И именно на этот склад?
— Ну, слышал.
— От кого? Где? Когда?
— Не помню.
— В ночь кражи состав из десяти порожних вагонов был задержан отправкой на станцию. Это было сделано для того, чтобы использовать задний вагон для погрузки кож. Как вам удалось задержать вагоны? Ведь диспетчерская вам вроде не подчинена?
Нахапетов молчал.
— Вот видите. У лжи всегда короткие ноги. Не надо брать на себя лишнего. У вас и своих грехов достаточно. А теперь рассказывайте.
— Вы, может, забыли про меня? — налетела Муравицкая на лейтенанта Стежкова.
— Нет, как видите, не забыли. Вопросы у нас те же, что и на первом допросе. Какие обязанности выполняли в воровской шайке? Кто возглавлял вашу группу?
Муравицкая замахала руками:
— Подождите, подождите. Я ведь не профессор какой-нибудь, чтобы так вот сразу все уразуметь... Ни в какой такой шайке я не состою. Я сама по себе.
— Откуда же меха? Может, это вы ограбили фабрику?
— Ну, что вы говорите такое? Черненко предложил мне реализовать их, эти шкуры. Мой дивиденд — десять рублей со штуки, на полу они не валяются. Я человек небогатый. Вот и все.
— Не все и не так, Муравицкая. Привез-то их вам Черненко, но не от себя, а от гражданина Кружака. И не по десять рублей за штуку ваш дивиденд, а сколько сумеете взять... Теперь расскажите о продаже туфель.
— Ну, это когда было? Весной. Он же — Черненко — принес. Пять пар.
— Один раз приносил?
— Один.
— Нет, не один.
— Ах да, еще было. Тоже, кажется, пять пар.
— А откуда вы знаете Черненко-Проскурина-Нахапетова?
— Этих я не знаю. Только Черненко...
— Это одно и то же лицо. Откуда же его знаете?
— Ну, знаю, и все.
— Вы продолжаете упорствовать, Муравицкая. А ведь хотели говорить правду.
— А я правду и говорю.
— Так откуда вы знаете Черненко?
— Один человек как-то прислал его. Вот и познакомились.
— А кто этот человек?
— Это мое личное дело. Прошу его не касаться.
— Можем, конечно, и не касаться ваших сугубо личных дел. Но прислал вам его Федор Исаич Кружак. Так ведь?
Муравицкая опустила голову.
Дедковский позвонил Стежкову и попросил зайти. Когда тот появился, он несколько торжественно произнес:
— Ну что ж, лейтенант Стежков, пойдемте к «папаше» — Федору Исаичу Кружаку. Вы готовы?
— Если можно, через, час-два, мои железнодорожники разговорились.
— Что-нибудь новое?
— Да нет, детали уточняем.
— Уточняйте, но в девятнадцать ноль-ноль двинемся.
Когда Дедковский и Стежков вошли к Кружаку, он побледнел, сердце у него екнуло, опустилось куда- то вниз, и он вдруг почувствовал, как по всему телу отдались его глухие, лихорадочно-торопливые удары.
Весь этот месяц, с тех пор как арестовали Сумадзе, Муравицкую, Черненко-Нахапетова и парней с Товарной-второй, Кружак не находил себе места. Он понимал, что развязка неизбежно приближается, и каждый день, и на работе и дома, ждал то ли звонка, то ли вызова, то ли просто визита людей из МУРа. Он не мог работать; ел, не видя, что ест; засыпал только после принятия удвоенных, а то и утроенных доз снотворного. Бывало, что он тешил себя: «В сущности, что они мне могут предъявить? До этих самых кож и лисьих шкурок я даже не дотрагивался.
Разговор с Черненко? Но я откажусь, и все. Мало ли что может придумать какой-то там прощелыга. Деньги, что брал у Сумадзе? Но расписок-то моих у него нет».
Однако мысли эти перестали успокаивать после того, как он встретился с Еленой Вольской. Всегда нежно и ласково встречавшая своего «толстячка», на этот раз она была обеспокоена и насторожена. А то, что сказала, будто острым ножом прошло по сердцу Кружака, наполнило гнетущей и уже не уходящей тревогой и страхом.
— Федюнчик, меня приглашали на Петровку. Спрашивали про серьги и брошь, что ты мне подарил. И про какого-то Сумадзе допытывались. Я сказала, что никакого Сумадзе не знаю. Что подарок этот твой...
Теперь Кружак окончательно понял, что встречи с муровцами ему не миновать и надо приводить в исполнение давно задуманное.
Документы на такой случай у него были уже заготовлены. Адрес у Сумадзе он взял тоже загодя. В Алазанской долине, на отрогах гор есть небольшое селеньице...
Федор Исаич застегивал туго набитый портфель, когда в комнату вошла жена.
