приказ их хозяина, сказал он, сэра Уолтера Рэли. Всякий, кто хоть слово обронит, будет заколот и сброшен в пучину.
Хэл следил с кормы, как маленький ялик, удаляясь от них, становился все меньше: и головы гребцов казались теперь не больше песчинок. Когда они приблизились к той, еле различимой смутной полоске, где море смыкается с небом, Хэл покачал головой — с недоумением, а также с горестью. Ему так нравилось их общество! Тот, что пониже, Ли Андерсон, был умелым фехтовальщиком и дал ему несколько уроков — ну, просто замечательных. Однако по-настоящему не хватать ему будет второго, высокого, с повязкой на глазу.
Высокий ведь спас ему жизнь. По поверью, умение плавать угрожает морякам всякими бедами, и, когда два дня назад заполоскавший парус сбросил Хэла за борт, он не сомневался, что ему конец. Он беспомощно барахтался и захлебывался, выплевывая вместе с водой предсмертную молитву. Но вдруг он почувствовал, как его грудь обвила рука и увлекла в безопасность.
На палубе исполненный благодарности Хэл осведомился об имени своего спасителя. То ли из-за холодного моря, то ли от пережитого потрясения, но одноглазый словно бы забыл, как его зовут. Открыл было рот, чтобы ответить. Но ничего не сказал, вроде бы растерявшись. Ни единого словечка. А потому Хэл ответил за него:
— Каким бы твое имя ни было, одно я знаю, клянусь Богом, ты доподлинно геро…
— И можешь сказать не только в одном смысле! — Одноглазый не дал ему докончить слово и взглянул на своего друга Ли Андерсона.
А затем, к изумлению Хэла, молодой человек расхохотался.
41
БЛУМСБЕРИ, ЛОНДОН — 3 ЧАСА 23 МИНУТЫ ПОПОЛУДНИ, НАШИ ДНИ
Дракон стоял у него на бюро.
— Крайне необычно, — сказал куратор, разглядывая статуэтку в маленькую лупу, пристегнутую к шнурку у него на шее. — Ромбовидный узор, золотая обводка… никогда ничего подобного я не видел.
— Минь, как по-вашему? — спросила Кейт.
Худой лысеющий куратор прищурился на нее.
— Китайцы почти никогда ничего к нефриту не добавляли, — сказал он, теребя желтый галстук- бабочку. — И тем более драгоценные камни. Возможно, эпоха Великих Моголов? Для точного определения мне потребуется время. Вы меня извините? — добавил он, протягивая руку к зазвонившему телефону.
Кейт и сержант Дэвис дружно кивнули.
Слушая голос на том конце провода, куратор кивал с энтузиазмом.
— Крайне заинтересовались, вы говорите? О да. Он очень красив…
Тут у него отвисла челюсть.
— Она желает…
Пуленепробиваемый лимузин плавно остановился перед чугунными позолоченными воротами. Возникли два человека в элегантных костюмах и о чем-то переговорили с шофером. Несколько минут спустя тяжелые створки распахнулись, и лимузин начал пересекать передний двор Букингемского дворца.
Кейт и сержант Дэвис сидели бок о бок сзади.
— Пусть она и не та, — сказала Кейт, повернувшись к сержанту. — Тем не менее письмо и сундучок наконец-то попадут в руки королевы Елизаветы.
— Давно пора, сказал бы я.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
Когда я начинала работать над «Интеллидженсером», то вовсе не собиралась позволить Марло пережить убийство в Дептфорде. Подобные домыслы о подделке убийства мне представлялись областью теоретиков, муссирующих идею «заговора», идею, что «Шекспиром был Марло». Однако после того, как мой бывший профессор, специалист по литературе Возрождения, изложил мне свою теорию о «Геро и Леандре» Марло — теорию, с которой читатели, если еще не забыли, познакомились в двадцать второй главе, — меня посетило вдохновение, и я изменила свое намерение.
Большинство специалистов рассматривают поэму как незавершенный отрывок — как лишь вступление к трагической повести, которую Марло так и не завершил, возможно, потому, что приступил к работе над ней незадолго до гибели. А вот мой профессор предположил, что Марло, возможно, сознательно оставил Геро и Леандра в живых. Возможно, он просто сыграл на общепринятом толковании трагической легенды и предпочел обмануть всепоглощающее ожидание роковой гибели своих главных персонажей, завершив поэму до судьбоносной бури.
Вначале меня просто заинтриговала возможность, что Марло прибег к подобному литературному приему, и я еще не подвергалась искушению проделать то же самое с моим собственным обреченным смерти персонажем. Я не хотела завершить историю моего Марло до ночи 30 мая 1593 года, поскольку предвкушала изображение все еще неизвестных событий этого таинственного вечера. Но когда несколько позднее я перечитала «Геро и Леандра», мне пришло в голову, что Марло не просто закончил поэму до ночи бури, чтобы его трагические любовники остались в ней живы. Он мог отойти от принятой версии, с особой драматичностью описать судьбоносную бурю, но изменить ее исход: позволил Леандру чуть было не утонуть, и тем не менее, выдержав схватку со стихией, все-таки доплыть до противоположного берега.
В классическом варианте этой истории Леандр каждую ночь на протяжении всего лета переплывает Геллеспонт, чтобы увидеться с Геро, а затем тонет, когда разражается свирепая осенняя буря. В версии Марло он переплывает пролив только один раз, но, на мой взгляд, поэму можно рассматривать как выжимку из мифа.
В «Геро и Леандре» Марло действительно изображается буря. Эпиграф к моей сороковой главе «На что, Леандр, безумец, ты дерзнешь?» взят из того эпизода поэмы, когда Леандр стоит у «бушующего» Геллеспонта, с тоской глядя на башню Геро. Затем он прыгает в волны, плывет и чуть не тонет: «Волна окутала его / И увлекла на дно», где он «почти уж мертв». Но тут Нептун «его со дна подъял», «Трезубцем буйство волн смирил» и поклялся, «что море зла / ему вовек не причинит». Я полагаю, буря была та самая, и Леандр избегает судьбы своего классического двойника.
Такое толкование поэмы вдохновило меня использовать тот же прием и с Марло, моим персонажем, — изобразить момент несомненной, всеми ожидаемой гибели, а затем оставить носителя трагедии в живых. Тот факт, что Нептун, бог моря, позволяет Леандру достичь берега, подбил меня ввести в «Интеллидженсера» своего рода псевдобожественное вмешательство. Гадалка, вы, возможно, помните, говорит Марло: «Без ангельского вмешательства ты не доживешь до следующего новолуния», а в конце романа Роберт Поули играет роль ангела-хранителя, помогая Марло избежать смерти, к которой его приговорил Сесиль.
Мое решение завершить историю Марло тем, как он обманывает смерть и ищет спасения в море, было подсказано и его творчеством. В «Докторе Фаусте» перед тем, как появляется дьявол, чтобы забрать мага в ад, Фауст жалеет, что не может избежать вечной кары, исчезнув в океане: «Душа, рассыпься каплями воды, / Сгинь в океане, спрячься в нем навек». А в «Эдуарде II» Мортимер перед казнью говорит о том, что «презирает мир», называет себя путешественником, отправляющимся на поиски неведомых земель.
Хотя развязка елизаветинской истории в «Интеллидженсере» подсказана более поэзией Марло, чем историческими свидетельствами, все остальное в изображении известных событий последнего месяца жизни Марло насколько возможно опирается на факты. Стихотворение, подписанное «Тамерлан», угрожавшее смертью лондонским иммигрантам, действительно ночью 5 мая 1593 года было прибито к стене голландской
