преобразование мира.
И все же, как бы он ни менялся, подумал Фрэнк, есть вещи, которые были и будут всегда: завтрак, обед, любовь, секс, солнечный свет, дождь, страх, надежда, честолюбие, мечты, удовлетворение, разочарование, победа, поражение, молодость, старость, рождение, смерть… Явились Пришельцы и Бог знает почему разрушили укоренившийся на Земле порядок; а теперь они ушли, и тоже лишь одному Богу известно, по какой причине. А мы по-прежнему здесь и должны начать все сначала; это так же неизбежно, как наступление весны по окончании зимы. Мы должны начать все сначала. Бог знает почему, да, а мы не знаем. После возвращения на ранчо надо будет непременно обсудить все это с Халидом.
— Фрэнк?
Оглянувшись, Фрэнк увидел следующего за ним по пятам Энди, но продолжал идти молча.
— С тобой все в порядке, Фрэнк?
— Конечно.
— Давай уйдем отсюда, нечего бродить среди этих людей. Я же вижу, ты не в себе. Может, тебе тоже недостает Пришельцев?
— Я же сказал, что ненавидел их. Считал их дьявольским порождением. Но да, да, в каком-то смысле мне недостает их. Никогда — понимаешь ли? — никогда я не смогу убить ни одного Пришельца,— Фрэнк повернулся и посмотрел прямо в лицо Энди.— Веришь ли, когда ты сказал, что они уходят, я пришел в ярость. После смерти отца я мечтал, что когда-нибудь сам стану тем человеком, который прогонит их, хотя и представить себе не мог, как это сделать. Но теперь, когда они растаяли в небесной голубизне, я не могу даже мечтать об этом.
— Яблоко от яблоньки недалеко падает, да?
— И что в этом плохого? — спросил Фрэнк.
— Да ничего. Энсон страстно желал войти в историю как человек, освободивший Землю от Пришельцев. И это желание просто разрывало его надвое. Разрывало надвое, да. Ты хочешь, чтобы и с тобой случилось то же самое?
— Я не такой хрупкий, как отец,— ответил Фрэнк.— Знаешь, Энди, единственными людьми, которым случилось убить Пришельцев, были Халид и Рашид, а им обоим вообще на все это наплевать. Именно поэтому они и добились успеха. А мне не наплевать, и сегодня я утратил всякую возможность сделать это, и мысль об этом выбила меня из колеи. Думаю, я в большой степени испытываю те же чувства, что и они,— он махнул рукой в сторону растерянных людей вокруг,— хотя и немного по другой причине. Им плохо, потому что они потеряли Пришельцев, которых любили, а мне — потому что я потерял Пришельцев, которых ненавидел.
— Может, тебе стоит излить на кого-нибудь свою ненависть? Иди, вытащи оттуда квислинга, и пусть эти люди повесят его на фонарном столбе. Он сотрудничал с врагом, значит, предатель, а предатели должны быть наказаны — разве нет?
— Не думаю, что убийство квислинга спасет положение.
— Что же, в таком случае?
— Для начала нужно разрушить стены. Как думаешь, много понадобится времени, чтобы это сделать?
Энди посмотрел на него с таким выражением, словно сомневался в здравом рассудке Фрэнка.
— Много. Очень много.
— Ну, так или иначе, мы справимся. Мы их построили, мы их и разрушим.
Фрэнк вдохнул полной грудью, чувствуя, что другая стена — внутренняя стена оцепенения и отчаяния — начинает рушиться и исчезает, а вместе с ней уходят в небытие неуверенность и смятение, вызванные потерей Пришельцев.
Он поднял взгляд к ясному, чистому небу: там, далеко, затеряна среди множества других та звезда, которая служила Пришельцам родным домом. Если бы мог, он превратил бы ее в пепел, так яростно пылала в нем жажда мести.
Но какая может быть месть по отношению к богам, спустившимся на Землю, до неузнаваемости изменившим ее, а потом сбежавшим, точно воры в ночи?
Другое дело — восстановить мир, сделать его таким, каким он был, и даже лучше. Вот это и станет его местью.
Кажется, сейчас он понимал, что случилось с Землей. Нашествие Пришельцев было обращенным к нам посланием вселенной. Вот только о чем говорилось в этом послании? Нам предстоит огромная работа, которая продлится сто, а быть может, пятьсот или даже больше лет — столько, сколько потребуется; и смысл этой работы состоит в том, чтобы расшифровать сообщение, полученное нами со звезд.
А тем временем…
А тем временем свершилось чудо, и мы снова свободны. И теперь, подумал Фрэнк, кто-то должен выйти вперед и объяснить людям, что же такое свобода и как ведут себя свободные люди.
И на развалинах покинутого Пришельцами мира поднимется новый.
— Мы разрушим эти стены повсюду,— сказал Фрэнк.— Я хочу объехать весь мир и посмотреть, как это будет происходить. Нью-Йорк, Чикаго, Вашингтон… А потом и Лондон, и Париж, и Рим… Я хочу побывать всюду, где они возвели их. Почему бы и нет?
Энди все еще удивленно смотрел на него.
— По-твоему, я сошел с ума? — спросил Фрэнк.— Послушай, ведь не думаешь же ты, что мы будем просто сидеть сложа руки? Когда центральная власть внезапно исчезает, это всегда очень плохо. Я читал об этом. Нам есть чем заняться, Энди. Не знаю точно, чем, но разрушение стен кажется неплохим началом. Сначала развалить их, а потом использовать для новых построек. Разве это похоже на безумие, Энди?
Не дожидаясь ответа, Фрэнк быстро пошел прочь.
— Эй! — окликнул его Энди.— Куда ты?
— К машине. Хочу вернуться к стене и посмотреть, как блоки соединены между собой. Тогда будет легче сообразить, как ее разрушить.
Энди не двинулся с места, глядя в быстро удаляющуюся спину Фрэнка.
Наверно, все это время он недооценивал его, считая весьма поверхностным парнем, одним из сонма других, светловолосых, голубоглазых и почти неразличимых, которыми было наводнено ранчо. Нет, подумал Энди, это ошибка. Фрэнк отнюдь не такой. Фрэнк станет тем, кто из оставленного Пришельцами хаоса построит нечто. Что именно? Трудно сказать. Наверняка сейчас даже сам Фрэнк не знает, что собирается делать. Но он даст миру второй шанс. Или окончательно погубит его…
Энди усмехнулся и медленно покачал головой.
— Кармайкл,— пробормотал он.
Фрэнк уже сидел в машине. Энди понял, что, промешкай он еще немного, и Фрэнк уедет без него.
— Эй! Фрэнк, подожди, я с тобой!
[1] Хутч — самодельный, чаще пальмовый виски.— Здесь и далее примечания переводчика.
[2] Так называли американских военных во Вьетнаме.
[3] Да (ФР.).
