захотелось увидеть доктора Топалова.
– Вы хорошо выглядите, – сказал он. – Куда лучше, чем в прошлый раз, конечно.
Еще и конечно! Интересно, откуда он это взял – догадался по блеску в глазах, что ли? Или по тому, как виновато я пожал ему руку? Он явно обрадовался, увидев меня, и даже встал, чтобы поздороваться. Но поскольку я молчал, он заговорил первым:
– И все-таки что-то произошло, правильно?
– Да, есть кое-что, – ответил я.
И подробно рассказал ему обо всем. В том числе и о нашем разговоре с Лидией. Он слушал, не перебив ни разу, и потом сказал:
– А теперь я попрошу вас вспомнить как можно точнее. В то время, когда вы видели все это как живую действительность, было ли в вас какое-либо чувство? Чувство к женщине например. Все-таки она была вашей, простите, любовницей; тут трудно остаться равнодушным.
– Я был совершенно равнодушен! Вернее, бесчувствен!
Он откинулся на спинку стула, явно шокированный моим решительным ответом. Потом тихонько пробормотал:
– Любопытно… Очень любопытно…
– Что именно? – сдержанно поинтересовался я.
– Да ведь здесь – ключ к весьма важной научной проблеме. Существует ли память чувств? Любой нормальный человек скажет вам: конечно, существует, а как же! Каждый помнит свою первую любовь. Или ужас, пережитый во время бомбардировки… Но наука склонна отвечать на этот вопрос отрицательно. Она считает, что эмоция – совсем непосредственное явление, которое возбуждается и угасает. А то, что мы принимаем за эмоциональное воспоминание, по существу, – заблуждение. Наша память, или наше воображение, восстанавливает факты или обстоятельства, в которых возникла эмоция, и она появляется снова. Конечно, уже слабее и бледнее, чем в действительности.
– Это неверная теория! – решительно заявил я. Он с любопытством взглянул на меня.
– Почему вы так считаете?
– Я ничего не считаю. Просто чувствую.
– Но чувство – еще не разум!
– Откуда вы знаете?
– Так утверждает наука.
– Простите, вы что, принимаете меня за кретина? – раздраженно спросил я. – Какое же доказательство – ваша наука? Сегодня у нее одно, завтра – другое.
Топалов чуть заметно усмехнулся.
– Ну хорошо, чем же вы объясняете эту свою бесчувственность? В данном конкретном случае? Во время вашего… видения?
– Да своим состоянием! Просто где-то порвана эмоциональная связь. Как в телевизоре, например: изображение есть, а звука нет, или наоборот.
– Вы мне все больше нравитесь! – искренне заявил он.
Но я не обратил на это внимания, и он продолжал:
– Вы мне действительно нравитесь! У вас начинают возрождаться те самые чувства, о которых мы говорим. С каждым днем все заметнее. Интересно, что с особой силой они проявляются тогда, когда вам противоречат. По-видимому, вы были очень самоуверенным и самолюбивым человеком.
Он не заметил, какое сильное впечатление произвели на меня его последние слова. Но я постарался не выдать себя.
– Хорошо, давайте дальше, – сказал я. – Наука утверждает, что чувство всегда непосредственно. Допустим. Откуда же оно берется?
– Во всяком случае, не в коре головного мозга, где сосредоточена высшая сознательная деятельность. А откуда-то из глубин подкорки. Из тех пластов, которые так мало изменились за последние десятки, даже сотни миллионов лет, – скажем, с эпохи рептилий.
Должен признаться, это была неприятная неожиданность.
– А кто видел мозг динозавра?
– Существуют данные…
– Хорошо, не будем спорить. Отрицается ли всякая связь между корой и глубокой подкоркой?
– Нет, никоим образом. В этом-то и драма человеческого сознания. Оно все еще подвержено нашествиям из подкорки. В нем хозяйничают чувства динозавров.
– Не понимаю, – заметил я. – Какие чувства? Ведь памяти чувств не существует?
Мой доктор явно не был готов к такому простому возражению. Поразмыслив, он пояснил:
– Речь идет о нагонах… Особенно об инстинктах… Я тогда не знал, что поймал его врасплох. Я не мог оспаривать вещи, смысла которых не понимал. А насколько в них разбирается наука, мне не было известно.
– Хорошо, оставим так называемые атавистические чувства, – заявил я. – Не буду называть их человеческими, потому что я не уверен, что они присущи только человеку. По-моему, гораздо чаще чувство вызывает воспоминание, а не наоборот. И наука, как всегда, путает причину со следствием.
