— Говорить правду! — предупредила Иньянна.
— Признаем обвинение. Но это было давно. Если мы оскорбили вас, готовы полностью возместить убытки.
— Оскорбили? — расхохоталась Иньянна.— Скорей уж сослужили великую службу. Я, Иньянна Форлэйн, лавочница из Велатхуса, которую вы надули на двадцать роалов, стала Иньянной из Ни-мои, владелицей Ниссиморн Проспект, по воле Дивине.— Она кивнула страже: — Отведите эту парочку к прокторам и скажите, что доказательства я представлю позже, но прошу отнестись к ним снисходительно — месяца три исправительных работ или что-нибудь в этом роде. После возьму к себе на службу.— Она махнула рукой, и их увели. Иньянна повернулась к хозяину лавки.— Сожалею о случившемся. Значит, гербы города стоят десять роалов за штуку? А что вы скажете о тридцати роалах, если добавить резьбу вот по этим кругам?..
Десять
Вориакс и Валентайн
Из всего, что узнал Хиссун, история Иньянны Форлэйн больше всего тронула его сердце. Отчасти потому, что жила она в его время и мир ее не казался таким чуждым, как мир художника или Тесме. Но главная причина заключалась в том, что чувства Хиссуна были созвучны чувствам современницы из Велатхуса, ведь и лавочница начинала практически с нуля, лишившись всего, но тем не менее достигла могущества, величия и богатства. Старая истина: Дивине помогает тем, кто помогает себе сам, а Иньянна своими делами, вернее, отношением к жизни, внушала уважение. Конечно, счастье ей улыбнулось — привлекла внимание нужного человека в нужный момент, но разве у других не может быть так же? Во всяком случае, Хиссун, сам оказавшийся в нужное время в нужном месте, когда Властитель Валентайн несколько лет назад одиноко скитался по Лабиринту, верил в это. Но мог ли он рассчитывать на что-нибудь выше места писца? Да! Пусть ему уже восемнадцать и делать карьеру поздновато — перед ним пример Иньянны Форлэйн. Почему Властитель Валентайн, прибывший в Лабиринт на прошлой неделе, не может послать за ним в любую минуту? Он может вызвать его и сказать: 'Хиссун, ты уже достаточно послужил в этом грязном месте. Хочешь жить у меня в Замке Горы?' Разумеется, да! Но он пока не слышал подобных предложений от Венценосца и вряд ли услышит. Несмотря на свою богатую фантазию, Хиссун никогда не тешил себя несбыточными мечтами. Поэтому продолжал исполнять свою работу и осмысливать то, что познал в Счетчике Душ… И вот настал день, когда маленький писец принялся искать в хранилище запись Властителя Валентайна. Это была дерзость. Разумеется, опасно искушать судьбу: он бы не удивился, если бы вспыхнул свет, зазвенела тревога и стража схватила юного наглеца, без малейшего трепета проникшего в душу самого Венценосца? Самое же непостижимое заключалось в том, что механизм буднично выдал ему запись Властителя Валентайна, сделанную очень давно. Хиссун не колебался…
Их было двое, широкоплечих, высоких и сильных, с черными блестящими глазами; держались они так, что любой сразу догадывался — братья. Но в то же время очень разные. В одном осталось еще что-то мальчишеское, и это видно по чуть заметной поросли бородки и гладкому лицу, по теплоте и озорству в глазах. Старший казался более сдержанным, более суровым, более властным, словно нес на плечах какое-то бремя, наложившее свой отпечаток. И в самом деле: Вориаксу из Халанкса, старшему сыну Канцлера Дамандайна, еще в детстве объявили, что он станет Венценосцем. А Валентайну предсказано, что после брата он займет его место. Но сам Валентайн не питал никаких иллюзий относительно этого — обычные комплименты младшему сыну высокопоставленного лица. Вориакс старше на восемь лет, и, вне всякого сомнения, если кто и отправится в Замок Горы, то это будет он. Их отец, Канцлер Дамандайн, был одним из ближайших советников Властителя Тивераса и тоже мог претендовать на роль следующего Венценосца. Но когда Властитель Тиверас стал Понтификом, то провозгласил Венценосцем Молибора, правителя Бомбифэйла, города у подножия Горы. Никто не возражал, несмотря на то, что Молибор, человек довольно резкий, более интересовался охотой и развлечениями, нежели был озабочен тяжким бременем власти. Валентайн тогда еще не родился, но Вориакс рассказывал, что отец никогда ничем не выдал разочарования, когда трон получил посторонний человек, хотя он подходил для него лучше всех.
Валентайну очень хотелось знать, поступит ли Вориакс столь же благородно, если ему откажут в венце звездного взрыва вопреки всем обещаниям и провозгласят Венценосцем кого-нибудь из высокопоставленных особ — Элидата, например, или Морвойла, или Тунигорна. Иногда Валентайн шепотом произносил их имена, объединяя с высоким титулом, чтобы проверить на слух: Властитель Элидат, Властитель Тунигорн. Властитель Морвойл, Властитель Вориакс и даже — Властитель Валентайн. Но подобного рода глупые фантазии редко приходили на ум. Валентайн не желал занимать место брата, но очень хотел, чтобы именно Вориакс сделался Венценосцем, когда придет время Молибору стать Понтификом.
Но сейчас сложная путаница дворцовых перестановок была далека от Валентайна. Они с братом находились на отдыхе у подножья Горы. Поездка долго откладывалась, так как в позапрошлом году, развлекаясь со своим другом Элидатом в лесах пигми под Амблеморном, Валентайн сломал ногу и лишь недавно оправился для столь далекого нового путешествия. Это последний длительный отдых Валентайна, ему исполнилось семнадцать и предстояло войти, в группу княжичей, из которой обычно набирались Венценосцы и правители городов, предстояло многому учиться, после чего начиналась бесконечная работа.
Он ехал с Вориаксом, который под благовидным предлогом присматривать за братом удрал от своих обязанностей в Замке и радовался этому, как мальчишка. От семейного дворца в Халанксе до ближайшего города удовольствий Верхнего Морпина можно было добраться на Колеснице Джаггернауна по силовым тоннелям, но Валентайну хотелось прокатиться на зеркальных катках. Он высказал свое пожелание, намекнув, что намерен испытать сломанную ногу; по лицу Вориакса понял, что тот сомневается, сумеет ли брат справиться, но он был слишком тактичен, чтобы высказывать опасения вслух.
Когда они неслись вниз, Вориакс держался возле Валентайна, подстраховывая. Валентайну это не понравилось, и он отъехал на несколько шагов. Вориакс не отставал; так продолжалось до тех пор, пока Валентайн не оглянулся.
— Боишься, что упаду?
— Совсем нет.
— Тогда чего прилип? Сам боишься грохнуться? — Валентайн расхохотался.— Не волнуйся, я успею тебя подхватить.
— Какой ты у нас рассудительный, брат,— улыбнулся Вориакс в ответ. А затем катки развернули зеркала, и больше не осталось времени для шуток. Какое-то мгновение Валентайн чувствовал скованность (зеркальные катки не для калек, а после перелома осталась легкая, приводящая его в ярость хромота), но он быстро поймал ритм и выпрямился, великолепно балансируя даже на самых бешеных виражах, и когда, крича во все горло, пролетел мимо Вориакса, то заметил, что тревога исчезла с лица брата. Тем не менее, суть эпизода заставила Валентайна о многом подумать, пока они спускались до Тентага, где любовались празднеством деревенских танцев, а потом до Эрсад Гранда, Минимэйла и через Гимкандэйл до Фьюрибла, города каменных птиц. Обычно, пока они ждали начала скольжения зеркальных катков, Вориакс держался как любящий страж, и его забота о безопасности младшего казалась Валентайну чрезмерной и неуместной, но он понимал, что Вориаксом движет братская любовь, и не корил его.
После Фьюрибла они миновали Бимбак Восточный и Бимбак Западный, задержавшись в обоих городах, чтобы полюбоваться двойными башнями в милю высотой, вид которых заставлял даже самых чванливых хвастунов чувствовать себя ничтожными муравьями. За Бимбаком Западным пересели на маунтов и выбрали путь, ведущий к Амблеморну, где десять бешеных потоков сливались, образуя могучую реку Клайга. На нижнем склоне Горы со стороны Амблеморна находилось плоское пространство в несколько миль в поперечнике с плотной меловой почвой, и деревья тут не превышали роста человека и толщины
