настоящему счастлив!
— Я — Коронованный! Святая обязанность Коронованного лично предстать перед народом, которым он правит. Это мой долг перед ними.
— А какой у тебя долг перед собой?
Он пожал плечами:
— Я прошу тебя, милая. Даже если мне уже все наскучило, а это так, я не стану отрицать, во сне я слышу речь, вижу нескончаемые шествия жонглеров и акробатов, тем не менее никто еще не умер от скуки. Крестный ход — моя обязанность. Я должен продолжить его.
— Отмени хотя бы поездку в Зимроель. Один материк — более чем достаточно. Возвращение в Замок отнимет у тебя месяцы, если ты будешь останавливаться в каждом крупном городе, встречающемся на пути. А потом — Зимроель, Пилиплок, Ни-моя, Тил-омон, Нарабал, Пидруид — это займет годы,
— Валентайн!
Он медленно покачал головой.
— У меня обязательство перед всем народом, не только перед теми, кто живет в Альханроеле, Карабелла.
Взяв его за руку, она сказала:
— Я это понимаю. Но может быть, ты требуешь слишком много от себя. Я прошу еще раз — исключи Зимроель из путешествия. Ты сделаешь это? По крайней мере, ты подумаешь об этом?
— Я бы вернулся в Замок Горы сегодня вечером, если бы мог. Но я должен продолжать. Я должен.
— Сегодня ночью в храме ты надеешься поговорить со своей матерью Леди, не так ли?
— Да,— сказал он,— но…
— Обещай мне тогда. Если твои мысли дойдут до нее, спроси ее, нужно ли тебе ехать в Зимроель. Пусть ее совет ведет тебя в этом, как это было много раз. Ты спросишь?
— Карабелла!..
— Ты спросишь ее? Только спросить!
— Хорошо,— согласился он.— Я спрошу. Это я могу обещать.
Она шаловливо посмотрела на него:
— Я кажусь сварливой женой, Валентайн? Мучая и изводя тебя таким образом? Я делаю это из любви, ты знаешь?
— Это я знаю,— сказал он, тесно прижимая и удерживая ее.
Они больше ничего не говорили, поскольку было уже пора готовиться к путешествию на Алазорские высоты к храму Леди. Сумерки опускались, когда они начали подъем по узкой извилистой дороге, и огни Алазора сверкали позади них, как миллионы ярких жемчужин, в беспорядке разбросанных по равнине.
Иерархиня Амбаргарде, высокая, царственного вида женщина с пронзительным взглядом и светлыми блестящими волосами, встречала Коронованного в воротах храма.
В то время как испытывающие благоговейный страх прислужники выглядывали поглазеть, она кратко и тепло приветствовала его,— он был, сказала она, первым Коронованным, который посетил храм с того времени, как приезжал лорд Тиверас в свой второй крестный ход. Она провела его через красивый сад, пока не стал виден сам храм — длинное одноэтажное здание, построенное из белого камня, без украшений, расположенное в просторном, цветущем саду благородной непритязательности и красоты. Его западная стена полумесяцем изгибалась по краю утеса и была обращена к морю; его внутренняя сторона расстилалась крыльями под острым углом к востоку.
Валентайн прошел через крытую галерею на маленький балкон, который, казалось, как бы подвешен в космосе, находясь на самом краю утеса. Здесь он долго стоял в молчании, рядом с ним — Карабелла и иерархиня. Слит и Тунигорн стояли поблизости. Было удивительно тихо, он ничего не слышал, кроме натиска холодного свежего ветра, который безостановочно дул с северо-запада, и слабого трепетания розовой мантии Карабеллы. Он смотрел вниз на Алазор. Морской порт лежал у основания утеса, его необъятная территория так далеко растянулась на север и на юг, что он не мог видеть его границ. Темные стрелы длиннющих авеню сходились с далекой едва различимой линией бульваров, где шесть гигантских обелисков поднимались к небу: могила лорда Стиамота — победителя метаморфов. За ними — только море, темно- зеленое, окутанное низко стелющимся туманом.
— Идемте, милорд,— сказала Амбаргарде.— Последний отблеск дня уходит. Позвольте проводить вас в вашу комнату.
Этой ночью он будет спать один, в простой, без роскоши маленькой комнате, примыкающей к обители. Не будет он ничего ни есть, ни пить, кроме сон-вина, которое раскроет его мысли и сделает их доступными для Леди. Когда Амбаргарде ушла, он повернулся к Карабелле и сказал:
— Я не забыл о своем обещании, любимая.
— Я это знаю, Валентайн, я молю, чтобы она сказала тебе повернуть назад, к Горе!
— Подчинишься ли ты, если она не скажет?
— Как я могу не подчиниться, что бы ты ни решил? Ты — Коронованный. Но я молюсь, чтобы она велела тебе повернуть назад. Приятных снов, Валентайн.
— Приятных снов, Карабелла.
Она ушла. Он постоял немного у окна, наблюдая, как ночь окутывает берег и море. Где-то на западе отсюда, он знал, лежит Остров Сна, который был имением его матери, далеко за горизонтом, дом этой милой и благословенной Леди, которая дала миру мудрость, как он это представлял. Валентайн напряженно вглядывался в море, высматривая в тумане и сгущающейся тьме, словно он мог увидеть, блестящие белые бастионы известняка, на которых лежал Остров.
Потом он разделся и лег на простую кровать, которая была здесь единственным предметом мебели, и поднял кубок с темно-красным сон-вином. Сделал глубокий глоток сладкой густой жидкости, потом еще, и снова лег, впадая в состояние транса, которое открывало его мозг импульсам, идущим издалека, и закрыл глаза в ожидании сна.
— Приди ко мне, мама. Это Валентайн.
Вялость овладела им, и он скользнул в легкий сон.
— Мама…
— Леди…
— Мама…
Призраки плясали в его голове. Тонкие, вытянутые образы, тела прорывались, как пузыри сквозь отверстия в земле, и спиралью завивались вверх к вершине небосвода. Призрачные руки, тянулись от стволов деревьев, желтые глаза раскрывались у каменных глыб, и реки обрастали волосами. Он наблюдал и ждал, скользя все глубже и глубже в царство сновидений, все время толкая вперед свою руку к Леди.
Потом появился проблеск ее, сидящей возле восьмиугольного бассейна в своей комнате из прекрасного белого камня во внутренней обители Острова. Она склонилась вперед, будто изучала свое отражение. Он плыл к ней и парил прямо позади нее, смотрел вниз и видел знакомое лицо, мерцающее в бассейне, темные блестящие волосы, полные губы и теплые любящие глаза, за одним ухом, как всегда, цветок, серебряный ободок на лбу. Он нежно произнес: 'Мама. Это Валентайн'.
Она повернулась лицом к нему. Но лицо, которое он увидел, было лицом незнакомки: бледное, измученное, хмурое, озадаченное лицо.
— Кто вы? — прошептал он.
— Как! Ты знаешь меня! Я Леди Острова.
— Нет… нет…
— Совершенно определенно, это так.
— Нет.
— Зачем ты пришел ко мне сюда? Ты не должен был этого делать, поскольку ты Понтифик, и скорее мне следовало прийти к тебе, чем тебе ко мне.
— Понтифик? Ты хочешь сказать — Коронованный.
— О, я так сказала? Тогда я ошиблась.
— А мать моя? Где она?
— Это я, Валентайн.
