— Но ведь у нас есть ковер! На днях я возьму его из химчистки.
— Это не ковер! — сказал сердито Радослав. — Это тряпка. Вчера я был у Становых, какая у них в комнате красота. Без хорошего ковра дом не дом.
— Глупости, сейчас это не модно, — сказала Лора. — Сейчас у всех паласы.
— Ты меня не учи! — повысил голос Радослав. — А отвечай на вопрос. Попросишь деньги у отца или нет?
Жена нахмурилась.
— Деньги лежат на книжке не у отца, а у матери.
— Ну и что?
— Прекрасно знаешь что — она скорее умрет, чем даст деньги.
— А зачем ей жизнь? — спросил презрительно Радослав. — Кому она нужна, дармоедка!
Что-то странное произошло с Лорой — она побледнела так, что казалось, сейчас упадет в обморок. Но ответила мужу спокойным, ледяным тоном:
— Если уж говорить о дармоедах, то большего дармоеда, чем ты, я в жизни не видала. Ничтожество!
— Это я-то ничтожество? — Радослав не верил своим ушам. — Ты совсем рехнулась. Да в министерстве нет человека более уважаемого и ценимого, чем я.
— А почему им тебя не ценить? — крикнула, выходя из себя, Лора. — Кто же не ценит своего лакея. Лишь бы служил исправно!
— Да ты что, рехнулась? — взорвался Радослав, ощущая, как что-то обрывается, вернее, ломается, лопается у него внутри.
Он стоял все с тем же важным и грозным видом, но чувствовал, что если б его проткнули сейчас чем- то острым, раздался бы резкий и неприятный звук, и он, лопнув, шмякнулся бы на пол, как выпотрошенный свиной пузырь.
— Стыдись! — все с той же яростью продолжала Лора. — Ты уже не человек, ты — пресмыкающееся! Неужто у тебя не осталось ни капли человеческого достоинства?
И в тот самый момент, когда Радослав собирался ей ответить, произнести какие-то бессмысленные, но смертельно обидные слова, случилось нечто необыкновенное. Он увидел перед собой сына.
Лицо у мальчика было удивленное — он, несомненно, слышал последние слова матери.
— Что тебе здесь нужно? — зло спросил Радослав. — Как ты сюда попал?
— Как попал? — переспросил мальчик. — Я могу становиться невидимым и входить, куда захочу…
— Марш отсюда! Хулиган этакий!
И, замахнувшись, Радослав сделал шаг к сыну, но Лора решительно встала между ними.
— Тронешь ребенка — пеняй на себя! Ты меня больше здесь не увидишь!
Радослав почувствовал, что она может выполнить свою угрозу, и злость его сменилась страхом. Он осознал, что бесконечно слаб и беспомощен, что он, пожалуй, и вправду ничтожен. Но как бы ни был он слаб, он мог обойтись без жены, особенно без такой. Однако что скажут ОНИ? Что ОНИ подумают? Кто будет уважать человека, которого бросила собственная жена? А если она и впрямь испортит ему репутацию, что от него останется?
— Какой кошмар! — сказал Радослав глухо. — Для кого я строил этот дом? Неужели для себя? Да для тебя же, для вас!
Он понимал, что лжет. Всего несколько минут назад он и сам верил в это, но теперь понял, что это ложь. Лора взяла мальчика за руку, вывела из комнаты. В ту ночь она спала на диване в большой комнате, на следующую — перешла в так называемую «детскую». А кровать Валентина перетащила к мужу. Радослав угрюмо молчал, наблюдая за перестановками. Он был готов пасть на колени, просить прощения, обещать все, что угодно. Но сознавал, что это абсолютно бессмысленно. Не было на свете силы, которая заставила бы ее относиться к нему по-прежнему. Она даже не пожалела бы его, она уже переступила эту горькую черту. Могло случиться и худшее — она действительно могла уйти. А именно ее ухода он смертельно боялся. Он разговаривал с ней только по необходимости, и в доме воцарился зыбкий и тягостный мир. Только мальчик, занятый своими мечтами, казалось, ничего не замечал.
6
Нет, неправда, он все понимал. Более того, он сердцем угадал, чего испугался отец. Что может быть ужаснее, когда мать уходит из дома? Естественно, она возьмет его с собой, но разве хорошо бросать отца одного? Какое испуганное было у него лицо, когда он прокричал ему эти обидные слова.
Ничего, он будет спать в одной комнате с ним, ничего страшного. Но вскоре мальчик убедился, что это очень неприятно. Первое время отец подолгу не засыпал. Но потом он вроде бы успокоился, и, стоило ему положить голову на подушку, он начинал храпеть.
Конечно, мальчику никто не мешал мечтать днем. Он часто оставался один и мог заниматься чем угодно. К тому же его фантазия стала уже не такой буйной. Выдумывать труднее, чем играть на улице в обыкновенные детские игры. Теперь новые мечты возникали у него реже. Он возвращался к старым, чем-то дополняя их. Интереснее добавлять к старому, чем изобретать новое.
Но все-таки лучше мечталось ночью, когда утихал шум и гасли огни. Он с нетерпением ждал той минуты, когда сможет скользнуть в прохладную постель, точно в праздничный зрительный зал. Занавес раздвигался, на экране возникали пока еще смутные образы, очертания. И тут отец начинал храпеть. Как ни старался мальчик не слышать храпа, эти звуки отгоняли мечты. Разрушали замки, убивали принцесс, превращали все в безобразную груду холодных углей. Прошло несколько дней, потом неделя, другая, мальчик надеялся привыкнуть. Наконец даже невнимательная Лора заметила, что с сыном происходит что- то неладное.
— Что с тобой, мой мальчик? — спросила она. — Отчего у тебя такой грустный вид? Может, ты скучаешь по старой квартире?
— Нет, мамочка!
— Тогда в чем же дело?
Валентин тяжело вздохнул и тихо ответил:
— Мамочка, я хочу опять спать в своей комнате.
— Почему, мой мальчик?
— Папа ночью храпит. И мешает мне думать…
Мать поняла его. Она помнила, как в детские годы, лежа по ночам с открытыми глазами, видела свои самые прекрасные сны.
— Не волнуйся, мой мальчик, — сказала она. — Перенесем твою кроватку в мою комнату. Хорошо?
— Хорошо! — воскликнул мальчик.
Впрочем, он знал, что это не так уж хорошо. Все-таки в мечты вторгался новый человек, а каждый новый посторонний человек портил зрелище. Но другого выхода не было, надо было примириться, привыкнуть.
Узнав новость, Радослав нахмурился. Он не очень нуждался в сыне. Но его беспокоило поведение Лоры. Уж не хочет ли она перетянуть сына на свою сторону и уйти вместе с ним?
— Зачем тебе Валентин? — спросил он недовольно. — Что ему, плохо со мной?
— Ты храпишь! — ответила Лора резко. — Он не может спать!
— Я храплю? — спросил возмущенно Радослав. — В жизни не храпел.
— Всегда храпел! — ответила она. — Не успеешь лечь, как начинаешь храпеть. И храпишь до самого утра.
— Неправда! — сказал сердито Радослав. — Ты это сейчас нарочно придумала.
— Зачем, по-твоему?
— Откуда мне знать? Может, чтобы испортить мои отношения с сыном.
— Валентин сам меня попросил… Может, скажешь, что мы сговорились?
