балконам Вильдивара в сторону двора Пинитора. Из ворот внутреннего Замка на дальний конец галереи вышел корональ лорд Деккерет в великолепном официальном одеянии. Он, как всегда в эти дни, был окружен небольшой группой людей важного вида — своими приближенными. И Фулкари шла прямо к нему. Ей просто некуда было деться; они неизбежно должны были встретиться нос к носу.
С тех пор как Деккерет взошел на трон, они не обменялись не единым словом. Она и видела-то его всего лишь несколько раз, да и то издалека, при исполнении ею придворных обязанностей, традиционных для молодых женщин из знатных семейств. А Деккерет почти не смотрел на нее. Вернее, вел себя так, будто она была невидимкой. И она тоже избегала любой возможности встретиться с ним. Однажды во время королевского приема в большом тронном зале, когда казалось, что корональ, направляясь к трону, неизбежно должен будет столкнуться с нею, она все же успела скрыться в толпе, прежде чем Деккерет успел подойти на несколько шагов. Она боялась того, что он мог бы сказать.
Для каждого было очевидно, что, независимо от того, какие бы отношения ни связывали их раньше, все позади. Возможно, он не желал облекать расставание в словесную форму, но Фулкари нисколько не сомневалась, что так оно и есть И только то, что он до сих пор не удосужился объявить ей о разрыве, помогало ей сохранять в сердце какую-то надежду. Хотя, конечно, она знала, что это глупо и на самом деле надежды нет никакой.
Они были близки в течение трех лет, а теперь вовсе не разговаривали друг с другом. Ну что тут могло быть неясного? Деккерет предложил ей выйти за него замуж, а она отказалась. Вот и все. А была ли необходимость, — спрашивала она у себя, — формально подтверждать то, что и так было всем совершенно ясно?
А сейчас он находился в сотне ярдов от Фулкари и шел прямо к ней.
Интересно, он и здесь, в этой узенькой галерее, будет притворяться, что не видит ее? Это было бы мучительно, подумала Фулкари. Получить такое оскорбление перед Динитаком, и принцем Теотасом, и министрами совета Дембитавом и Вандимэйном, и еще какими-то людьми! Причем она сама во всем виновата—в этом не могло быть никаких сомнений, и тем не менее мучительно чувствовать себя брошенной королевской любовницей. Нет, даже не королевской. Они с Деккеретом последний раз занимались любовью, когда тот еще не был короналем. Так что она всего лишь любовница нового короналя из тех времен, когда он еще был обыкновенным придворным, частным лицом, — одна из великого множества женщин, побывавших в его кровати за эти годы.
Она решила, что так думать о себе ни в коем случае нельзя: «Я вовсе не простая отвергнутая любовница. Я — леди Фулкари Сипермитская, в чьих венах течет кровь короналя лорда Махарио, который правил в этом Замке пять столетий тому назад. А что пять столетий назад делали предки лорда Деккерета? И вообще, знал ли он их имена?»
Теперь их с Деккеретом разделяло не более пятидесяти футов. Фулкари смотрела прямо на него. Их глаза встретились; только большим усилием воли она заставила себя не отвести взгляд.
Деккерет казался напряженным и усталым. И еще настороженным. Он очень мало напоминал того веселого, открытого, легкомысленного человека, который три последних года был ее любовником. Было видно, что он испытывает большое напряжение. Его губы были сжаты, лоб нахмурен, а в левой щеке угадывалось какое-то подергивание, вроде тика. Было ли все это проявлениями утомления от его новых ответственнейших обязанностей или же просто реакцией на затруднение, в которое он мог попасть вследствие этой случайной встречи перед глазами всех своих спутников?
— Фулкари, — произнес он, когда они сошлись еще ближе. Он говорил негромко, и его голос казался столь же твердым и напряженным, как и выражение лица.
— Мой лорд. — Фулкари наклонила голову и сделала знак Горящей Звезды.
Он остановился перед нею. В этой узкой галерее она была вынуждена находиться совсем близко от него, настолько близко, что хорошо видела капельки пота, выступившие у него над верхней губой.
Два человека, шедшие совсем рядом с короналем, это были Динитак и Вандимэйн, отстранились от него и, как ей показалось, растворились где-то в пространстве, став полупрозрачными фигурами. Принц Теотас, у которого был еще более измученный и прямо-таки загнанный вид, уставился на нее налитыми кровью глазами, будто увидел перед собой призрак.
А потом Теотас, Динитак и Вандимэйн отплыли куда-то еще дальше и вообще исчезли из виду, и Фулкари видела только Деккерета; он заслонил в ее восприятии весь мир. Она, запрокинув голову, смотрела ему в лицо. Она была высокой женщиной, но все же доставала головой ему только до подбородка.
Они стояли молча, и эта пауза все тянулась и тянулась. Фулкари казалось, что это были годы, хотя прошло не больше пяти-шести секунд. Если бы он протянул к ней руку, — сказала она себе, — она бросилась бы к нему в объятия прямо перед всеми этими важными сановниками, этими принцами, герцогами и графами. Но он не протягивал руки.
Вместо этого он сказал тем же самым напряженным тоном:
— Я собирался послать за тобой, Фулкари. Знаешь, нам необходимо поговорить.
Ужасные слова Слова, которые она надеялась не услышать.
«Необходимо поговорить? О чем, мой лорд? О чем еще нам разговаривать?» — вот что она хотела бы сказать, но не могла Сказать, а затем пройти мимо него и стремительно удалиться. Но она, все так же глядя в глаза Деккерету, ответила почтительным официальным тоном:
— Да, мой лорд. Когда вам будет угодно, мой лорд Теперь и лоб Деккерета блестел от пота. Ему было
так же трудно, как и ей, поняла Фулкари.
— Зельдор Луудвид, завтра в полдень я дам частную аудиенцию леди Фулкари, — обратился он к распорядителю мероприятий. — Мы встретимся в зале Метираспа.
— Будет исполнено, господин.
— Келтрин, он хочет видеть меня! — сказала Фулкари Они находились в скромной тесной квартирке Келтрин, располагавшейся в аркаде Сетифона на два этажа ниже, чем куда более внушительные апартаменты Фулкари. После своего столкновения с Деккеретом она прямиком направилась к Келтрин. — Я прогуливалась по балконам Вильдивара, а он вышел навстречу с Вандимэйном, Динитаком и толпой еще каких-то людей, так что нам ничего не оставалось, как идти навстречу друг другу. — Она быстрыми словами описала краткую встречу, беспокойство Деккерета, ее собственные противоречивые эмоции, то, как прошла их беседа, если ее можно было так назвать, и сообщила, что получила приглашение — вернее, приказ, поскольку приглашение исходило непосредственно от корона-ля, — посетить его на следующий день.
— Ну, а почему бы ему не захотеть увидеть тебя? — спросила Келтрин. — Ты не стала уродливее за прошедший месяц, и, наверное, даже такому занятому человеку, как корональ, приятно время от времени иметь в кровати кого-то под боком. Так что, он увидел тебя и подумал: «О, да, Фулкари… как же, как же, я помню Фулкари… »
— Какой же ты еще ребенок, Келтрин.
Келтрин усмехнулась.
— А ты думаешь, что я не права?
— Конечно, нет. Весь твой подход просто унизителен. Ты, наверное, думаешь, что мы с ним самые обыкновенные люди, и что он видит во мне всего-навсего удобную игрушку, с которой можно иногда позабавиться, чтобы не слишком скучать по ночам от одиночества, и что я помчусь к нему, стоит только ему щелкнуть пальцами…
— Но ведь ты же собираешься пойти к нему на это свидание?
— Конечно. Не могла же я сказать короналю Маджипура, что не считаю нужным принять его приглашение!
— Ладно, там ты быстро узнаешь, права я или нет, — заявила Келтрин. Ее глаза светились торжеством. Она наслаждалась всем происходившим. — Иди к нему. Выслушай, что он захочет тебе сказать. А я предсказываю, что не пройдет и нескольких минут, как он запустит руки к тебе под платье. А ты сразу же растаешь.
Фулкари смотрела на сестру, испытывая смешанное чувство: поведение Келтрин и сердило, и забавляло ее. Нет, она действительно была еще совершенным ребенком. Что она могла знать о мужчинах — ведь она еще никогда и никому не отдавалась! И все же… и все же, находясь в стороне от сумбурных и запутанных взаимоотношений мужчин и женщин, Келтрин была в состоянии увидеть то, чего могла не заметить сама
