что из объяснений я ничего не пойму, я тоже уверен.
Много вопросов… Я пока выкинул их из головы. И постарался отрешиться от всего. Встал в углу кабинета, прислонился к стене и прикрыл глаза, предоставив Броничу колдовать за клавиатурой без помех и отвлекающих факторов. Пусть он ничего не говорит мне о том моменте, когда будет осуществляться переход, – мысленно взмолился я. Разумеется, мои молитвы не были услышаны.
– Все готово, Джефф! – все-таки голос Бронича дрогнул.
– Переход будет мгновенным? – я тщетно старался выглядеть хоть сколько-нибудь спокойно.
– Сам переход – да, – Бронич кивнул. – Сейчас я нажму на «Enter», пройдет что-то около трех секунд – за это время машина сосчитает и соберет в единую базу всех людей на Земле, оставшихся в живых – и… – неопределенный жест рукой.
– Энергии точно хватит? – спросил я как можно небрежнее. – Все-таки четыреста миллионов лет…
– Хватит, Джефф. Дальность перехода имеет весьма слабое влияние на энергозатраты. Основной фактор – масса. Конечно, она в нашем случае велика, но я все рассчитал. У нас тройной запас прочности.
Я хотел еще что-то сказать, но не нашел слов. Господи, пусть это поскорее закончится!
– Жми эту чертову кнопку, Бронич! – прохрипел я незнакомым голосом.
И Бронич нажал.
Откинувшись в кресле, он наблюдал за тем, как на экране быстро сменяли друг друга какие-то цифры. И вдруг резко напрягся.
– Черт! – взвыл Бронич и потянулся к клавиатуре.
Но тут наступила темнота.
По глазам резанул свет – ослепительно яркий после экономного освещения броничевского бункера. Я зажмурился и какое-то время имел удовольствие созерцать броуновское движение разноцветных кружков перед глазами. Когда их танец вместо зажигательного ча-ча-ча стал больше напоминать медленный вальс, я медленно разомкнул веки и сделал попытку осмотреться.
Вокруг был лес. Едва этот факт успел впечататься в самый краешек моего сознания, оно тут же целиком и полностью было занято картиной стоящего неподалеку Бронича.
Даже если бы я забыл о не совсем нормальном его поведении перед отправлением в прошлое, одного взгляда на принятую им позу было бы достаточно, чтобы понять: что-то пошло не так.
Бронич стоял, сильно ссутулившись и обхватив голову руками. Кроме того, он мерно покачивался из стороны в сторону, как тонкая ива на ветру. Хотя вокруг царило полнейшее безветрие, а Бронича я бы скорее сравнил с пнем столетнего дуба.
– Бронич, – тихонько позвал я.
Никакой реакции.
– Бронич! – уже громче.
Хоть бы амплитуду качаний сменил, что ли. В знак того, что слышит меня.
– Да Бронич, мать твою!
Вообще-то, я скорее человек действия, и если сейчас я не дождусь ответа, следующим моим шагом будет пинок по этой толстой заднице.
– Да? – похоже, у Бронича здорово развита интуиция.
– Случилось что-нибудь? – я готов был поставить сто против одного, что случилось, но, черт возьми, пусть он мне об этом скажет.
– Люди… – чуть слышно и не отрывая рук от головы.
– Что «люди»?
– Их оказалось больше, чем я думал.
– Намного? – машинально спросил я.
– Намного. Тысяч десять по меньшей мере, точно не успел заметить.
– Так… это ж здорово! – я пожал плечами.
– Кретин, – без всякой эмоциональной окраски сказал Бронич. – Машина на такую нагрузку не рассчитана.
– А-а-а, – глубокомысленно ответил я. – Ну, все ведь нормально? Переход совершился?
– Совершился!.. – в голосе Бронича появились нотки раздражения. – Машина сгорела!
– Сгорела?! – я поперхнулся. – Но…
– Это не девон, – тихо и мягко проговорил Бронич. – Машина не выдержала нагрузки, сбросив нас где-то по дороге. Назад мы теперь не вернемся.
Я молчал. Может, обхватить голову руками и покачаться из стороны в сторону? А поможет? Огляделся вокруг, на этот раз внимательней. Как я уже говорил, лес. Самый обычный лес, на мой взгляд. Ничего доисторического. И птицы поют.
– Бронич, а где… то есть, когда мы?
– Кайнозой. Практически наверняка четвертичный период, – с готовностью ответил тот.
Я осмотрелся еще раз.
– Не знаю… По-моему, все выглядит вполне современно.
Бронич вздохнул.
– Я только что сказал тебе то же самое. Некоторые признаки говорят о том, что мы не отдалились от точки старта и на сто тысяч лет.
Ну, по мне что четыреста миллионов лет, что сто тысяч – разница непринципиальная. Можно, наверное, и здесь выжить. Но вот то, что люди никогда не смогут вернуться назад и попробовать восстановить цивилизацию – это страшно.
И тут мне в голову стукнуло. Да так стукнуло, что аж зазвенело в ушах и пересохло в горле. Бронич, наверное, прав, называя меня невеждой, но кое-что я все-таки читал. И фильм по Би-Би-Си смотрел.
– А знаешь, Бронич, я, пожалуй, могу тебе сказать, какое сейчас время, – спокойно говорю, изо всех сил стараюсь не сорваться.
– Что? – смотрит на меня совой, моргает и не понимает ничего. Уч-ченый!..
– Сейчас, Бронич, приблизительно сорок тысяч лет до рождества Христова.
– Почему? – спрашивает.
Я говорю медленно, с паузами, словно самому тупому ученику в классе теорему Пифагора втолковываю.
– Потому что. Около сорока тысяч лет назад. На Земле появились. Первые настоящие люди. Откуда они появились – до сих пор не было ясно. Поздравляю в твоем лице всю земную науку с раскрытием этой великой тайны.
Голова у Бронича все же работает, дошло практически сразу. Ну, похватал чуток ртом воздух, схватился еще раз руками за голову для проформы, а потом кивать начал.
– Да, – говорит. – Вероятней всего так оно и есть. Это наиболее логичное предположение. Оно все объясняет, все… – и пальцами в воздухе зашевелил, что-то, видать, про себя прикидывает.
– Нет, а я все же одного не пойму. У нас же все знания двадцать первого века. Почему тогда нас ждет каменный век?
Бронич уже в себя пришел и снова улыбается слегка снисходительно.
– Джефф, Джефф! Что стоят все наши знания без техники, без инструментов и даже без металлов? Да, я знаю, как сделать ветряную мельницу или даже электростанцию, но что с того? Что мы можем голыми руками? Ни-че-го, Джефф! Думаю, для того, чтобы научиться делать приличные каменные ножи, потребуется несколько поколений. А тогда, – он выразительно махнул рукой, – какие там мельницы…
– Значит, каменный век, Бронич?
– Каменный век, Джефф! Видишь, как получается, – он словно бы виновато развел руками. – У человечества нет вчерашнего дня, если смотреть из нашего сегодня. Зато никогда еще человек не мог быть так уверен в том, что у него есть завтра.
Философ!
– А послезавтра? – спросил я. Риторически.
– Послезавтра, увы, человек лишен. Сегодня, завтра… и снова сегодня.
Здорово, ничего не скажешь. Чем больше я об этом думал, тем сильнее путались мысли. Голова шла
