— Несмотря на это, у нас нет настоящих доказательств, — настаивала я.
— Лучше пусть меня сожрут заживо, если мне придется еще раз с самого начала пережевывать все это дело! Скажите-ка, Кистлер, может быть, у вас тоже есть такая же блестящая идея, как у мисс Дакрес?
— Похожая.
— Выкладывайте!
— Я подозреваю только одного человека. Именно его я подозревал с самого начала — Баффингэма.
— Баффингэма?
— Да.
— А какая причина могла быть у Баффингэма?
— Понятия не имею. Но когда я представляю себе всех жильцов этого дома и задаю себе вопрос, «кто?», моя первая инстинктивная мысль — Баффингэм.
— Хм, — хрюкнул Штром.
— Он также находится в тяжелом финансовом положении.
— Несколько сотен долларов ничем не помогут его сыну.
— Кроме того, у этого человека ужасно несчастный вид, — вставила я.
— Это говорит голос любви к ближнему! Очень часто люди соболезнуют тем, кто пытался их убить!
— Средством для чистки одежды! — с отвращением сказала я.
— Вернемся к делу, молодежь, — призвал Штром. — На мой взгляд, убийца должен быть либо хитрее и умнее, чем любой из нас, либо настолько глуп, что на него просто никто не обращает внимания. Я знаю людей такого сорта.
— Первое описание подходит мистеру Кистлеру, — любезно заметила я.
— Спасибо. Зато второе очень похоже на тебя!
— Вот как? А я представляю себе кого-то, чья голова так сильно занята совсем другими делами, что предмет нашего поиска ему совершенно безразличен.
— В эту характеристику хорошо вписывается Баффингэм!
Кистлер предложил пригласить сюда Баффингэма, и Штром приказал дежурному полицейскому немедленно привести его. Баффингэм появился в моей комнате через несколько минут.
— Я тут еще кое-что вспомнил, Баффингэм, и поэтому хотел бы еще раз допросить вас, — сказал Штром в своей обычной опасно-спокойной манере. — Я просмотрел материалы по «делу Либерри». Вы к этому делу, Баффингэм, прямого отношения не имеете, но у меня нет никакого сомнения в том, что вы в былые годы были как-то связаны с… хм… промыслом миссис Гэр. Может быть, вы были когда-то сутенером?
— Я не знал миссис Гэр, пока не въехал сюда.
— А Уэллеров?
— Конечно, я знаю Уэллеров. Они ведь тоже уже довольно давно живут в этом доме.
— Вы знаете, что Уэллер раньше служил в полиции?
— Точно не знаю, но предполагал нечто подобное.
— Знали ли вы его во времена «дела Либерри»?
— Нет.
— Вы отвечаете очень уверенно. Тогда, значит, вы знаете, когда это происходило?
— Конечно, помню. Ведь газеты были полны сообщений об этом деле.
— Чем вы тогда занимались?
— Я работал в одной аптеке. Я ведь всю жизнь работаю в аптеках.
Помолчав некоторое время, лейтенант задал следующий вопрос.
— Работали вы когда-либо в аптеке Стейнца на углу Кливленд-авеню и Сен-Симон-стрит?
Так же, как и в прошлую пятницу, в глазах Баффингэма появилось какое-то странное выражение, которое, впрочем, тут же исчезло.
— Да, там я тоже когда-то работал.
— Когда? — прозвучало как пистолетный выстрел.
— Дайте-ка вспомнить… Прошло уже много времени… двенадцать— пятнадцать лет… Точнее не могу сказать, я ведь сменил так много аптек… Иногда в сезон нанимался на временную работу, например под Рождество или в разгар лета на продажу, а иногда наплыв покупателей спадал, приходилось искать новое место…
— Аптека Стейнца все еще существует, Баффингэм. И хозяин в ней тот же самый. Можно будет легко установить, работали ли вы там в 1919 году.
— Не помню. Вероятно.
— Может быть, я помогу вам освежить свою память. Между углом Кливленд-авеню и номером 417 по Сен-Симон-стрит всего два дома. А летом 1919 года в том доме кое-что произошло, не так ли?
— Не знаю. Я не имел к этому никакого отношения.
То ли мне показалось, то ли в самом деле Баффингэм начал нервничать, и у него появилась неуверенность?
Похоже, Штром очутился в тупике. Он попробовал зайти с другой стороны.
— Вернемся к прошлому понедельнику, когда было совершено нападение на мисс Дакрес. Итак, вы вместе с мистером Грантом пришли домой вскоре после полуночи, поднялись наверх и легли спать. Вы, мистер Баффингэм, прекрасно знаете, что в этом доме слышен любой шорох. Исключено, чтобы кто-то мог спуститься вниз по лестнице — даже при условии, что она застелена ковром, — не производя ни малейшего шума. Ведь ступени скрипят. Мисс Дакрес слышала это отчетливо. Следовательно, вы можете… — Оборвав фразу, он обернулся и сказал своему сотруднику: — Джонс, поднимитесь-ка очень тихо по лестнице.
— Зачем?
— Делайте, что вам говорят!
— Ладно.
Джонс пробирался вверх по лестнице со страшным шумом. Я невольно рассмеялась.
— На роль грабителя он, во всяком случае, не подходит,— проворчал Штром и обратился к Баффингэму:
— Вы слышали, Баффингэм? Такой же шум был и в ту ночь понедельника. Вероятно, не такой громкий, но все же похожий. Кроме того, ни один человек не может совершенно бесшумно перепилить железную задвижку, тем более если он так спешит, как тот, кто пытался тогда убить мисс Дакрес. Присутствующей здесь молодой дамы дома не было, Кистлера тоже. Мисс Санд и Уэллеры заявили, что рано легли спать. Может быть, они спали очень крепко, возможно, один из них — тот самый преступник — и не спал вовсе! Но, Господь свидетель, очень хотелось бы знать, почему вы ничего не слышали? Ведь ваша комната находится у самой лестницы. И вы как раз вернулись домой.
— Я не хочу кому-либо навредить…
— Предоставьте это, пожалуйста, моим заботам, — грубо перебил его Штром. — Тот, кто приносит зло, должен сам за это ответить. Итак, что же вы слышали?
— Ну… скрип… как будто кто-то спускался по лестнице.
— В конце коридора или где?
— В моем конце коридора. Кто-то прошел мимо моей комнаты.
— Этот кто-то вышел из комнаты мистера Кистлера или мистера Гранта?
— Кистлера же не было дома… и я еще не спал…
— Значит, Грант!
Никакого ответа.
— Грант! Вздор! — проворчал Ходж.
— Может быть, кто-то скрывался в твоей комнате, Ходж? — сказала я.
— Грант! — воскликнул Штром. — Снова и снова мы приходим к Гранту! А ведь он ненавидел миссис Гэр. Я хочу еще раз поговорить с ним. Вы остаетесь здесь, Баффингэм. Грант!
