— Василий, помнишь, ты спрашивал, в чем лодоши превосходят вас? Почему они оказались первыми в этой войне?
— Помню. Ты ответил что-то несуразное.
Кадамори не удержался и булькнул, засмеявшись.
— Я ответил, что лодошам плевать на ваше понимание реальности. Дао, Божественный Промысел, Порядок Вещей — мышление, достойное жителя Ойкумены. Ты думаешь, что человек, вооруженный автоматом, жрущий чипсы, греющий гамбургеры в микроволновке, превосходит тушканчика с мечом, торбой проращенного зерна и алтарем Кокодо Девда на поясе? Реальность показывает иное.
Он помолчал и вновь разлил вино по бокалам.
— За Абрахама Гора.
— За Гора. Что с ним?.. — Я не смог произнести роковой фразы, но Союзник понял без слов.
— Потерял морду. — Он чиркнул себя большим пальцем по горлу. — В прямом и переносном смысле. Знаешь, Василий, варварский посол не может позволить себе роскошь обладать настолько выразительной мимикой.
Я кивнул.
— Для американцев лодоши оказались чересчур большим потрясением. Ты правильно сказал, Керелех, — пушки и фастфуд не способны служить мерилом цивилизованности.
— Ничего, — успокоил меня Кадамори Драуд. — Просто ваша звездная экспансия прекратилась слишком рано. Хочешь фигушку?
Кадамори намазал инжирину шоколадным маслом и протянул мне.
— Угощайся, Василий. Эх, прогрессорство-мугрессорство… Если бы вам хоть раз довелось колонизовать по-настоящему феодальный мир, вы бы сразу поняли, в чем проблема. Дело ведь не в том, что тупых туземцев-моземцев приходится расстреливать из автоматов перед тем, как принести им Библию, демократию и привычку чистить зубы по утрам. Нет, Василий. Их нужно предварительно убедить в том, что они смертны. Что этот дурацкий кусок металла в руках полубогов способен нести гибель. Смерть-кумерть. Лодошей убедить не удалось, потому вы и проиграли. Война-шмойна, как говорится. Vae victis. Victis- biktis.
Керелех как-то хвастался, что написал больше дюжины трактатов по земной культуре; его последний опус «Удвоение слов с заменой первого слога как проявление подсознательного влечения к осознанию Раша-Миори» даже хранится в нашей посольской библиотеке. Я прочел его со смешанным чувством. Все- таки проводить параллели между особенностями сексуальных взаимоотношений трехполых крокодилов с другого конца галактики и речью моих соотечественников — занятие рискованное. Тем не менее анализ словосочетания «культур-мультур» на шестидесяти четырех страницах меня впечатлил. Да и шефа нашего, Нуфетдинова, насколько знаю, тоже.
— Так что же, лодоши, по-твоему, не верят, что умрут? Они бессмертны?
Союзник вздохнул.
— Ты варвар, Самоса. И вся ваша цивилизация — варвары. Впрочем, в том виноват принцип голографичности: часть отражает целое — как на земле, так и в небесах.
— Что же нам делать, Керелех? — жалобно проблеял я.
— Созерцать. — Керелех оторвал кусочек бастурмы и положил на язык. — Стать бесстрастным свидетелем гибели мира. Жаль, мне у вас понравилось… — Он внимательно посмотрел мне в глаза. — Ты теперь Земля, Василий. Лодоши знают это. Ты знаешь это. Ваше спасение — Вилтигай Велд.
— Что?! — Протянувшаяся за очередной чашкой чая рука остановилась.
— Вилтигай Велд. Теперь тебе можно сказать.
— А раньше?
— Раньше ты не играл в торнид. — Керелех едва заметно усмехнулся и кивнул в сторону шахматной доски.
— Я играл в шахматы.
Мне стало безумно интересно: откуда Парадоксальный Союзник узнал о моем утреннем выборе? Что ему подсказало? Я понимал, что ответа не получу, и вопрос так и остался невысказанным.
— Да, раньше ты играл в шахматы, — в руках Кадамори Драуд появилась маленькая черная фигурка, — а это совсем иное. Знаешь, почему черный король — Вилтигай Велд?
Не дожидаясь ответа, он продолжил:
— Потому что лодоши чересчур серьезно относятся к торниду, это их власть над миром. Для лодошей нет разницы — игра или жизнь, лодош или пешка… Белые — живые, черные — войско мертвых… но у мертвых не бывает королей, Василий. Понимаешь? Всадники есть, гвардейцы, экзархи с острыми мечами — все, кроме королей. Черный король — это Вилтигай Велд.
После этого разговор сам собою сошел на нет. Мы с каменными лицами допили вторую бутылку, Союзник озабоченно пробормотал формулу Граничности Времени, раскланялся и исчез.
Как оказалось, вовремя: буквально через несколько минут за мной пришли. Меня ждал сам Дарай Лодош — корнеживущий, грызущий небо, с тремя черными колокольчиками. Вновь явились кудэ Ивар и незнакомая мне лодошка, меня облачили в цветастую юбку с кистями, обули в сандалии на несуразно высокой подошве, и в сопровождении двух статных оруженосцев кунда Дагды я отправился в Нору Бога. Морально готовиться к предстоящему празднику.
На небе, как на земле, а часть смотрится в целое и видит в нем себя. Нора Бога, как и любое жилище Латлага, являлась отражением вселенского миропорядка. Запутанные тропинки, устланные ковриками кукушкина льна, вились без всякой системы, сплетаясь и расплетаясь хаотично, но все они вели в одну сторону — к покоям Дарай Лодоша, патриарха. Сотканные из разноцветных корней стены образовывали сложный, гипнотизирующий узор; капающая в металлические чаши вода пела едва слышную мелодию, растаскивающую сознание по ниточкам на манер игривого котенка, треплющего салфетку; временами по узким коридорам Норы Бога проносилась волна теплого, напоенного цветочными ароматами воздуха. Очень скоро я потерял себя в колоссальном лабиринте лодошского храма. Я пробовал считать повороты тропинок, искать ориентиры, но быстро сдался: храм оказался непознаваем. Узорные корни, музыка и дурманные запахи сделали свое дело — я начал ощущать собственное тело как нечто отдельное от меня. Каждый шаг доставлял мне неизъяснимое наслаждение; я стал понимать буддийских монахов, знаменующих любое свое движение звоном колокольчика.
Девд, Девд, Девд.
Дарай, Дарай, Дарай…
Мы вышли к титанической лестнице, сплетенной из сучьев, корней, мха и сухой травы. Лестница уходила ввысь, в непроглядную тьму вертикальных храмовых туннелей; все тропинки и дорожки Норы Бога заканчивались и начинались здесь. Всем живым необходимо куда-то идти, но лишь Дарай Лодош, корнеживущий, уже пришел. Уже на месте.
Вот и все. Ни боли, ни страха, ни усталости. Я украдкой глянул на часы — в пути мы находились около пяти часов. Заметив мое движение, левый страж что-то пробурчал сквозь зубы, и циферблат наполнился приятным зеленым мерцанием. Этот миг стал для меня последним отмеренным и посчитанным в жизни, остальные так и остались неучтенными.
— Иди, варвар! — сломавший (или, наоборот, освободивший?) часы оруженосец тронул меня за плечо. — Кроме тебя, некому…
Он произнес слово, которому не нашлось аналога в моем словаре, и это значило, что понятие, им обозначаемое, в моей жизни еще не встречалось.
— Иди! — повторил второй. — Дарай Лодош ждет тебя.
Я беспомощно оглянулся.
Кап-кап. Кап-кап. Девд-Девд. Звук держал сознание в напряжении, маня неведомым недостижимым знанием; в какой-то момент мне показалось, что капель сложилась в слова:
