- Вот так обрадовалась. Я думал, мы с тобой друзья, а ты вдруг будто сквозь землю провалилась.
- По твоей милости я теперь миссис Андерсон,- сказала она.- И мать вот этого сокровища.
- Не может быть.- Я стойко выдержал удар, даже засмеялся.
- Хочешь верь, хочешь нет, а так оно и есть,
Смог прижался к моим ногам. Потом стал приплясывать вокруг меня. Попытался поднять мой чемоданчик, поднатужился, весь побагровел, но куда там. Пнул чемоданчик ногой, ушибся и чуть не заревел. Но тут же засмеялся и опять меня обхватил.
- А ты все такой же,- сказал я, снял с него шапчонку и сунул к себе в карман.
- Нет, он стал хуже,- сказала Бриджит.- В прошлом месяце я возила его в Голландию, и он разрушил ферму моего отца. Вот так, сам, один ее разгромил. Теперь отец не хочет меня видеть.
Неужто она и впрямь стала женой доктора Андерсона? Чудно! И, чтобы скрыть огорчение, я принялся не зло над ней подшучивать.
- И вообще,- сказала она,- мы больше не зовем его Смогом. Это запрещено. Это плохо на него действует.
- Хуже он от этого не станет, верно, Смог? Он поднял на меня глаза.
- Ясно, не стану, А ты купишь нам пирожных?
- Лучше попроси свою маму.
- Она мне не мама. Моя мама ушла, она с папой развелась, потому что раз пришла, а он в кровати с Бриджит.
- Вон как? - сказал я.- Да, верь после этого людям. Никогда никому не признавайся в любви. Теперь такой будет у меня девиз.
- Ах ты бедненький,- сказала Бриджит.
- Пойдем выпьем где-нибудь чаю,- сказал я, взял Смога за руку, предложил руку Бриджит, И тесной семьей мы стали спускаться с холма.
- Это все ты виноват,- сказала она так, будто и не рада была своему новому положению, и над крышами впереди мне забрезжил луч надежды.- Помнишь,- продолжала Бриджит, едва мы наконец уселись за столик в хорошем кафе под названием- «Швейцарский домик»,- когда мы виделись с тобой в последний раз, я тебе сказала: Дональд (так зовут моего мужа) ко мне подъезжает, ну, по-вашему - пристает, и ты мне посоветовал подкинуть ему в постель губную помаду, ты говорил, жена найдет эту помаду и бросит его? Ну вот, я аккуратненько засунула помаду к нему под подушку, я-то думала, его нет дома, а он стоял в дверях и все видел. Видел, как я достала из кармана помаду, откинула покрывало и сунула ее под подушку. И тут он спросил, что же это я делаю, а я ужасно смутилась, и он кинулся на меня и все с меня содрал. Сама не знаю почему, но я совсем не могла отбиваться. Я звала на помощь, тебя звала, а потом вижу - без толку это, и перестала, и он сделал со мной все, что хотел, да еще побил - он ведь понял, что этой помадой я хотела ему навредить.
А потом… ты не сердись на меня, Майкл, просто так уж вышло. Потом я забыла про все на свете. И он тоже, он мне после сам говорил, и тут пришла его жена и увидела нас. Она крикнула, что это последняя капля, уложила свои вещи и укатила на такси. На другой день она приехала с фургоном и забрала половину мебели. Я удивилась, как же это она не забрала Смога, но Дональд сказал, что она будет жить со своим любовником, а тот и минуты не вытерпит такого мальчишку. Потом я узнала, они уже целый год как развелись! Ну, и мы поженились, он сказал, что любит меня, и потом, все равно ведь мы жили вместе. И знаешь, мне он тоже немножко нравится.
- Я тебе звонил сколько вечеров подряд,- с горечью сказал я,- и к дому приходил.
- А мы на две недели уезжали в Шотландию, а потом отказались от той квартиры. Мы теперь живем в Хемпстеде, в отдельном доме.
- Больно быстро все получилось. А я до сих пор в тебя влюблен.
Я сказал правду. Она была теперь уже не студенточка в расцвете молодости, а настоящая мужняя жена и хозяйка дома, и одета под стать, и от всего этого стала на вид старше и солиднее,
- А я ничего не могу сказать.- Она слегка подтолкнула меня локтем.- Понимаешь?- И покосилась на Смога, а он поставил перед собой все три чашки и сливал в них остатки заварки, воды, молока, сахара и еще сваливал вонючие окурки из пепельницы.
- Ну, хоть дай мне свой телефон, можно кой-когда перекинуться словечком без свидетелей. Вреда от этого не будет.
- Надеюсь,- сказала Бриджит и с улыбкой записала для меня свой телефон. И сразу же встала.- Идем, Смог.
- Я еще не кончил свои химические опыты.
- Не будь поросенком. Пойдем.
Он встал и надел шапку задом наперед.
- Я не поросенок. Я хочу к Майклу.
- Нельзя,- сказал я.- Пока еще нельзя.
На прощание мы пожали друг дружке руки, и она сказала:
- А вид у тебя преуспевающий.
- Сменил работу. Служу теперь в Английском банке. Как раз возвращаюсь от клиента, который превысил свой кредит. Если удастся это уладить, национальный платежный баланс будет в порядке… по крайней мере в этом месяце. Я постоянно исполняю всякие особые поручения. Мать нажала кой-какие пружины и устроила меня на это место. Когда меня уж очень прижмет, я не отказываюсь от ее помощи.
- И все ты сочиняешь,- со смехом сказала Бриджит.- Да уж не стоит в это вдаваться.
Я улыбнулся, будто решил, что она шутит: неужто, мол, не поверила мне в таком пустяке?
- Ладно. Значит, созвонимся? - Я довольно прохладно положил конец разговору, хоть и чувствовал: нас опять здорово потянуло друг к другу.
Следующие недели я так крутился, было не до телефона. Уильям уже давно обещал замолвить за меня словечко, и вот в один прекрасный день он сказал: человек под колпаком желает со мной познакомиться. Перед этим мы отправились в самый дальний наш поход - до Хайгейта и обратно,- и я чувствовал себя сильным, крепким и подтянутым, как тигр: от привычки носить тяжести я стал зверь зверем, а по лицу ничего такого не прочтешь, можно подумать: вот идет человек и размышляет о деле, для кого-то оно, может, и окажется роковым, да только не для него.
Мы подошли к огромному старомодному дому около Альберт-холла, из тех, где каждый этаж - квартира, и швейцар поздоровался с Уильямом почтительно, будто с миллионером, который живет здесь уже лет двадцать. Он поднял нас в лифте и позвонил в дверь квартиры, нам даже не пришлось снимать перчатки. Квартира оказалась роскошнейшая, в таких я еще не бывал, и в холле столько картин и ваз, у меня прямо руки зачесались, так бы что-нибудь и свистнул. Но я тут же вспомнил, какие передо мной открываются горизонты, да и вещички вокруг были такие - в карман не спрячешь. Важный лакей провел нас в комнату поменьше, тут по стенам стояли простые стулья,
посередке стол. На столе - номера «Провинциальной жизни» и «Знатока», только ни Уильям, ни я читать не стали, но все равно сидели молча, словечком не перекинулись.
У меня спирало дыхание, хотелось курнуть, но Уильяму это, наверно, не понравится, да и пепельниц тут нет. Ладно, обойдемся, настоящий мужчина не станет расстраиваться только из-за того, что его заставили обождать. В последние недели я начал убеждаться, что лучше не давать воли чувствам, держать их при себе и никому не показывать. Человек, который не выдает, каково у
