– Моя, – подтвердил крестьянин. – Куда держишь путь?
Тристан рассказал, как он приехал навестить своих родных, живших на побережье, и узнал, что их дом разрушила буря.
– Теперь я даже и не знаю, куда мне податься, – закончил он.
– Да, бывает, – согласился крестьянин. – У кого служил?
Тристан сглотнул слюну.
– У короля Артура.
В глазах крестьянина блеснуло нечто вроде интереса.
– Да-а, – протянул он.
Телега подъехала, и крестьянин стал нагружать ее. Девочка слезла на землю и тоже пыталась маленькими ручонками приподнять тяжелое полено. Тристан, спохватившись, взял сразу целую охапку дров и легко бросил ее на дно телеги; крестьянин одобрительно крякнул.
– Да ты богатырь, как я погляжу… Вот что: хочешь, я отвезу тебя к нашему королю? Хорошие солдаты ему, наверное, тоже нужны.
Тристан почувствовал, как у него пересохло во рту.
– Спасибо, – пробормотал он.
– Не за что, – сказал крестьянин. – Залезай.
Покорившись судьбе, Тристан сел в телегу. Девочка пристроилась с ним рядом, уперлась локтями в колени, прижала кулачки к щекам и глядела на дорогу. Крестьянин тронул вожжи, и лошадь, горбясь и кивая головой при каждом шаге, двинулась по направлению к замку. У Тристана было такое чувство, словно его везут на плаху. Пряди длинных спутанных волос падали ему на лицо, но он и не думал убирать их и только кутался в свой вывернутый наизнанку плащ.
– А кто ваш король? – спросил он, когда молчание стало совсем невыносимым.
Крестьянин причмокнул, словно у него внезапно заболел зуб, и неопределенно пожал плечами.
– Да кто его знает, – признался он нехотя. – С недавних пор вроде как принц Аэльрот.
– Аэльрот? – повторил Тристан в несказанном изумлении.
– Ну да, – подтвердил крестьянин. – Старому королю он приходился вроде как пасынком. Я слышал, что в свое время король приказал убить отца Аэльрота, чтобы жениться на его матери, но мало ли что говорят.
– А у короля разве нет своих детей? – спросил Тристан с замиранием сердца.
– Можно сказать, что нет.
– Как это?
Крестьянин мрачно поглядел на него.
– Была у него одна дочь, Эссилт. Да только сегодня ее на костре сожгут.
– За что?
– Вестимо, за что: за чародейство. Приметили люди, как она превращается в птицу и летает вокруг дворца, да только доказать ничего не могли. Королева догадалась запереть ее в комнате, вечером открывает – а там альбатрос заместо принцессы. И все, кто был при этом, увидели, как птица превращается – ну, в это самое, в Эссилт. Вот за это ее и сожгут, а мне мой приятель-палач даст целый безант, коли я привезу ему хороших дров. Вот я и отправился с моей Дейрдре пораньше, с утречка, а то бы нипочем не согласился. Известное дело, деревья – на них всякие духи живут, они и навредить могут, если жилье их подпортишь.
Крестьянин говорил еще что-то, но Тристан не слышал его. Его безумный взгляд был устремлен на дрова, разбросанные по дну телеги: так вот для чего они предназначались!
– Вот, – заключил крестьянин и неизвестно к чему вздохнул.
Тристан очнулся.
– А что стало со старым королем? – спросил он.
– Говорят, его убил какой-то витязь на охоте, – отвечал крестьянин, – тот самый, что и сына его Морхольта порешил, когда тот поехал в Корнуолл за данью для дракона. Но толком никто ничего не знает. Говорят, короля тайно похоронили, а другие и вовсе не верят, что он умер. Но! – сердито закричал он на лошадь, чем-то прогневавшую его. – Я тебя!
Тристан поглядел прямо на солнце: яркий свет не слепил его глаз, в которых была одна Эссилт. Он твердо знал, что должен сделать, и с этой минуты весь остальной мир перестал для него существовать. Яснее, чем когда-либо, он понимал, что его ждет неминуемая гибель, и все же его неудержимо влекло к ней, словно в ней была его жизнь, его спасение. Что там говорил седой отшельник – искупление, очищение от грехов? Тристан был бесконечно далек от всего этого; теперь же ему показалось, что он понял смысл этих странных, завораживающих слов.
– Когда казнь? – спросил он, стараясь не смотреть ни на крестьянина, ни на его дочь, которая ерзала на месте и застенчиво улыбалась Тристану, обхватив руками колени.
– Не боись, без нас не начнут, – успокоил его крестьянин, кивком указав на громыхающие при каждом толчке телеги дрова.
Тристану неудержимо захотелось схватить болтуна за горло и сбросить его наземь; и, хотя он отлично сознавал, как это глупо, ему стоило великого труда удержаться от искушения.
Из маленького оконца своей темницы Эссилт видела, как въехала на двор телега, нагруженная дровами,
