раньше, представляет собой более сильное выступление в защиту прав женщины, чем многие современные призывы. Эта поразительная работа Агриппы, ранее игнорируемая, получила известность сравнительно недавно по одной, к сожалению, вполне предсказуемой причине. А именно: в трактате был выдвинут тезис о половом равенстве женщин — предлагалось даже посвящать женщин в духовный сан, — но воспринят он был как сатирическое произведение! Тот факт, что страстное выступление в защиту женщин было воспринято как шутка и, соответственно, проигнорировано, представляет собой печальное отражение нашей культуры. Но сейчас понятно, что Агриппа не шутил!
Он выступил не просто в защиту дела, которое мы сейчас называем борьбой за права женщины, то есть пересмотр политического статуса женщины, но попытался провозгласить основной принцип такой кампании. Профессор Барбара Ньюмен из Северо-западного университета (Пенсильвания), пишет в своей работе, посвященной исследованию этого трактата:
«...даже заведомо благосклонный читатель будет в затруднении: к чему же призывает Агриппа — к формированию не обращающей внимание на пол Церкви равных возможностей или ко введению некой формы поклонения женщине»[328].
Ньюмен и другие ученые проследили источники вдохновения Агриппы до нескольких корней, включая каббалу, алхимию, герметизм, неоплатонизм и традиции трубадуров. И снова мы встречаем указание на то, что главное влияние оказал поиск Софии (премудрости).
Было бы ошибкой думать, что Агриппа выступал просто за уважение к женщине и равные права. Он пошел дальше. Его главный тезис — на женщину надо
«Никто не может быть до такой степени слеп, чтобы не видеть: Бог собрал в женщине всю красоту, которая имеется в мире, поэтому все творения должны любоваться ее ослепительной красотой, любить ее и поклоняться ей под многими именами»[329].
(Знаменательно, что Агриппа, подобно всем алхимикам, верил, что менструальная кровь имеет особое практическое и мистическое применение[330]. Алхимики полагали, что в ней содержится уникальный эликсир или химическое вещество, проглотив и переварив которое, по древнему ритуалу, человек гарантированно получает физическое омоложение, почти бессмертие и познание истины. Разумеется, позицию, более далекую от мнения Церкви, представить трудно.)
Агриппа был не просто теоретиком, не был он и трусом. Он не только женился три раза, но свершил практически невозможное: он защищал женщину, обвиненную в колдовстве, — и
Джордано Бруно был не из тех людей, что держат свои мысли при себе. В своих поздних работах он использовал еще более точные сексуальные образы[331], но даже в этом случае историки предпочли их не замечать. Если о них и говорили, то объяснение было одно: это аллегория. Не только эти, но и другие конкретные — или ассоциированные — упоминания в его работах трактовались неправильно. Когда Бруно писал о «богине» как об анонимной даме, которой посвящена его любовная поэзия, это воспринималось как нежный эпитет. Позднее, когда в своем прощальном выступлении в Германии он прямо сказал, что богиня Минерва есть София (Премудрость), это тоже было воспринято как еще одна аллегория. Но его слова, бесспорно, были словами человека, поклоняющегося богине:
«Ее я любил и искал со времен юности, ее я желал в супруги и любил ее тело... и я молился, чтобы... она всегда пребывала со мной, работала со мной, чтобы я мог узнать, чего мне не хватает...»[332].
Еще интереснее тот факт, что в своем посвящении
Храбрая атака Бруно на христианскую веру и нравы принесла ему страшную смерть, которая была предупреждением всем другим храбрым душам. Чудовищное истребление женщин в процессе охоты на ведьм требовало осмотрительности среди «еретиков» (следует помнить, что, хотя сжигать живьем прекратили довольно давно, последнее судилище над «ведьмой» по «Акту о колдовстве» состоялось в Великобритании в 1944 году). Но мистический секс, будучи особой тайной оккультного подполья, не был принадлежностью отдельных лиц и вместе с ними не погибал.
Довольно трудно проследить прямую традицию священной сексуальности в Европе из-за отношения к ней Церкви и соответствующей необходимости хранить ее в тайне теми, кто владел знанием. Однако в XVII и XVIII веках эта традиция, по всей видимости, укоренилась в первую очередь в Германии, хотя до настоящего времени исследований на эту тему было мало. По данным современных исследований французских ученых, таких как Денис Лабур, практика «внутренней алхимии» была сосредоточена в Германии в различных оккультных обществах. Другие современные исследования, включая работы доктора Стефана Е. Флауерса, подтвердили, что немецкий оккультизм этого периода был в основном сексуальным по своей природе[335].
Проблемой исследователя в этой области является то обстоятельство, что сведения о сексуальных культах поступают главным образом от Церкви или, в крайнем случае, от тех, кто считает все, связанное с сексом, сатанизмом. Когда такая группа обнаруживается, следуют репрессии, в результате которых архивы или уничтожаются, или подвергаются цензуре, и в результате мы вынуждены судить о событиях только по версии врагов группы. Так было с катарами и с тамплиерами, и, разумеется, достигло своего ужасающего апогея во время охоты на ведьм. Мы встречаемся с этим явлением всегда, когда речь заходит о священной сексуальности, — как это снова случилось во Франции в XIX веке.
В это время появилось несколько взаимосвязанных движений. Хотя они расцвели в рамках католической церкви и состояли из людей, считающих себя добрыми католиками, в этих группах была принята концепция священной сексуальности и выдвигался на первый план тезис о Женском Начале (обычно в виде особого поклонения Деве Марии). Группы ассоциировались другими с оставшимся в тени «иоаннитским» обществом — на этот раз, бесспорно, особо почитающим Иоанна Крестителя.
Произошла исключительно сложная цепь событий, которую невозможно распутать, и в результате эти группы были признаны безнравственными. Произошло это не столько из-за неортодоксальных идей и священной сексуальности, сколько из-за участия в политических делах, которое вызвало враждебность властей. Вследствие этого все архивные данные со сведениями о них исходят от их врагов.
Политические мотивы деятельности этих групп лежат вне рамок этого исследования, хотя они были очень важны для тех, кто был в свое время вовлечен в группы. Достаточно упомянуть, что они поддержали претензии некого Карла Вильгельма Нондорфа (1785—1845), который утверждал, что он Людовик XVII (считается, что он был убит во младенчестве вместе со своим отцом Людовиком XVI во время Французской революции).
