Те, кто считает, что нападать сзади — очень плохо, наверно, сами по себе очень хорошие люди, никогда не бывавшие на войне. На войне одна правда: кто победил, тот и герой. Кстати, исходя из этого утверждения, звероподобные бугаи были в своем праве, нападая кучей на одного.
Как и я — в своем…
Ближайшего ко мне из четверки нападающих я, двумя прыжками преодолев разделяющее нас расстояние, схватил сзади за жирные космы. После чего, с силой рванув за волосы назад, воткнул нож в шею по рукоять, мощно резанул от себя и ударом колена пнул хрипящее тело вперед. Не хватало еще почти новую «пальму» кровищей заляпать. Попавшему в засаду меченосцу в его кожаной сбруе на кровь плевать, отмоет. Да и агонизирующее тело ему пригодится, если не дурак, конечно.
Парень оказался смышленым. Поднырнул под летящего на него раненого, оттолкнулся ногой от стены — и швырнул истекающего кровью урода на ближайшего нападающего.
Все эти действия заняли не больше двух секунд, за которые здоровяки с дубинами успели осознать лишь одно — что-то пошло не так.
— Сзади, братцы, сзади! — заверещал валяющийся на земле однорукий и попытался укусить меня за ногу. Пинком в зубы я отбросил от себя инвалида. Зря, конечно, не добил его, когда бросился в атаку, но иногда я сам изменяю своим правилам. Ну что ж, пожалел однорукого — значит, расплачивайся.
Трое амбалов все еще были грозной силой. Двое продолжили натиск на мечника, а один, покрупнее остальных, занес стальную дубину и бросился на меня. Наверно, счел мой нож против его оружия аргументом несерьезным.
В общем, счел правильно. Я, конечно, кое-что в ножевом бою понимаю, но против довольно шустрого монстра с веником из арматурин проявлять чудеса мастерства как-то не хотелось. Потому я отпрыгнул в сторону, перебросил «Сталкер» в левую руку, выдернул из кобуры ТТ и выстрелил трижды, особо не оригинальничая — то есть целя по глазам.
Удивительно, но от первой пули монстр почти успел отклониться — она лишь пропахала ему борозду на виске, сорвав кожу. Правда, две последующих вошли точно туда, куда я наметил. Но и после этого мутант умудрился сделать еще три шага и нанести прицельный удар по той точке пространства, откуда я произвел роковые выстрелы.
Инерция удара не прошла даром. Труп с вынесенным затылком споткнулся и упал мордой вниз туда, где я стоял мгновение назад. Хорошо, что отойти успел, потому что ни с того ни с сего вдруг меня нехило повело, причем как раз под ржавую дубину монстра. Только отчаянным усилием воли мне удалось рвануть непослушное тело влево, и последний удар мутанта раскрошил лишь обломок кирпича, а не мою голову.
Между тем дела у мечника шли довольно неплохо. Один из его противников с раскроенным черепом оседал в пыль, а второй, бросив дубину, улепетывал во все лопатки в сторону громадного заводского здания.
Мечник быстрым движением вытер клинок об одежду поверженного противника, все еще стоящего перед ним на коленях и силящегося сдвинуть руками вместе половинки разрубленной головы. После чего бросил меч в ножны, выдернул из-за пояса странный пистолет и выстрелил почти не целясь.
Меж лопаток убегающего мутанта словно небольшой гнойник образовался. Одежда и плоть под ней вдавились, словно их в воронку засосало, и в следующий миг громадное, волосатое тело, взмахнув руками, пропахало носом остатки асфальта. И больше не шевелилось.
Всё это я видел словно в тумане. Картинка перед моими глазами потихоньку начала мутнеть и двоиться, и я понял, что еще немного — и сам грохнусь наземь рядышком с теплым трупом пристреленного мной урода.
Стволом ТТ в кобуру я попал с третьего раза. А «Сталкер», почти вывалившийся из моих пальцев, перехватили чьи-то осторожные, но крепкие руки и помогли вложить его обратно в ножны.
— Ты ранен?
Голос мечника звучал откуда-то издалека.
— Давно… и на всю голову, — усмехнулся я.
И провалился в темноту.
— Айгуль, он будет жить?
— Не уверена.
— Когда ты таким голосом говоришь «не уверена», обычно человек умирает.
— Когда я говорю таким голосом, умирает тот, кого я хочу убить. Этот парень спас твои усы вместе с головой, и я не имею ничего против того, чтобы он пожил еще немного.
— Ну, предположим, один-то свой ус я спас самостоятельно…
Голоса звучали глухо и издалека, мешая мне медленно тонуть в восхитительной, мягкой, непроглядно-черной бездне. Они, словно тонкая, но прочная сеть, тащили меня наверх, к нестерпимо яркому свету, от которого хотелось заслониться руками, которых у меня не было.
— Похоже, он приходит в себя.
— Ты думаешь? По-моему, труп выглядит более живым. А этот тип бледный как земляной червь, не жравший неделю.
— Ну, значит, очнется — покормим. По крайней мере сутки он еще точно протянет. Я сделала все, что могла, на остальное воля Вечного Синего неба.
— Давненько я не видел небо синим. Старики говорят, что со времен Последней войны оно постоянно хмурое, будто пелена дыма от погребального костра.
— Это все потому, что ты мужлан и не умеешь видеть чистоту за внешними проявлениями.
— Священный Клинок! У тебя на каждое слово найдется ответ!..
…Тонкая, деликатная сеть, тянущая меня вверх, превратилась в переплетение грубых канатов, режущих не только слух, но и кожу. Я попытался что-то сказать — и против воли застонал. Правую щеку резанула нешуточная боль, словно в нее кто-то воткнул небольшой топорик.
— Надо же, смотри, он реально приходит в себя!
Между размытым частоколом слипшихся ресниц я различил две тени, склонившиеся надо мной.
— Не шевелись, батыр, — прошелестел надо мной женский голос. — Тебе надо лежать. Твое лицо рассек отравленный клинок. Я очистила рану, но твоя кровь успела принять яд. Пока еще он не коснулся сердца, и думаю, что ты еще поживешь… некоторое время.
— Воды… — протолкнул я сквозь пересохшее горло. И почти немедленно несколько прохладных капель коснулись моих спекшихся губ.
— Тебе нельзя много пить. Густая кровь течет медленнее. Вода даст ей силу, и яд быстрее сделает свое черное дело.
Я стиснул зубы и усилием воли разодрал свинцовые веки. Зажмурился от света, резанувшего по глазам, но почти сразу открыл глаза снова.
Я лежал на чем-то деревянном, похоже, на старом столе. Мои пальцы, вновь обретшие чувствительность, ощущали шероховатую поверхность, изрядно побитую и порезанную. В огромные дыры, зияющие в потолке, лился скудный солнечный свет. Похоже, когда-то это был огромный заводской цех с высоченными стенами и толстыми стальными ребрами-балками, поддерживающими эти стены словно мощный скелет. Явные признаки советской постройки второй половины двадцатого столетия — грубо, мощно, функционально и, действительно, на века.
Рядом со столом стояли двое. Давешний светлоусый рубака и высокая девушка с лицом восточной красавицы. Миндалевидные глаза, упрямый рот с пухлыми губами, тонкий вздернутый носик со слегка вывернутыми наружу ноздрями, выдававшими ураганный темперамент, имеющий свойство мгновенно превращаться в ярость, сметающую все на своем пути. И для сметания этого «всего» у девушки имелся не только характер, но и все необходимые инструменты.
Из-за ее левого плеча торчала рукоять то ли меча, то ли сабли. Широкий пояс, перехвативший в талии накидку типа пончо, имел около двух десятков пришитых узких чехлов. В чехлы были вставлены стальные стрелки, напоминающие арбалетные болты дампов. То ли пулять ими из портативного арбалета, то ли руками метать — непонятно. Но ясно одно: к девушке с таким поясом, мечом и характером лучше подходить знакомиться осторожно, спереди и без резких движений.
Помимо вышеназванного пончо с лиственным рисунком и неглубоким вырезом на груди, на девушке
