И снова молчание.
— Суд делает вывод. Первое. Существо, пришедшее из Москвы, не может быть человеком. Второе. Существо, чьи раны заживают за одну ночь, не может быть человеком. Третье. Существо, умеющее говорить с боевыми роботами Последней войны, не может быть человеком. Отзовись тот, кто может это оспорить?
Видимо, последние слова были некой ритуальной формулировкой, не подразумевающей, что кто-то посмеет вякнуть что-либо против. Но на этот раз процедура суда была нарушена.
— Стаббер Ион может это оспорить, — раздалось из толпы.
На этот раз побледнел лысый. Могу его понять — судя по вытянувшимся лицам его «пристяжи», такое здесь происходило впервые.
Толпа разделилась, отшатнувшись от стаббера как от зачумленного. Тот же невозмутимо пролез под канатом, хлопнул по плечу ближайшего стражника и встал рядом со мной. Что ж, я был искренне рад, что парень выжил и дошел до дома. А еще я порадовался, что «Легион» вернулся к хозяину и сейчас висел на его поясе.
— Я могу это оспорить, — повторил Ион. — Снайпер — человек. Прежде всего потому, что он поступает по-человечески в отличие от тех, кого он спас. Например, без его помощи стражник Нед сейчас бы уже сдох от голода в электроцикле или был проглочен гнойником возле Института энергии взрыва. Но Нед не сказал об этом. Зато он не преминул доложить о том, как этот человек говорил с роботом…
— Нед солгал? — быстро спросил судья. Но Ион был упертым малым.
— Нед сказал то, о чем можно было промолчать, и не сказал того, что нужно было сказать. Кстати, я тоже дал показания о том, как этот человек спас мне жизнь, но суд не учел их…
— Суд учел то, что посчитал нужным учесть, — сухо проговорил лысый. — От тех, кто приходит из Москвы, рождаются мутанты, либо они вообще не способны иметь потомство. Бывает, что они похожи на людей, но это не люди. Тот, чьи раны заживают так быстро, может отравить других своей нечистой кровью. Говорящий с боевыми роботами может привести их за собой…
— Разве плохо, если он поделится своей кровью и раны наших воинов не будут гноиться неделями? — прервал судью Ион. — К тому же выжившие боевые роботы могут быть полезны. Например мне один из них…
— Молчать! — заорал судья. Его лицо пошло пятнами, тонкие губы затряслись. Длинные пальцы впились в подлокотники старинного кресла. — Молчать, стаббер! Ты несешь ересь, опасную для нашей общины! Еще одно слово — и по Закону Зоны трех заводов ты разделишь участь осужденных!
— Хорошо, отец, — улыбнулся Ион. — Ты сам произнес эти слова. Насколько я знаю, сейчас в тюрьме содержится двадцать девять мутантов, включая этого человека. Объявляй начало Игры, Директор. Только что по твоему слову набрано нужное количество игроков.
— Т…ты…
На судью было жалко смотреть. Самоуверенное лицо человека, привыкшего повелевать, исказила гримаса растерянности.
— Ты… что ты делаешь?..
— Пытаюсь быть справедливым, — усмехнулся Ион. — Ты же сам говорил, что правитель прежде всего должен быть честным с самим собой. Думаю, это правило касается и сына правителя, которому по Закону Зоны однажды должна отойти власть отца.
Надо отдать должное лысому, одновременно являющемуся и судьей, и, похоже, наместником Бога на земле для своих подданных, — от удара он оправился быстро.
— Ну что ж, — произнес Директор. — Ты всегда был упрямым. Однажды ты решил стать стаббером — и стал им вопреки моей воле. Теперь ты хочешь умереть вместе с уродами и преступниками. Я по-любому уважаю твой выбор, стаббер, хоть и не понимаю его. Ты мог иметь все, а предпочел смерть…
— Это обычный выбор воина, — сказал Ион. — Если помнишь, когда-то ты учил меня и этому.
— Помню, — кивнул Директор, еле слышно скрипнув зубами. — Что ж, пусть свершится предначертанное.
— Знаешь, старики говорят, что Великий Механик забирает к себе мертвых и дает им новую жизнь. Но делает он это только с теми, кто верит в него. Не хочешь поцеловать шестерню? Это все, что нужно сделать для того, чтоб Механик не оставил тебя после смерти.
Ион расстегнул ворот и показал маленькое зубчатое колесико. Оно висело у него на шее, продетое сквозь тонкий кожаный шнурок. Наверно, жутко неприятно, когда шестеренка становится на ребро под рубахой.
Я покачал головой.
— Тому, кто не боится смерти, не нужно целовать шестерню.
— Ты не боишься смерти? — удивился Ион.
— Глупо бояться неизбежного, — пожал я плечами.
— Тогда, может, проще сразу застрелиться? — криво усмехнулся стаббер, застегивая ворот. Похоже, мое нежелание принять его веру слегка задело парня.
— Торопить неизбежность не менее глупо, — ответил я.
Признаться, я немного кривил душой. Любое живое существо подсознательно боится умереть. Это заложено природой на уровне инстинктов. Другое дело, что вполне можно накрутить себя так, что этот страх будет восприниматься как привычная тяжесть рюкзака на плечах. Вес, конечно, мешает, но ты постепенно адаптируешься и идешь вперед, уже не обращая на него внимания. Не тот десантник, кто не боится прыгать с парашютом, а тот, кто боится, но прыгает. Не тот воин, кто не боится смерти. Воин, как и любое другое живое существо, тоже боится умереть, но при этом делает свою привычную работу не обращая внимания на собственный страх. Когда ты безразличен к чему-либо, оно не имеет для тебя значения…
Мы лежали рядом на земле, завернувшись в пончо кустарного производства, сильно похожие на натовские. Спальных ковриков нам не выдали, но и на том спасибо. Вместо них мы накидали на землю сухой травы, которой вокруг было предостаточно, — вот тебе и ночлег…
После суда надо мной из тюрьмы выволокли остальных несчастных. Вывели за ворота завода, раздали по куску вяленого мяса и по кружке воды. Мне даже руки развязали по такому случаю. Подождали, пока мы поедим, — определенный такт бывает и у палачей. Мол, пусть пока еще живые убитые немного покайфуют перед смертью.
Потом всем нам вновь связали руки за спиной крепкими кожаными ремнями и погнали по раздолбанному шоссе. Сзади неторопливо переваливались на выбоинах те самые два электрокара с «Кордами» плюс открытый транспортный электроцикл, похожий не на стального ежа, а на вполне мирный грузовик с прожектором на кабине. В кузове грузовика разместился десяток стражников с автоматами Калашникова… и один с СВД!
Последнее меня поразило до глубины души. Хотя чего только не хранит народ в домашних сейфах, особенно тот, что вернулся с локальных войн. Видать, во времена незапамятные изъяли заводские винтовку у какого-нибудь подпольного любителя пострелять в мирное время. Ухаживали за ней, холили, лелеяли — вот и дожила СВД до сегодняшнего дня.
А вот пулеметы с автоматами явно на заводе точили по чертежам. Вроде и правильно все, а наметанный глаз ловит разницу в незначительных мелочах, как взгляд опытного бойца моментально отличает «родной» АК от китайской копии.
Но в данном случае это все ерунда. Главное — стволы рабочие. Что радует, несмотря на то что они направлены на нас. Ибо при соответствующей доле сноровки, помноженной на удачу, оружие иногда поворачивается на сто восемьдесят градусов…
В общем, прогнали нас под конвоем мимо зданий, которые пострадали не в результате боевых действий, а развалились от старости и неблагоприятной экологической обстановки. Где-то земля просела над сгнившей канализацией, в другом месте под фундаментом болото образовалось, в третьем просто без видимой причины по фасаду пошли трещины, и половина блочного дома рассыпалась на бетонные фрагменты. Но все равно картина мертвого города удручала меньше, чем Москва, разрушенная давней войной…
