— А вы чего встали? — рыкнул на них Грок. — Это и ваша победа. Эй, обслуга, тащите ваше пойло. Помянем погибших…
Обслугу к короткой тризне не пригласили. И правильно — зачистка нижних уровней склада от десятка укрывшихся там осмов — это не война, а карательная экспедиция. Особой доблести в ней нет, тем более когда на одного вчетвером-впятером, да еще и с автоматами…
Погибших помянули скромно, разлив по сто граммов местной водки в алюминиевые кружки, принесенные со склада. Ион, как я понял, недолюбливавший спиртное, свою порцию выпил не поморщившись. За погибших — это святое, независимо от того, в кого ты веришь. Некоторые традиции вечны.
После короткой тризны, пожелав друг другу удачи, мы расстались с боевыми товарищами — и у них, и у нас еще было слишком много дел, чтобы затягивать проводы. Да и незачем оно. Глядишь, будет еще время для совместных застолий с музыкой, песнями да воспоминаниями. А сейчас не до того — на войне как на войне. И никто не говорил, что она уже закончена…
БТР летел по Ленинградскому шоссе. Я не переставал удивляться почти идеальной сохранности асфальта на этом участке дороги. Похоже, какой-то местный феномен. Не может шоссе сохраниться два столетия практически неповрежденным.
— Хоррошая доррога, — прорычал Грок. — Коррнями крыш-травы прорросла.
— Крыш-травы? — переспросил я.
— Ну, — кивнул нео. — Трава мелкая такая, хррен разглядишь. Считай, одни коррни. Тоже мелкие, но их много, в дома и дорроги вррастают. Бетон и асфальт для нее защита от дождей и ветрра. Такой дом или доррогу ничего не берррет. А сама тррава — в земле, под кррышей…
Внезапно Грок замолчал, а Шерстяной довольно резко ударил по тормозам. Оно и понятно. Утренний туман медленно рассеивался, постепенно открывая неожиданный сюрприз, ожидающий нас впереди.
Я много слышал про бетонные укрепления заставы, охраняющей путь через Канал — границу между зараженной Москвой и территориями, находящимися под влиянием Зоны трех заводов. Но то, что я увидел воочию, мне решительно не понравилось.
Еще в самом начале нашего знакомства упоминал Ион про две пушки — автоматическую зенитную калибром тридцать семь миллиметров и восьмидесятипятимиллиметровую дивизионную Д-44, что стояли в парке возле завода вместе с боевыми машинами еще до Третьей мировой войны. При этом лично для меня было неудивительно, что эти орудия смерти сохранились в течение двухсот лет и при этом оставались функциональными. Мой друг Японец рассказывал, что потомственные самураи Страны восходящего солнца, бывало, и по полтысячелетия сохраняли в идеальном состоянии свои родовые мечи, несмотря на влажный островной климат. Если за оружием ухаживать, то оно хранится практически вечно.
Но то, что эти две пушки усилиями людей Зоны трех заводов дожили до сегодняшнего дня, меня решительно не устраивало. Потому что обе они сейчас были направлены в нашу сторону. И если с относительно скромного вида зениткой, не имеющей щитового прикрытия расчета, мы бы могли побороться на равных (например, на опережение срезать тот расчет очередью), то против грозной Д-44 ловить было нечего.
Я точно знал — эта жуткая штуковина с километра шьет насквозь одиннадцатисантиметровую броню. А уж со ста метров нам вообще все равно — что кумулятивным стрельнут артиллеристы, за толстым щитком орудия укрывшиеся, что осколочно-фугасным, что подкалиберным. По фигу, что у этой дуры сейчас в стволе. Бахнет раз — и нету нашего БТРа вместе с экипажем машины боевой. Даже обосновавшиеся в свежевырытых траншеях по краям дороги автоматчики да пулеметчики не понадобятся. В данной ситуации возможная огневая поддержка пехоты только так, для придания солидности моменту.
— Не стрелять, — скомандовал я. И добавил: — Дергаться тоже не надо. Сидим тихо, загораем.
Летом рассвет наступает рано и в пять утра уже все замечательно видно. В сложенном из бетонных плит левом укреплении заставы, которое язык не поворачивался назвать дотом, наметилась какая-то движуха. Наконец из нагромождения плит вылез тот самый мордатый замдиректора. Интересно, шеф его посылает на такого рода переговоры потому, что он профи в этом деле? Или просто если пристрелят, то и не жалко?
Сейчас гонору у зама было поменьше, чем в прошлый раз. Наверно, впечатлили не столько крупнокалиберные стволы нашего БТРа, сколько морды нео, нехорошо скалящиеся прямо над ними.
— Директор приказывает сложить оружие, — срывающимся голосом прокричал зам. — Можете взять припасов сколько унесете на себе — и проваливайте в свою Москву.
— А с чего такая милость? — удивился я. — Вроде ж мы обо всем договорились.
— Мы не договаривались, что ты пожжешь все наши боевые машины, а потом отпустишь на волю целую кучу вооруженных мутантов. Толпа осмов только что переправились через Канал на километр ниже заставы. И теперь если они вернутся, то будут представлять серьезную угрозу…
— Слышь, зам, — прервал я его вопли. — А Директор как себя чувствует? Голова не болит? Руки не трясутся? Лицо пятнами не пошло?
Заместитель поперхнулся невыкричанными словами. Растерянно оглянулся на автоматчиков. Потом посмотрел на бетонное укрепление, перевел взгляд на орудие.
— Короче, — крикнул я с расчетом, чтобы мои слова были слышны и на заставе. — Если твой Директор хочет дожить до вечера, пусть он выйдет и поговорит со мной лично.
Зам хотел еще что-то сказать, но его прервали:
— Довольно.
В черном проеме кустарно сложенного бетонного укрепления появилась знакомая фигура.
— Я и вправду неважно себя чувствую, — произнес Директор. Вроде негромко сказал, а все услышали. Бывают люди с такими голосами, они обычно Директорами и становятся. — Зачем ты поднял меня с постели, Снайпер?
— Ну, ты же не случайно переехал сюда из укрепленной Зоны трех заводов, верно? — сказал я, спрыгивая с БТРа. Больной человек, как-никак, надо ж оказать уважение. К его болезни, разумеется, не к нему.
— Не случайно, — кивнул Директор.
Мы пошли навстречу друг другу и встретились как раз посредине, на пересечении линий выстрелов его автоматчиков и моих нео. Забавная мысль — «мои нео»! Хотя как еще командир может называть членов своего отряда?
Выглядел Директор действительно неважно. Похоже, я переборщил с дозой той жидкости, что выдавил Ург по моей просьбе из-под своего ногтя. Там и было-то всего две-три капли, которые он слил в стреляную гильзу из моего кармана. А я потом аккуратно перелил их в стеклянную флягу. Ладно, учту на будущее.
— Дело в коньяке, так ведь, — сказал он. Не спросил, а именно констатировал факт.
— Не совсем, — сказал я. — Скорее в том, что было во фляге помимо коньяка.
Директор усмехнулся.
— Дай угадаю. Яд осмов?
— Кому яд, а кому средство для приготовления пищи, — пожал я плечами. С дозой я точно погорячился. На лице и на лысине Директора были уже не просто пятна, а участки глубокого некроза, грозящие вот-вот превратиться в полноценную еду для осмов. Интересно, теперь эти рытвины останутся у него навсегда? Хотя, если мы не договоримся, они точно исчезнут, причем очень скоро. Вместе с лицом и лысиной.
— Противоядие есть? — спросил Директор.
— Это зависит от того, к чему мы придем в результате переговоров, — сказал я.
— А ты не боишься, что я прикажу схватить тебя и твоих уродов-мутантов, и ты выложишь мне все в течение получаса? — прищурился Директор.
— Не очень, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Во-первых, я не уверен, есть ли в твоих пушках снаряды. Во-вторых, ты не уверен, есть ли у тебя эти полчаса.
Директор думал недолго.
— Чего ты хочешь?
