— Это ты зря, — авторитетно заявил Афанасий. — Оно вообще за бесплатно только на субботниках бывает. Или в книжках. Молодой ты еще, жизни не видел. Подрастешь, въедешь в тему и поймешь, что по любви оно часто дороже выходит.
Музыка, ревущая из задних колонок, прервалась, и въедливый голос ведущего произнес: «Не говорите мне, как жить, и я не скажу, куда вам надо идти».
— Вот-вот, — сказал Витек. — Что-то типа этого я только что и собирался сказать.
Афанасий рассмеялся громко и весело, как может смеяться только счастливый, не отягченный никакими заботами человек, и выжал педаль газа до пола.
Макаренко очнулся от тишины. Тишина висела в воздухе и была почти осязаемой. Необычной, какой не бывает в повседневной жизни даже по ночам, озвученным лаем бродячих собак, сигнализациями потревоженных машин, ветром, скребущимся в окно, и поскрипыванием этого самого окна, которое давно бы пора уже отреставрировать да покрасить, да вот как-то все не доходят руки. Да и осталось оно, это окно, вместе с домом далеко-далеко от его вечно занятого хозяина.
Тишина была не домашней. И не домашними были запахи. Пахло чем-то острым, приторным, казенным, знакомым еще по тем далеким временам, о которых очень хотелось забыть…
«Больница», — подумал Макаренко.
Открыть глаза оказалось делом неожиданно нелегким, но следователь собрался с силами и поднял свинцовые веки.
Мягкий дневной свет, льющийся из окна напротив, больно резанул по глазам. Андрей сморгнул набежавшие слезы и попытался пошевелиться.
Тупая боль пришла откуда-то снизу. Макаренко замер, закусив губу. Боль поворочалась под одеялом, как потревоженный зверь, и постепенно затихла. Теперь болела укушенная губа.
«Точно больница».
Вспомнился ресторан, выстрелы, удар пули в ногу, чья-то машина, уносящаяся от погони.
И любимый Высоцкий.
Макаренко осторожно повернул голову и скосил взгляд вниз. Похоже, под одеялом были обе ноги.
«Да и ранение, вроде, было в мясо. И пуля не пиленая. Наверно… А ты уверен, что не пиленая, и что именно в мясо?»
Захотелось начать нервничать, дергаться, приподнимать одеяло и проверять наличие целой, неампутированной ноги. Но зверь, притаившийся под одеялом, коварно напоминал о себе, пульсируя в области, интересовавшей сейчас Андрея больше всего.
Судя по пульсации, нога была на месте. Но тут как раз некстати вспомнилась прочитанная когда-то где-то газетная статья о фантомных болях в конечностях, которые отрезали давным-давно.
«Ой, как правильно в школе учили: коли зло пресечь, забрать все книги бы, да сжечь. Лучше б с операми водку пил в свободное время, чем в газетах читал про всякую ерунду».
Макаренко начал тихо паниковать…
Справа кто-то тонко чихнул.
Андрей осторожно, боясь потревожить пульсирующего внизу зверя, повернул голову.
С соседней кровати на него смотрел Артавазд, директор ресторана «Место встречи». Нижняя и верхняя часть лица директора была забинтована, отчего он немного смахивал на киношного человека- невидимку. Узнать Артавазда можно было лишь по большим печальным глазам, грустно смотревшим из щели между повязками.
— Извините, — сказал Артавазд.
— Ничего, будьте здоровы, — ответил Макаренко.
— Как нога? — кивнул на одеяло директор.
— А она есть? — с опаской спросил Андрей.
— Есть-есть, не волнуйтесь. Врач сказал, что была слегка задета кость, но сейчас все в норме. Через недельку-другую будете в строю.
— И на том спасибо, — облегченно вздохнул Андрей. — Я уж думал, что теперь так до конца жизни, как капитан Сильвер, на деревянной ноге буду шкандыбать. С попугаем.
— Как кто?
— Да, неважно. Главное, нога цела. А я уж думал…
— Вы зря волновались. Я договорился с лучшим хирургом в этом городе, и он обещал, что все будет без осложнений. Даже хромать не будете.
Губы армянина двигались вместе с бинтами, еще больше усиливая его сходство с известным литературным персонажем.
«Ага, стал бы ты так стараться, если бы дело не касалось и тебя тоже, — подумал Макаренко. — И отдельную палату организовал на двоих не иначе из соображений, что в присутствии мента меньше шансов, что придут и добьют. А они могут. Как-никак, похоже, Витя там одному из них кровь-то пустил нехило. Им же плевать, кто виноват, кто прав. Если в его ресторане родственника порезали, могут решить, что по-любому армянин — кровник. До кучи с остальными участниками кровопролития».
В палату вошла медсестра.
— К вам посетитель, — сказала она Андрею. — Вообще-то, доктор не велел беспокоить, но…
— Извините, милочка, но побеспокоить больного придется.
Замятин просочился в палату в щель между косяком и полным бедром пышнотелой медсестры. Белый халат, на пару размеров больше, чем требовалось бы, складками свисал с костлявых плеч опера, делая его похожим на большую бабочку.
— И это самое. Нам бы с больным с глазу на глаз пообщаться.
Замятин недвусмысленно пострелял глазами в сторону медсестры и директора ресторана.
— Конечно, конечно, — сказал директор, спуская ноги с кровати и всовывая их в тапочки.
Медсестра ничего не сказала, только фыркнула и, вильнув пышным задом (вряд ли ради Замятина, скорее, для Макаренко), ретировалась. Вслед за ней в коридор выскочил Артавазд.
— Как нога? — кивнул на одеяло Замятин.
— Спасибо, переживу.
Замятин порылся за пазухой и достал плоскую флягу.
— Будешь? Настоящий. Разливной, не бутылочный. Пять звезд. Или даже шесть.
Андрей вздохнул.
— Замятин, кончай воду мутить. Ты по делу, или как?
Оперативник запрокинул голову, пару раз дернул кадыком, потом обстоятельно вытер губы рукавом халата и медленно завинтил крышку на фляге. На серовато-белом рукаве рядом с влажным пятном от губ Замятина виднелись плохо застиранные пятна аналогичной формы.
— Или как, — сказал Замятин, ставя флягу на прикроватную тумбочку. — В ресторане человека замочили. И никого не трясет, что он голимый душман. А все стрелки указывают на тебя.
«Вот те раз, — мысленно подивился Макаренко. — Значит, Витек того импортного товарища все же грохнул. А парнишка-то прямо-таки серийный убийца».
— Все официанты и посетители показали, что ты в шатер зашел за несколько секунд до того, как туда
