– Миш, ну чего ты меня достаешь с этой дамой, да еще так громко! – возмутился Коля уже по- настоящему. – Хотя мне ведь скрывать нечего, так что хоть криком кричи, хоть воем вой, только не про это все. Мне оно уже так обрыдло, ты себе не представляешь.
– Чем же «все это» так тебе надоело?
– Знаешь ведь, что рыба в мутной воде не живет. Она в ней только ловится хорошо. Так что в этой борьбе за власть победили рыбаки.
– Что ты имеешь в виду, Коля?
– Сразу же после публикации результатов, а ты знаешь, они были отрицательные, весь штаб чуть не арестовали, да. Хотя в том последнем адовом круге участвовали всего два кандидата. А это значит, что народ все-таки думал и нам, то есть милиции, доверял. Ну, народ ведь он на то народ и есть, чтоб не знать многого. Ты представляешь, эти, что к власти пришли, прежде всего о нашем штабе озаботились. Вся команда вдруг попала в черный список. На тех ребят, что денег на кампанию дали, наслали налоговиков. Несчастных журналюг, мало того, что поувольняли, просто «раскатали под асфальт». Ни одному будет не подняться. А самое смешное, что и на меня наехали. Конкретно на меня. Они, понимаешь, думали, что я к кассе доступ имею. Ну я, конечно, имел некоторое отношение к кассе, даже по два раза в месяц в ведомости автограф оставлял. Но и все. А эти два мента, представляешь, те самые оборотни в погонах, про которых сейчас пишут, меня на «счетчик». И послезавтра у нас, я ж в управе сразу доложился, «стрелка» будет. Ну, конечно, только для того, чтобы арестовать этих волчар с поличным.
– А кто такие? Ты их раньше видел? – насторожился Корнилов. Аня даже прислушалась к тому, что говорил Санчук, настолько серьезным голосом спрашивал Михаил.
– Не, раньше не видал. Да вот два чудика: Митрофанов и Ропшин. Один из оперов районных, другой омоновец. Я-то поначалу прикинулся куском сала да ветчинкой на косточке, они и заглотили. Ты что, я там так лоха отыграл, заслуженный артист позавидовал бы. Зашугался до появления реального пота, приступов сердечных… Во как! Так что завтра закроем этих двоих надолго. Возьмем с поличным. Не операция, а мечта. Возвращаюсь в родное ведомство не с пустыми руками. Мне бы резидентом работать! Очень результативная работа!
– А что ж ты к ребятам, а не ко мне, своему боевому товарищу, другу, можно сказать, побежал? Обижаешь, – Аня оглянулась на Корнилова, глаза которого блестели каким-то странным блеском. Неужели действительно обиделся?
– Михась, та оно тебе надо? У тебя ведь и так дел столько висит, что и на «КАМазе» не увезешь. Подозреваемая у тебя, говорят, сбежала из-под подписки о невыезде. Глухарей сколько. Ну, я и решил, что тебе, наверное, не до этого, то есть не до меня, и что уголовка сама справится.
– Эх, Санчо, Санчо…. Ну когда мне было не до тебя? – сокрушенно покачал головой Корнилов и похлопал Колю по плечу.
Когда Аня вернулась домой, совершив первый в своей жизни развоз населения, позвонил Брежнев. Два дня назад Аня все-таки съездила к нему в институт и сдала кровь из вены. Здесь сразу было понятно, что люди занимаются серьезной наукой. Никаких симпатичных медсестер. Брежнев закрылся с ней в кабинете и сделал все сам. Быстро и не больно. Кровь у себя он тоже брал сам. Видно, опыта в этом деле у него было много. После того, как он приводил Аню к себе на работу и представил всем, как дочь, он не хотел, чтобы кто-то узнал, что именно они затеяли. А потому постарался сделать все анонимно. И вот теперь он звонил ей, чтобы сказать, что результат получен. Аня испугалась, что он ей его сейчас же и сообщит. Но он напомнил ей, что сам читать эту бумагу не будет. Просто он звонит сказать, что Аня может за ней приехать, вскрыть конверт и прочитать интересующую ее информацию.
– Сергей Владиславович! Может, это плохо с моей стороны, вы тратили свое время… Но я бы хотела, чтобы вы выбросили этот конверт. Я поняла. То, что там – для меня не важно!
– Я рад, – коротко ответил он.
– Выбросьте его или сожгите.
– Я положу его к себе в сейф. Мне кажется, однажды наступит день, когда правду узнать тебе будет необходимо.
– Мне никогда это не понадобится! Я точно знаю, – воскликнула Аня.
– Никогда не говори «никогда», – произнес он, как говорят маленькому ребенку.
Глава 20
– Нашему атаману монахом быть, а не разбойником. Если он и дальше будет проявлять такую же щедрость, то пусть делает это за свой, а не за наш счет.
Валя, Анина соседка через один дом по улице Кольцова, поливала огород из шланга.
В этом не было бы ничего необычного, если бы Озерки уже с полчаса не поливались проливным дождем. Аня приостановилась у соседского штакетника, но на всякий случай решила не здороваться, а пройти под шумок дождя мимо. Но, видимо, ее яркий зонтик уже попал в Валино боковое зрение.
– Здравствуйте, Аня, – чуть сдвигая назад капюшон, сказала соседка и засмеялась. – В дурдоме бастует медперсонал. Больных распустили по домам…
Я вас не очень напугала? Просто эта грядка у меня под кленом. Видите, какая крона густая? Сюда только косой ливень достает. Муж тоже надо мной смеется, а дочка у виска пальцем крутит. Неудачная грядка, зато клен какой!
– А у нас на участке дуб такой же огромный…
Женщины стали говорить о своих деревьях, будто это были их дети или собаки, не обращая внимания на дождь. Аня – под дачным зонтом, с которым ходила только до ближайшего магазина, соседка – в ярко желтом дождевике с капюшоном, которые одевают в непогоду то ли иностранные докеры, то ли рыбаки, а, может, спасатели.
Вале было уже далеко за сорок, но они были с ее девятнадцатилетней дочкой, как сестры. А дочка, между прочим, своим лицом и фигурой представляла на рынке известного производителя меховых изделий. Мама даже была в чем-то поинтереснее, например, теплотой и выразительностью взгляда, пластикой и готовностью улыбаться живым людям, а не объективу камеры.
Деревянный Валин дом был скромнее Аниного, а участок, хоть и меньше раза в три, зато тщательно распланирован и ухожен. Что касается домашних питомцев, то у Вали жили две собаки – кавказец и доберман, две кошки – сибирская и сиамская, два волнистых попугайчика – самец и самочка. К тому же дочка взяла в аренду лошадь, не крестьянскую лошадку, а породистую скаковую, с небольшим каким-то брачком.
В окружении равнодушно-хамоватых богатеев, владельцев громоздких коттеджей, и неприветливых стариков, доживавших свой век в неустроенности и ненависти, Валя была единственным человеком в округе, с которым Аня с удовольствием общалась, а со временем, возможно, могла бы и подружиться.
– Что мы с вами под дождем стоим? – первой опомнилась Валя. – Заходите ко мне в гости. Я вас угощу уникальным вареньем из крыжовника. Правда, еще прошлогодним, в ожидании нового урожая…
– «Крыжовенным золотом»? – почему-то спросила Аня.
– Так вы знаете этот рецепт, – огорчилась женщина. – А мне одна старушка рассказала по большому секрету. Старинный монастырский способ, забытая технология. Старушка эта с Варваринской улицы два года как умерла. Откуда вы его узнали?.. Из монастыря? Ну все равно, заходите…
– Нет, Валя, я пойду. В следующий раз обязательно, но сейчас мне надо домой. А в следующий раз сама напрошусь, и еще с блокнотом, диктофоном. Буду за вами записывать. Научите меня полеводству, цветоводству?
– Да хоть бортничеству и собирательству! – засмеялась Валя. – Заходите в любое время. Сегодня у вас гости, я понимаю.
– Гости?
– Несколько машин гостей…
Аня напрасно всполошилась. Это были те же самые «гости», которые посещали семинары ее мужа, получая тумаки, оскорбления, открывая в себе благодаря этому какие-то сверхчеловеческие или наоборот, недочеловеческие, возможности. Не надо было бежать опять в магазин, изобретать что-то на кухне.
Дождь на своем участке она уже не застала. При ее появлении он, роняя последние капли, ушел куда-то за железную дорогу, в сторону Коломяг. Проходя мимо «Шаолиня», Аня услышала громкие, но на этот раз членораздельные крики вместо животного рева.
