Укрепление называется Чукинга и находится на вершине одного из самых высоких склонов, что поднимается на левом берегу реки Абанкай. Это остатки крепости, построенной древними индейцами аукарунами, которые знали больше толку в военных хитростях, чем многие христианские генералы. В разрушающихся стенах есть два пролома, один на виду, над обрывом, другой скрыт уступами скал и кустарником, будто специально для нападения оттуда на вражеские тылы.
– Чтобы добраться до нас, – говорит полковник Диего де Вильяльва, – им придется войти в скалистую теснину длиною в три лиги, пересекать высохшие русла ручьев, каждый раз становясь мишенью для наших стрелков. Говорят, у маршала Альварадо более тысячи человек и тьма индейцев. Но ежели он загонит их в теснину и пошлет на нас, как слепых быков, то даже великая воля господня не спасет их от великой беды.
– Гордыня маршала столь велика, что он так и поступит, – говорит Эрнандес Хирон.
И он так поступил, господи помилуй, так и поступил. Разведав с помощью лазутчиков местность, на которой расположился Эрнандес Хирон, маршал без промедления повел туда всех своих тысячу двести человек в боевом порядке, вместе с осторожными советниками, яростными военачальниками, тысячью вооруженных индейцев, сотнями лошадей, аркебузами, пиками, пушками, флагами, барабанами и Дубами. Славное войско, сколько оружия, сколько украшений, сколько отважных сердец. Совершив переход в десять лиг через затопленные долины и снежные хребты, оставив позади индейцев и павших от холода лошадей, маршал Альварадо добрался до Чукинги, где в укрытии поджидал его Эрнандес Хирон.
Перво– наперво маршал Альварадо приказал послать капитана Хуана Рамона с его ста пятьюдесятью стрелками, чтобы они втянули мятежников в бой, напугали их стрельбою и затем, вступив в переговоры, убедили перейти на сторону короля. Эрнандес Хирон и полковник Диего де Вильяльва видели, как те спускались по склону на берег реки, как потом они распрямились, взбодренные медным корнетом. Они все были как на ладони, и слова были слышны ясно, занималось спокойное утро, и луна еще не потеряла своего полуночного сияния.
– Да здравствует король! Смерть тиранам! – прокричал с вызовом Фелипе Энрикес, ему ответил аркебуз, пуля пробила грудь, и Фелипе Энрикес, едва доживший до восемнадцати лет, упал замертво.
– Я, Мата, когда стреляю, наповал убиваю! – закричал младший лейтенант Гонсало де Мата, он слыл остряком, и ему нравилось играть словами.
– Вот я тебя и убью! – ответил ему спокойный голос Аурелиано Гранадо, и вслед за тем пуля ударила Мату в голову, расколов ее надвое, словно тыкву.
– Бросайте тирана! Переходите к нам, товарищи по оружию, король великодушно примет вас! – закричал неуемный говорун капитан Гонсало де Аррейнага.
На этот раз вожак мятежников Хуан де Пьедраита с яростью разрядил свой аркебуз. Тяжело раненный Аррейнага рухнул в речную воду, за ним на землю упал сержант Херонимо де Сориа, и еще пятеро стрелков нашли свою смерть, двое из них Рамиресы – однофамильцы по чистому совпадению, ибо их не связывали родственные узы.
Опыт оказался таким дорогим, что Хуан Рамон предпочел отступить, потеряв двадцать пять человек убитыми и ранеными, причем двое утонули в реке, а Франсиско де Бильбао перешел на сторону тирана Эрнандеса Хирона, выполняя обет, данный ранее Святой Деве дель Пилар. Пули свистели над Лопе де Агирре, но ни одна в том первом бою в него не попала.
После злосчастной вылазки маршал Альварадо собрал у себя в шатре главных своих военачальников не для того, чтобы следовать их советам, он даже не выслушал их, как будет видно далее. И Лоренсо де Альдана, и Гомес де Алзарадо, равно как Диего де Мальдонадо с Гомесом де Солисом, полагали, что штурм высоты, занятой Эрнандесом Хироном, мог принести лишь сомнительную победу ценою слишком многих жизней.
– Пусть остаются в своей крепости, а мы наберемся терпения и подождем, пока голод и другие нужды заставят их спуститься вниз, – сказал Лоренсо де Альдана.
– Дня через два или три он выйдет из крепости, чтобы дать нам бой или убраться отсюда, а многие его сторонники воспользуются случаем и перейдут к нам, – сказал Гомес де Альварадо.
Маршал молчал в крайнем неудовольствии. Маршал внял лишь бравым речам Мартина де Роблеса, упрямого астурийца, бывшего в неладах со всякими мудрствованиями и полагавшегося не на стратегию, а лишь на аркебузы и солдат.
Однако Лоренсо де Альдана так настаивал на своем и столь высока была его репутация опытного генерала, имевшего на своем счету сотни сражений с местными вождями и испанскими тиранами, что маршал в конце концов пообещал ему оставить свое безрассудное намерение штурмовать очертя голову вражескую крепость. Он рассеял опасения Лоренсо де Альданы, и тот спокойно вместе с несколькими сержантами и артиллеристами ушел из лагеря, намереваясь обложить мятежников со стороны крутого берега и заставить их выйти из логова.
Никому и ни в чем не удалось убедить маршала; пламя победы уже занималось над ним, до него было рукой подать, а они собирались погасить его речами. Полдень отсвечивал на пиках и на лошадиной сбруе, когда на сторону короля перебежал еще один из людей Эрнандеса Хирона и сказал то, что всегда говорят перебежчики: что, мол, в том лагере все пали духом, что, мол, там только и думают, как бы бежать, и тут снова взыграло пылкое маршальское сердце. Снова созвал он своих военачальников, на этот раз без Лоренсо де Альданы, который в это время находился в двух лигах от лагеря, приближаясь к цели, и объявил им без околичностей, что решил дать бой и не потерпит ни возражений, ни разглагольствования.
– Если дело обстоит так, значит, мне остается умереть, – сказал Гомес де Альварадо, выходя из палатки, и три часа спустя доказал, что слова его не были ни преувеличением, ни ложью.
Маршала обуял гнев святого апостола Иакова, призрак Сида звал его вперед. Мартину де Роблесу, с его стрелками, самому нетерпеливому из своих командиров, он приказал перейти реку и атаковать левый фланг Эрнандеса Хирона. Хуану Рамону с его ста двадцатью пятью солдатами, среди которых находился и Лопе де Агирре, он велел взобраться на скалу и обрушиться на правый фланг тирана. Тысяча индейцев, вооруженных камнями и воинственными воплями, должны были напасть на крепость сзади. Сам маршал намеревался перейти реку в конце боя под гром барабанов и плескание знамен, чтобы славно завершить сражение и добить предателей.
– Они идут в том самом порядке, о каком я молил святую троицу, – говорит полковник Диего де Вильяльва Эрнандесу Хирону. – Прикажите, ваша милость, стрелкам целиться не спеша, и увидите, солдаты маршала посыплются наземь, как кролики.
Мартин де Роблес точно на гвозде сидел. К чему ждать условного сигнала боевого рожка? он яростно ринулся на неприступные развалины – кто сказал, что они неприступные? – никто не осмелится оспаривать
