Профессор вдруг вскочил и ткнул себя в живот. Плясок Святого Витта еще не хватало фру Улафсен!
— Даосские алхимики считают, что в этом месте у человека сосредоточен главный энергетический центр — Врата Жизненности. Он совпадает с центром тяжести человека. Здесь, в этой области, путем многолетней практики даосы выплавляли внутреннюю пилюлю бессмертия… Так вот. Космос устроен по тем же законам. Только эти энергетические центры — особые люди. На них сходятся тысячи земных нитей и человеческих судеб. В моей теории я называю такого человека
— Какую же жертву должен принести так называемый пупок?
— Вы думаете, можно дать конкретный рецепт жертвы? Но, я полагаю, что он должен привести в порядок свои земные дела, как говорят буддисты, очистить свою карму, и покорно ждать смерти. Своей смерти…
— И где же эти люди сейчас?
— О, не беспокойтесь! Они появятся, когда придет их час, когда судьба мира будет поставлена на карту.
— Я и не беспокоюсь! Меня вообще мало беспокоят ученые фантазии старого…
— …козла?! Ведь так вы хотели выразиться?..
Словно сквозь какую-то прореху в оболочке, которая и была лондонским профессором, опять мелькал Вадим Ахметович.
— А знаете вы, кто такой козел в русской фольклорной традиции? Это свой домашний черт! Черт, который всегда с тобой!..
Вадим Ахметович глядел на нее из профессорских глазниц и хохотал прямо в лицо. И когда объявили посадку на лондонский рейс, и Татьяна, как всегда уверенно и неторопливо, направилась к стеклянным дверям, ей все еще слышатся смех Вадима Ахметовича…
Тайная леди Морвен всегда летала VIP-классом не для того, чтобы подчеркнуть свое социальное положение, просто она не выносила, когда ее помещают в общие шеренги кресел, запараллеливая ее с десятками других рук, ног, голов. Здесь же все было свободнее, может чуть строже, чем в земном кафе. Не изменила она своей привычке и находясь «в шкуре» фру Улафсен. В окне иллюминатора плыло здание аэропорта. По яркой фигуре английского гвардейца времен Кромвеля на фоне Тауэра Татьяна узнала рекламный щит джина «Бишот». Лондон встречал ее уже на американском континенте примелькавшейся рекламой. Только здесь над шлемом гвардейца контрастным пятном навис огромный черный ворон. Старый житель Тауэра. Самолет оторвался от земли и быстро набрал высоту…
Поспать? Хорошо бы просто поспать. Или понаблюдать за соседями по салону, пока есть возможность быть незамеченной, никому не интересной фру Улафсен? Где наш ученый-пупковед? Летит эконом-классом! Что он там говорил про жертву? Жертва аборта!.. А этот, наверняка, англичанин. Помесь разорившегося лорда и чокнутого футбольного фаната. Домой едем? Пить пиво и орать на стадионе?.. Вот типичный компьютерный червь, переболевший всеми компьютерными вирусами. Даже в самолете с ноутбуком!.. А этой мадам серенький костюмчик фру Улафсен пошел бы куда лучше, чем ее вишневый. Что она там читает? Бабский иллюстрированный журнал. Внимательнее надо было читать, чтобы не походить в своем костюме на бутыль вишневой наливки. Только тебе и смотреть на рекламу нижнего белья! Голый живот и трусики… Пупок… А этот? Какой-то араб в белом бурнусе. Сидит не шевелится, жен, наверное, в уме пересчитывает. С какой сегодня первой поздороваюсь? Какую, как и в какое место? Танец живота… Пупок… Танюша, милая, притомилась? Это Павел сказал той Татьяне в аэропорту. Нет, это он сказал этой Татьяне. Это она притомилась, это ей нужен был отдых… Отдых от одиночества силы и власти, что вели ее по жизни, ни на мгновение не выпуская из своих цепких лап, неся ее на своих черных крыльях…
А со стюардессой что то случилось! Сколько раз она уже пробежала туда и обратно. А теперь и пилот… С пассажиром, может, плохо. Или… Еще не хватало этого в ее полной приключений жизни! Самолет! Вроде летим, не падаем. Скрежет какой-то! Как гигантским ногтем по листовому железу! Словно кто-то огромный хочет влезть в самолет на ходу! Танюша, милая, кажется, прилетели… И впервые в жизни ничего не сделать, ничего не предпринять. Куда ж ты денешься с подводной лодки, как говорил Ленька Рафалович! Сидеть и ждать. Чувствовать кресло под задницей последний раз! А потом свободный полет? Свободное падение? Ускорение свободного падения? Как там? Эм на Жэ? На Жэ..! А ведь почти прилетели… Британия должна быть под нами… Опять что-то скребется по корпусу… Заткнись ты, старая дура! Что теперь орать! И этот орет, как на стадионе! Проигрывают твои, нет у них никаких шансов.
Да вот же Темза, Тауэр… Лондон под нами! Только бы сесть! Заходим на круг… Если все это случайности, то почему они связались сейчас в один узел. Что у них там сегодня свет на мне клином сошелся?.. Второй круг! Темза, Тауэр… Мы так и будем ходить кругами? И скрежет, и еще какие-то хлопки в турбине! Кажется, молится кто-то? Араб? Нет, этот сидит, как сидел. Кто же это причитает? «Ныне убо время всего моего живота, яко дым прейде. И предсташа ми прочее ангел и, посланнии от Бога, окаянную мою душу ищуще немилостиво…» Третий круг! Откуда эти слова? Кто читает эту молитву? Кто? И как хочется повторять за этим невидимым! Как нестерпимо хочется повторять! «Ныне убо время…» Нет, глупости! Ничего нет, ни бога, ни черта! Ничего!
— Вы, кажется, сказали, что ничего нет?
Прямо перед ней в кресле сидел… Фэрфакс.
— Может, вы скажете, что и меня нет? Что у вас галлюцинации? А вот вам и вещественное доказательство обратного. Позвольте вам преподнести от всего сердца, но, извините, из задницы. Вы думали, что вы одна можете шутить рядом со смертью, Таня? Когда ни у меня, ни у вас уже нет никаких шансов?
И Фэрфакс протянул ей цветок магнолии.
— Берите… Тот самый… Не побрезгуйте…
Татьяна с отвращением оттолкнула протянутую руку с цветком.
А ведь тряска прекратилась. Как она могла не заметить этого, и турбины не гудят. И вообще тишина какая то странная… гробовая. В иллюминаторах мгла кромешная…
— Буэнос диас, Кармен!
В том же самом кресле, где только что сидел Фэрфакс, теперь был этот усатый парень. Как его? Лео…
— …Лео Лопс. А вы — Кармен! Ведь так вы мне пред ставились? Можно я допью?
В руке его оказался тот же стакан, что и за мгновение до ее выстрела.
— Ведь я не сделал последний глоток. А так хочется сделать еще один глоток. А потом еще один… Последний глоток так сладок! Хотите попробовать? Мне не жалко. Ведь вы даже жизнь мою взяли так, мимоходом, случайно, как стакан разбили, и пошли себе дальше… Возьмите стакан. Там еще остался один глоток воды. Но он ведь не спасет вас, как не спас меня. Одним глотком воды этого огня не потушить…
— Какого огня?
— Ты спрашиваешь, какого огня, Танечка?
Этот голос Татьяна узнала сразу! Араб поднялся с кресла, белый бурнус упал к его ногам, и она увидела Вадима Ахметовича Шерова!
— А еще ты сказала, что не веришь в черта? Ты привыкла верить только в то, что видишь? Тогда ты увидишь черта!
Лицо Вадима Ахметовича стало цвета сырой глины, а то, что Таня сначала приняла за торчащие волосы, оказалось козлиными рогами. Шерсть на его теле шевелилась, как от сквозняка.
— Слышишь, Танечка? Они идут!
— Кто?
Вадим Ахметович не ответил. Размеренные шаги многих ног приближались…
— Они уже близко, Танечка. Но ты спрашивала про огонь?!
Он щелкнул пальцами. Занавес в тамбур стюардесс распахнулся. Таня увидела в проеме пылающую жаром топку адского паровоза. И тут же открылась дверь в противоположном конце салона. Оттуда потянуло могильным холодом.
Если она просто сорвалась, не выдержал слабый человеческий механизм, и все это только бред и ничего кроме бреда, то откуда такие детали. Ведь можно отвлечься на детали… Протянуть руку и потрогать внутреннюю обшивку самолета. Подлокотник кресла. Винты, заклепки… Нога затекла. Надо поменять
