так — вы пока побеседуете, а я надену ее и явлюсь вам во всей красе. Папа точно не устоит. Да?
— Да… — проговорил Асуров, откровенно любуясь девушкой.
— Ну так дайте сюда. Надеюсь, вы не забыли ее в своем магазине?
Анна насмешливо улыбнулась.
— Нет, что вы, — залепетал Асуров, — вот она.
Его пальцы на мгновение замешкались, открывая замочки «дипломата», вдруг прошиб пот, и мелькнула несуразная, недостойная мыслишка: хорошо, что Робер дежурит у двери.
Не переставая улыбаться, Анна протянула руку и сомкнула пальчики вокруг заветного футляра.
— Хорошо, — сказала она. — Вам сюда.
Она подошла к двойной белой двери, расположен ной прямо напротив входа, постучала. Бархатный мужской голос отозвался:
— Да-да?
— Это Анна. Он пришел.
Дверь распахнулась, на пороге показался невысокий коренастый мужчина с седой бородкой.
Анна отступила на шаг, развела руки в легком полу поклоне.
— Мой папа.
— Очень приятно, мсье, — проворковал доктор Московиц и сделал приглашающий жест. — Прошу…
Асуров шагнул к кабинету. Напоследок, повернув голову, бросил взгляд на Анну. Она ободряюще подмигнула.
Как только мужчины скрылись за дверью, улыбка резко сбежала с ее лица. Быстро, деловито она прошла к другой двери — маленькой и скромной. Распахнула.
Дорогу ей перегородила внушительной комплекции негритянка в белом переднике. Та самая толстозадая кухарка, похожая на мать Линка.
— Мадемуазель, куда вы? Сюда нельзя…
— Доктор велел подать горячий глинтвейн с корицей и яблоком, — не сбавляя шаг, отчеканила Анна.
Тон ее возражений не предусматривал.
Кухарка замерла, раскрыв белозубый рот.
— Поспешите, Натали… — кинула через плечо Анна.
Собственное имя вывело кухарку из ступора. Она кинулась исполнять распоряжение хозяина, переданное через… Через новую секретаршу, что ли? Они так быстро меняются, что не уследишь. Хозяин любит разнообразие…
Анна беспрепятственно преодолела длинную кухню, тамбур, легко справилась с замком, в несколько стремительных шагов пересекла дворик, уже четко видя цель — белую кнопку справа от железной калитки.
Нажала, плавно толкнула калитку, и только оказавшись на улице, запрятала футляр за пазуху куртки.
Возле нее с ревом остановился мотоцикл. Водитель тоже был весь в черной коже, с черным шлемом на голове. Второй шлем болтался на высоком руле.
— Сюда!
Линк убрал руку с педали, Анна сняла шлем, отработанным движением надела на себя, защелкнула застежку, вскочила в седло и крепко обхватила Линка за пояс.
— Ну?! Получилось?
— Да. Газуй!
Мотоцикл вздыбился, резко стартуя, и парочка унеслась в восточном направлении, в сторону Периферик — кольцевой дороги вокруг Парижа.
Там они влились в мощный транспортный поток, на четвертой по счету развязке, не доезжая парка Вилетт, ушли влево, вернувшись таким образом в город.
Разговор у доктора Московица сразу принял какой-то непонятный оборот.
— Располагайтесь, дорогой мой, располагайтесь, будьте как дома…
Доктор гостеприимно показал на кресло напротив внушительного письменного стола. На кожаный диванчик. На кушетку, поставленную в середине светлого, просторного кабинета.
— Спасибо… — Асуров растерянно сглотнул. — То есть, куда именно… располагаться?
— Где вам будет комфортнее…
Асуров выбрал кресло. Доктор кивнул.
— Так, так, хорошо, расслабьтесь, не напрягайтесь. Может быть, рюмочку коньяку?
— Благодарю вас, господин доктор, вы очень любезны…
— Ну что вы, что вы… — Обворожительно улыбаясь, доктор продефилировал к столику с разнокалиберными сосудами. — Что предпочитаете? «Мартель»? «Энее си»? Может быть, «Граф Полиньяк»?
— Нет! — сдавленно вскрикнул Асуров. Доктор внимательно посмотрел на него и зацокал языком.
— Зачем же так нервничать, дорогой мой, для этого нет решительно никаких оснований. Не желаете коньяк — и не надо…
Московиц уселся напротив Асурова.
Сидел, молчал и улыбался.
Молчал и Асуров, не зная, как все это понимать.
— Итак, мой дорогой мсье… — Доктор прервал паузу за мгновение до того, как она сделалась невыносимой. — Простите, вы не напомните ваше имя?
— Но, господин доктор, какое это имеет отношение?..
— Друзья зовут меня Рене, — прервал Московиц и выжидательно посмотрел на Асурова.
— Константин, — представился, наконец, Асуров. — Константин Асуров.
— Асюров, — почти правильно повторил доктор. — Интересная фамилия… Ах да, Анна мне говорила, вы, кажется, русский?
— Да, — коротко согласился Асуров, не желая вдаваться в биографические подробности. — «Русский Аполлон», антикварно художественный салон на Ришелье-Друат…
— Надо же, как интересно, мир полон совпадений. Мой дедушка тоже был подданным Российской империи. Не русским, правда, но кое-каким русским словам он меня научил. — Доктор начал декламировать, подчеркивая каждое слово выразительным жестом рук. — Погром. Казаки. Самогон. Жидовска морда. Эбэнамать…
Последнее слово вышло у доктора каким-то идиллически-мечтательным.
Асуров выдавил из себя улыбку.
— У вас явные способности к языкам, господин доктор.
— Рене… Впрочем, как вам будет удобно… Итак, мсье Асюров, расскажите что-нибудь о себе.
— Что — о себе?
От неожиданности получилось почти грубо, но доктор, похоже, неправильной нотки не заметил.
— Все, что посчитаете нужным. Вы ведь, кажется, родились не здесь, а в России. Давно ли приехали? Как вам здесь нравится? Комфортно ли прошел адаптационный период, или вы считаете, что он до сих пор не закончился?
Асуров нервно забарабанил пальцами по столу.
— Доктор, я не понимаю…
— Не надо нервничать, дорогой мой, поверьте, вы пришли к другу, который желает вам только добра… Оказаться в чужой стране, среди чужих людей, с другим языком, другой культурой, другими обычаями — это само по себе большой стресс. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Когда после Сорбонны я прилетел на стажировку в Нью-Йорк, мне очень долго было так тоскливо, так одиноко. Бессонница, безотчетные тревоги, вялость, сменяемая немотивированным возбуждением. Разом пробудились все детские страхи, неврозы. Представляете, полдня я проводил за столом, принимая пациентов, а полдня — на кушетке, сам превращаясь в пациента… Кстати, может быть, приляжете? Поверь те, так будет удобнее. И
