Мама наливает половником кружу бульона для меня, и я прошу вторую, чтобы взять ее к Хеймитчу. Затем я иду через лужайку к его дому. Он только- только просыпается и принимает кружку без комментариев. Мы сидим там, почти умиротворенно, потягивая наш бульон и наблюдая за закатом через окно его гостиной. Я слышу кого-то, ходящего наверху, и предполагаю, что это Хейзелл, но через несколько минут к нам спускается Пит, бросая кортонную коробку с пустыми бутылками из-под ликера на стол.
— Вот, все сделано, — говорит он.
Все усилия Хеймитча уходят на то, чтобы сфокусироваться на бутылках, так что я спрашиваю:
— Что сделано?
— Я вылил весь ликер в унитаз, — говорит Пит.
Похоже, это выводит Хеймитча из оцепенения, и он хватает коробку в неверии.
— Ты что?
— Я все вылил, — говорит Пит.
— Он просто купит еще, — произношу я.
— Нет, не купит, — отвечает Пит. — Я выследил Риппер сегодня утром и сказал ей, что сдам ее в ту же секунду, если она продаст ликер хоть кому- нибудь из вас. Я также заплатил ей на всякий случай, но я не думаю, что она хочет вернуться под арест Миротворцев.
Хеймитч делает выпад со своим ножом, но Пит отклонятся от удара так легко, что тот выглядит жалко. Злость охватывает меня:
— Это вообще не твое дело, что он делает!
— Это полностью мое дело. В любом случае двое из нас попадают на арену снова, один — ментор. Мы не можем позволить себе алкоголиков в этой команде. Особенно тебя, Китнисс, — говорит Пит мне.
— Что? — выплевываю я, негодуя. Это вышло бы более эффектно, если бы у меня не было этого ужасного похмелья. — Прошлая ночь — первый раз, когда я вообще выпивала!
— Да, и посмотри, в какой ты сейчас форме, — говорит Пит.
Я не знаю, чего я ждала от нашей первой с Питом встречи после сообщения. Несколько объятий и поцелуев. Немного утешения, возможно. Не этого. Я поворачиваюсь к Хеймитчу:
— Не волнуйся, я достану тебе еще ликера.
— Тогда я сдам вас обоих. Протрезвеете на складах, — говорит Пит.
— И в чем тут смысл? — спрашивает Хеймитч.
— Смысл в том, что двое из нас вернутся из Капитолия. Один ментор, другой победитель, — говорит Пит. — Эффи прислала мне все записи Игр живущих победителей. Мы будем смотреть их и изучать все, что только сможем о том, как они борются. Мы собираемся набрать вес и стать сильными. Мы собираемся начать действовать, как профи. И один из нас собирается стать победителем снова, независимо от того, нравится вам это или нет! — Он вылетает из комнаты, хлопая входной дверью.
Хеймитч и я вздрагиваем от удара.
— Мне не нравятся совершенно убежденные в своей правоте люди, — говорю я.
— А кто нравится? — спрашивает Хеймитч, который начинает высасывать остатки из пустых бутылок.
— Ты и я. Те, кто планируют вернуть его домой, — говорю я
— Ладно, потом подшутим над ним, — отвечает Хеймитч.
Но спустя несколько дней мы соглашаемся вести себя как профи, потому что это лучший способ подготовить Пита. Каждый вечер мы смотрим старые обзоры Игр, которые выиграли оставшиеся победители. Я осознаю, что мы никогда не встречали ни одного из них в Туре Победителей, который теперь кажется странным воспоминанием. Когда я понимаю это, Хеймитч говорит, что последняя вещь, которую хотел бы президент Сноу, это увидеть меня и Пита — особенно меня — общающимися с другими победителями из потенциально мятежных дистриктов. У победителей есть особое положение, и если бы они поддержали мой вызов Капитолию, это было бы политически опасно. С поправкой на возраст я понимаю, что некоторые наши противники будут пожилыми людьми, что является одновременно и печальным, и обнадеживающим. Пит делает много заметок, Хеймитч выдает информацию о личностях победителей, и постепенно мы начинаем узнавать наших соперников.
Каждое утро мы делаем упражнения, чтобы укрепить наши тела. Мы бегаем, поднимаем тяжести и растягиваем мышцы. Каждый день мы работаем с боевыми навыками: бросаем ножи, боремся на руках. Я даже учу их забираться на деревья. Официально, как предполагается, трибуты не обучаются, но никто не пытается нас остановить. Даже в обычные годы трибуты из Первого, Второго и Четвертого оказываются способными владеть копьями и мечами. Это ничто в сравнении.
После стольких лет плохого обращения, тело Хеймитча изо всех сил сопротивляется усовершенствованию. Он все еще здорово силен, но даже малюсенькая пробежка заставляет его задыхаться. И, можно было бы подумать, что парень, который каждую ночь спит с ножом, мог бы хотя бы попадать в стену дома, но его руки трясутся так сильно, что требуются недели, чтобы добиться даже этого.
Мы с Питом соблюдаем новый режим. Это дает мне возможность что-то делать. Это дает нам всем возможность что-то делать, кроме как принять поражение. Мама помещает нас на специальную диету, чтобы мы набрали вес. Прим лечит наши болящие мышцы. Мадж таскает нам газеты Капитолия от своего отца. Предсказания о том, кто будет победителем, показывают нас среди фаворитов. Даже Гейл входит в общую картину по воскресениям, хоть он не испытывает никакой любви к Питу и Хеймитчу, он обучает нас всему, что знает о ловушках. Это странно для меня, одновременно разговаривать и с Питом, и с Гейлом, но они, кажется, отложили в сторону все разногласия, которые были у них из-за меня.
Как-то вечером, когда я иду провожать Гейла в город, он даже признает:
— Было бы лучше, если бы его было проще ненавидеть.
— Кому ты рассказываешь? — говорю я. — Если бы я просто возненавидела его на арене, мы все бы не были в этом бардаке сейчас. Он был бы мертв, а я бы была маленьким счастливым победителем, совсем одним.
— И где бы мы были, Китнисс? — спрашивает Гейл.
Я замолкаю, не зная, что сказать. Где бы я была со своим притворным кузеном, который и не был бы моим кузеном, если бы не Пит? Он все еще целовал бы меня, а я целовала бы его в ответ, я бы была вольна это делать, ведь так? Позволила бы я себе открыться ему, убаюканная защищенностью, полученной от денег и еды, и иллюзией безопасности от победы при других обстоятельствах? Но по-прежнему была бы Жатва, нависшая над нами, над нашими детьми. Независимо от того, чего хочу я…
— Охотились бы. Как и каждое воскресение.
Я знаю, что он, задавая вопрос, не имел в виду буквальное значение, но это все, что я могу ответить честно. Гейл знает, что я предпочла ему Пита, не согласившись сбежать. Как по мне, так нет никакого смысла говорить о вещах, которые могли бы быть. Даже если бы я убила Пита на арене, я по-прежнему бы не хотела ни за кого замуж. Я обручилась только для того, чтобы спасти жизни людей, и эта затея с треском провалилась.
Я боюсь, так или иначе, что любое проявление эмоций с Гейлом могло заставить его сделать что-нибудь решительное. Вроде начала восстания в шахтах. Хеймитч говорил, что Дистрикт не готов к этому. А теперь и подавно, потому что на следующий день после объявления о Двадцатипятилетии Подавления сюда прибыла на поезде еще одна сотня Миротворцев.
Так как я не планирую вернуться живой во второй раз, то чем раньше Гейл позволит мне уйти, тем лучше. У меня есть план сказать одну-две вещи ему после Жатвы, когда будет час прощания. Скажу Гейлу, чтобы он знал, насколько важен был для меня все эти годы. Насколько лучше моя жизнь стала от того, что я узнала его. От любви к нему, пусть она даже в ограниченной форме, которой я могу управлять.
День Жатвы жаркий и душный. Жители Дистрикта-12 ждут, обливаясь потом, в тишине, на площади с автоматами, направленными на них. Я стою в одиночестве на небольшой, обитой бархатом арене, с Питом и Хеймитчем на таких же справа от меня. Жатва занимает всего минуту. Эффи, сияющая в своем парике цвета металлического золота, испытывает нехватку своего обычного воодушевления. Ей приходится долго пытаться ловить один единственный листочек в шаре для девочек, который, все и так знают, содержит мое имя. Затем она вытаскивает имя Хеймитча, который успевает только стрельнуть в меня несчастным взглядом, прежде чем Пит предлагает добровольно занять его место.
Нас тут же провожают в Дом Правосудия, где мы находим Главу Миротворцев Трэда, ждущего нас.
— Новая процедура, — говорит он с улыбкой.
Нас проводят через черный вход к автомобилю и отвозят на вокзал. Нет никаких камер на платформе, никакой толпы, провожающей нас в путь. Хеймитч и Эффи кажутся сопровождаемыми охранниками. Миротворцы торопят нас всех садиться на поезд и хлопают дверью. Колеса начинают вращаться.
И мне остается смотреть в окно, наблюдая, как исчезает Дистрикт-12, со всеми моими прощальными словами, по-прежнему готовыми сорваться с моих губ.
Глава 14
долго смотрю в окно даже после того, как леса поглотили последний проблеск моего дома. На сей раз у меня нет ни малейшей надежды на возвращение. Перед моими первыми Играми я поклялась Прим сделать все, что я смогу, чтобы победить, теперь же я поклялась сделать все, что я могу, чтобы оставить Пита в живых. Я никогда не попаду в это путешествие снова.
Я действительно понимаю, как необходимо мне было сказать эти последние слова своим близким. Так было бы лучше: закрыть и запереть двери. Оставить их грустными, но благополучно позади. А Капитолий украл у меня и это.
— Мы напишем письма, Китнисс, — говорит Пит у меня за спиной. — В любом случае так будет лучше. Дадим им часть нас, чтобы держаться. Хеймитч передаст их ради нас, если… Если их нужно будет передавать.
Я киваю и направляюсь прямо в свою комнату. Я сижу на кровати, понимая, что никогда не буду писать эти письма. Они будут походить на ту речь, которую я пыталась составить, чтобы отдать дань Руте и Цепу в Дистрикте-11. Эти вещи казались ясными в моей голове, даже когда я говорила перед толпой,
