словно мощным вентилятором, охватило всю кучу сушняка.
Меньше чем за минуту огненный столб поднялся над мысом, освещая все ярким светом. Густые клубы дыма понесло на север, а к завываниям бури добавился треск горящих веток, похожий на разрывы патронов, брошенных в костер. Магеллания, погруженная во тьму, разрываемую вспышками огня, поистине оправдывала свое название — Огненная Земля.
Лучшим местом для маяка, безусловно, являлся мыс Горн, примостившийся на стыке двух океанов. И когда-нибудь маяк вознесется над мысом Горн: для безопасного плавания он просто необходим. Свой свет уже посылает маяк, построенный на мысе Ванкувер острова Эстадос, но он очень удален и виден лишь кораблям, плывущим с востока, через Атлантику.
Несомненно, костер, зажженный Кау-джером, уже заметили с борта корабля, терпящего бедствие. Теперь гибнущие понимали, что земля находится не более чем в миле от них, с подветренной стороны, и что буря несет их к берегу. Если капитан днем определял местонахождение корабля, он должен был знать, что находится на траверзе[127] мыса Горн. По-видимому, он попытался его обогнуть, но, гонимый ветром и относимый течениями, не смог уйти в открытое море. Теперь же, когда судно наполовину вышло из строя, спастись оно могло только в одном из проходов, расположенных по обе стороны острова Горн.
Но в любом случае в непроглядной темноте корабль подстерегали страшные опасности. Кау-джер и Карроли с трудом различали судно, только отблески пушечных выстрелов давали им ориентир. И если подходы к отвесному берегу были свободны, то справа и слева от него начиналась полоса рифов. Только тот, кто хорошо знал эти места, мог бы провести корабль и найти ему укрытие за островом. Более того, даже самому опытному лоцману потребовались бы неимоверные усилия и вся его сноровка, чтобы провести судно в темноте, которая рассеется только с рассветом.
Между тем костер продолжал гореть. Карроли и Альг все время поддерживали огонь. Топлива им должно было хватить до утра.
Стоя спиной к костру, Кау-джер пытался определить положение корабля. Он размышлял над тем, как помочь кораблю, как предотвратить его столкновение с рифами и указать ему единственно верный путь. Он уже не думал о том, чтобы покончить счеты с жизнью. Все мысли были направлены на то, как выручить людей, попавших в беду. Когда взгляд Кау-джера падал на индейца и его сына, он видел на их лицах готовность выполнить любое его приказание.
— Скорее на борт! — крикнул он наконец.
Все трое, рискуя жизнью, сбежали по откосу вниз, за считанные минуты достигли пляжа и заняли свои места в шаланде. Якорь выбрали, суденышко вышло из бухты. Альг стал к рулю, Кау-джер и Карроли взялись за весла — ни клочка парусины поднять было невозможно, да и ветер отбросил бы «Вель-Кьеж» к северу.
Главное — выбраться за полосу рифов, с обеих сторон подходивших к подножию мыса; океанские волны разбивались о них с неописуемой яростью. Резкие крики птиц пронизывали напитанный водяной пылью воздух.
Водоворотов, бурливших вокруг рифов, шаланда избежала с трудом, хотя весла были в крепких руках. За рифами бушевало море. Волны обрушивались на суденышко с яростью и грохотом, словно уже натолкнулись на дно, хотя лот показывал глубину в несколько сотен футов. «Вель-Кьеж» сотрясало так, что, казалось, он разваливается; шаланду подбрасывало, кренило то на один, то на другой борт, так что порой весь форштевень — как говорят моряки — выталкивало из воды, а потом суденышко грузно плюхалось обратно.
Тяжеловесные волновые пакеты[128] захлестывали нос, обдавали каскадами брызг настил, прокатывались до кормы. Отяжелевшей под грузом воды шаланде грозила опасность затонуть. Альгу пришлось оставить руль и ковшом вычерпывать воду, иначе она могла заполнить всю не защищенную настилом часть суденышка. Отважный юноша умело справлялся с этой задачей, успевая время от времени выправлять руль. Он привык к трудному ремеслу лоцмана в проливах Магелланийского архипелага.
Между тем шаланда, насколько это было возможно, шла прямо к кораблю, уже были видны его ходовые огни. Впрочем, гонимое шквальным ветром судно с еще большей скоростью приближалось к шаланде. Всего через несколько минут Кау-джер и его спутники оказались у борта корабля.
Они заметили подбрасываемую подобно гигантскому бую черную массу, выделявшуюся на фоне темного моря и темного неба. Две кормовые мачты, удерживаемые бакштагами[129], волочились за кормой, тогда как фок- и грот-мачта описывали дуги в четверть окружности, разрывая тучи водяной пыли. Эти увлекаемые кораблем мачты были очень опасны: вода могла поднять их, бросить на корпус и пробить обшивку.
— Куда смотрит капитан? — не удержался Карроли. — Почему он до сих пор не отделался от этого хвоста? Как он потащит его по проливам?!
Кау-джер ничего не ответил. Скорее всего, подумал он, офицеры и вся команда просто потеряли голову, а может быть, на борту уже и не было капитана.
Конечно, Карроли был прав — прежде всего надо обрубить снасти, которые удерживали упавшие в воду мачты. Но, по-видимому, экипаж охватила паника, и никому это не пришло в голову. И скорее всего, никто уже не командовал судном и никто им не управлял. Ни одного человека не видно на вантах[130], никто не карабкался по выбленкам [131] на две оставшиеся мачты.
А между тем экипаж не мог дольше игнорировать близость земли, до которой осталось всего десять кабельтовых; скоро корабль разнесет вдребезги. Костер, зажженный на вершине мыса Горн, еще, отбрасывал языки пламени, вихрившиеся огромными космами под порывистым дыханием бури.
— Нет, что ли, никого на борту? — сказал индеец, как бы отвечая на мысли Кау-джера.
По всей видимости, корабль покинут пассажирами, офицерами, командой. Скорее всего, эти несчастные сели в шлюпки и попали в водовороты, которые делают подступы к мысу Горн опасными, а порой и непреодолимыми. В моменты короткого затишья друзья не слышали ни крика о помощи, ни отчаянного зова. Не превратился ли корабль в огромный плавучий гроб, несущий в своем чреве лишь мертвых и умирающих?
Наконец «Вель-Кьеж» вплотную подошел к кораблю. В тот же момент судно резко повернуло вправо, едва не потопив их, но Карроли поворотом руля помог шаланде проскочить вдоль корпуса корабля, где висели концы кабельтова[132] перлиня [133]. Индеец ловко схватил один из них и быстро привязал его к носу «Вель-Кьежа».
Потом Карроли, Альг и Кау-джер вскарабкались по этому тросу, перелезли через планширь[134] и оказались на палубе судна. Они ошиблись в своем предположении — корабль не был покинут. На нем находились обезумевшие пассажиры. Мужчины, женщины, дети хватались за переборки в коридорах; несчастных, охваченных ужасом, насчитывалось несколько сотен. При такой невыносимой качке было невозможно удержаться на ногах.
В темноте никто не заметил двух мужчин и юношу, которые поднялись на корабль и перелезли через фальшборт[135] около фок-мачты.
Карроли бросился на корму, надеясь найти рулевого на месте.
Но у штурвала никого не было. Лишенный парусов, корабль плыл по воле волн и ветра.
Неужели, нарушив свой долг, капитан и офицеры трусливо покинули судно?
Наконец Кау-джер увидел матроса, пробегавшего мимо него. Он схватил его за руку и спросил по- английски:
— Где капитан?
Матрос даже не обратил внимания, что к нему обращается посторонний, хотя лицо Кау-джера освещали отблески костра на мысе Горн, и только пожал плечами.
— Где капитан? — повторил Кау-джер.
— За бортом. Его и еще десяток матросов утащило с мачтами.
— А старший помощник? — допытывался Кау-джер.
— Старший помощник? — переспросил, немного помолчав, матрос. — На нижней палубе, лежит с перебитыми ногами.
