лоб, глаза как плошки, сверкавшие из-под густых бровей; одним словом, не лицо, а прямо какая-то маска! Меня предупредили не доверять ему — рекомендация совершенно излишняя. Недоверие рождалось само собой, как только вы оказывались в его присутствии.
Кончив возиться с бумагами, Калькрейт оторвал от них нос, как свинья — от желудей, и, заговорив на чистейшем французском языке, стал допрашивать меня. Однако, желая выиграть время для обдумывания ответов, я притворился, что с трудом понимаю его. Мне даже удалось заставить его повторять каждую фразу дважды.
Вот вкратце что спрашивалось и что отвечалось во время этого, допроса:
— Ваше имя?
— Наталис Дельпьер.
— Француз?
— Француз.
— Каково ваше ремесло?
— Ярмарочный торговец.
— Ярмарочный… Ярмарочный?.. Объясните… Я не понимаю, что это значит!
— Ну… Я объезжаю ярмарки, рынки… чтобы купить… чтобы продать! Короче — ярмарочный, и все!
— Теперь вы прибыли в Бельцинген?
— Как видите.
— С какой целью?
— Повидаться с сестрой, Ирмой Дельпьер, которую я не видел тринадцать лет.
— Ваша сестра — француженка, которая служит в семействе Келлер?..
— Именно так, как вы говорите!
Тут в вопросах начальника полиции наступила небольшая пауза. Затем Калькрейт продолжил:
— Итак, ваше путешествие в Германию не имеет другой цели?
— Никакой.
— А как вы собираетесь возвращаться?..
— Я просто-напросто отправлюсь тем же путем, которым прибыл.
— И прекрасно сделаете. А через какой примерно срок вы намереваетесь уехать отсюда?
— Когда сочту это нужным. Разве иностранец не может приехать в Пруссию и уехать, когда ему заблагорассудится?
— Не всегда! — При этих словах Калькрейт метнул в меня злой взгляд. Мои ответы, несомненно, казались ему более вольными, чем это полагалось. Однако взгляд его был лишь молнией, гром же еще не грянул.
«Стой-ка! — подумал я про себя. — У этого малого вид плута, который, как говорят наши пикардийцы, собирается тебя нагреть! Теперь-то надо быть настороже!»
Спустя минуту Калькрейт снова принялся за допрос и, заговорив слащавым голосом, спросил:
— За сколько дней вы добрались из Франции в Пруссию?
— За девять дней.
— А каким путем следовали?
— Кратчайшим и в то же время лучшим.
— Могу ли я поточнее узнать, где именно вы проследовали?
— Сударь, — спросил тут я, — к чему все эти вопросы?
— Господин Дельпьер, — сухо ответил Калькрейт, — мы, в Пруссии, имеем обыкновение допрашивав всех посещающих нас иностранцев. Это полицейская формальность, от которой вы, разумеется, не намереваетесь уклониться?
— Ладно! Я следовал вдоль границы Нидерландов, через Брабант, Вестфалию, Люксембург, Саксонию…[68]
— Вы, стало быть, сделали большой крюк?
— Почему?
— Потому что прибыли в Бельцинген по тюрингской дороге.
— Верно, по тюрингской. — Я понял, что в своем любопытстве он хорошо знал, куда клонит. Надо было не попасться.
— Не могли бы вы мне сказать, в каком пункте вы перешли французскую границу? — спросил он.
— В Турне.
— Странно.
— Что же тут странного?
— А то, что вас заметили следовавшим по цербстской дороге.
— Это объясняется крюком, который я сделал.
По всей видимости, за мной следили, и шпионом, конечно, был хозяин постоялого двора «Этквенде». Помнится, этот человек видел, как я прибыл, когда сестра поджидала меня на дороге. В общем, было как нельзя более ясно, что Калькрейт хочет выудить у меня сведения, касающиеся Франции. Так что я насторожился еще больше.
Он снова заговорил:
— Стало быть, вы не встретили немцев со стороны Тионвиля?
— Нет.
— И вам ничего не известно о генерале Дюмурье?[69]
— Не имею понятия.
— И ничего о движении французских войск, собранных на границе?
— Ничего.
Тут выражение лица Калькрейта изменилось, и голос его стал повелительным.
— Берегитесь, господин Дельпьер! — сказал он.
— Чего? — осведомился я.
— Сейчас неблагоприятное время для путешествий иностранцев по Германии, особенно если они французы; мы не любим, когда к нам являются смотреть, что у нас тут делается…
— Но сами вы не прочь узнать о том, что делается у других? Я не шпион, сударь!
— Надеюсь, это в ваших же интересах, — ответил Калькрейт угрожающим тоном. — Я буду наблюдать за вами. Вы француз. Вы уже нанесли визит в дом француза господина де Лоране. Вы остановились в доме семейства Келлер, сохранившего связи с Францией. При нынешних обстоятельствах этого достаточно, чтобы находиться под подозрением.
— Разве я не волен был приехать в Бельцинген?
— Вполне.
— Разве Германия и Франция воюют между собой?
— Еще нет. Скажите, господин Дельпьер, у вас, похоже, хорошее зрение?
— Превосходное!
— Ну так я вам советую не слишком им пользоваться!
— Это почему?
— Потому что, когда смотрят — видят, а когда видят, появляется искушение рассказать об увиденном!
— Еще раз повторяю вам, сударь, я не шпион!
— А я еще раз вам отвечаю, что надеюсь, иначе…
— Иначе?..
— Вы вынудите меня препроводить вас обратно на границу, если только…
— Если только?..
— Если только мы, дабы избавить вас от тягот путешествия, не сочтем нужным сами обеспечить вас пищей и жилищем на более или менее длительный срок!
С этими словами Калькрейт жестом дал мне понять, что я могу уходить. На этот раз жест этот был сделан не ладонью, а кулаком. Не имея ни малейшего желания оставаться дольше в полицейской канцелярии, я круто повернулся на каблуках, сделав это, пожалуй, слишком по-военному. И я отнюдь не
