Она пожала плечами.
– Почему бы нет. Все равно хуже уже вряд ли может быть.
«Да нет, очень даже может быть хуже», – подумала она, глядя, как он направляется к холодильнику за стойкой бара. Она может умереть. Но она запрещала себе думать об этом. Сейчас надо было думать о более конкретных вещах: одежде, бензине, деньгах.
Могла ли она как-нибудь подействовать на этого ковбоя, чтобы он помог ей? Несмотря на то что с ней он вел себя очень мило, она нервничала. Может быть, это все из-за его лихой черной повязки в виде круглой заплатки поверх одного глаза и ужасно выглядевших шрамов на его теле. А может быть, из-за его черных усиков, придававших ему вид отчаянного головореза, и его небритых щек. А может быть, из-за того откровенного, оценивающего ее взгляда его здорового глаза. Этот глаз бесподобно мягкого голубого цвета, казалось, не упускал ни одной малейшей детали. Может быть, именно это было причиной того, что ее сердце отчаянно билось, а ладони покрывались потом?
А может быть, это из-за его обнаженной груди, худощавой, но с сильными мускулами – результат скорее работы, чем специальных упражнений. Он был покрыт ровным темным загаром, треугольная копна вьющихся волос на его груди была того же цвета, что и его длинные завивающиеся волосы, видневшиеся из-под шляпы.
Он передвигался уверенной походкой, в которой чувствовались мужественность и сила. Крутой. Опасный. Возбуждающий. Если бы только она не избегала мужчин, то сказала бы, что это было самое сексуальное двуногое создание.
Но ей пришлось встретиться с таким количеством опасностей и возбуждений, которых могло бы хватить на десять жизней, что мужественные черты сексуально выглядевшего ковбоя меньше всего сейчас должны были ее интересовать. Она еще немного попьет, попробует уговорить его дать ей взаймы то, что ей нужно, и двинется дальше.
Она вздрогнула, когда он с грохотом водрузил на стол две бутылки пива и запотевший стакан для нее. Рядом он положил еще один пакет с картофельными чипсами. Налив ей пива, он поднял свою бутылку и сказал:
– Если мы собираемся стать собутыльниками, я думаю, нам следует познакомиться. Меня зовут Нид Чишолм.
– Нид? Необычное имя.
– Перешло ко мне от прадеда. Его тоже звали Нид. Джон Ниимайя Чишолм. Никогда не мог понять, как они из этого образовали имя Нид. Но тем не менее его так стали звать. Был крепким старым чудиком. Дожил до девяноста четырех лет. И еще прожил бы лет десять, но его лошадь попала ногой в яму и сбросила его. Сломал себе шею. Этот бар и вся моя земля принадлежали ему. Я выиграл это все у него в покер.
– В покер? У своего собственного дедушки?
– Прадедушки. А почему бы и нет? Он точно так же выиграл все это сам в свое время. У одного банкира из Остина. В покер. По правде говоря, я думаю, он жулил.
– Обжулил банкира?
Нид усмехнулся, и у нее замерло сердце. Это была самая сексуальная улыбка, которую она когда-либо видела в жизни. Его улыбка была немного смещена в одну сторону. Когда он улыбался, у него появлялись две складки около рта и обнажались прекрасные белые зубы.
– Я бы не удивился, если бы узнал об этом, – сказал он. – Но я говорил о нашей с ним игре. Мне тогда было четырнадцать лет. И я думаю, что он специально дал мне выиграть. Но как бы там ни было, он сразу же там на месте составил документ о передаче мне всего этого имущества. Конечно, он продолжал платить налоги и пользоваться всем имуществом до своей смерти, но как бы там ни было, все это было уже мое по совести и по закону.
– Но зачем же ему надо было жулить, чтобы дать вам выиграть его землю? Неужели он просто не мог передать вам ее по наследству в своем завещании?
Он пожал плечами.
– Он был догадливый стреляный воробей. Мой отец и я – мы никогда не ладили, и думаю, что Нид знал об этом. Он решил, что если у меня будет своя земля, то я не буду так зависеть от отца и смогу жить своей жизнью. Эта собственность всегда была для меня запасным козырем.
– Поэтому вы и бар назвали «Запасным козырем»?
– Это он назвал, а не я. Но все равно очень подходит.
Он сделал очень большой глоток из бутылки, поставил ее и стал ждать. Она ничего не ответила ему, поэтому он добавил:
– Я рассказал почти все о своей жизни, а про вас я ничего не знаю, даже имени. Есть оно у вас?
Имя. Имя. Как скоростной компьютер она пробежала умственным взором по списку возможных имен, отбрасывая те, которые уже использовала раньше: Нора, Рейчел, Дженнифер. Бэмби? Слишком броско. Карлотта? Слишком экзотично.
Кейт. Ей всегда нравилось это имя. Имя без ненужных ассоциаций. Она улыбнулась:
– Меня зовут Кейт.
– Просто Кейт?
Он взглянула на один из многочисленных плакатов, украшавших обшитую сосной стену бара.
– Миллер. Кейт Миллер.
Он нахмурился.
– Миллер. Вы не родственница Миллерам в Бирне? Или же Миллер это фамилия вашего мужа?
– Я не замужем. И я понятия не имею, где находится этот ваш Берний, поэтому сомневаюсь, что у меня там могут быть родственники. У меня вообще нет никаких родственников, кроме троюродных братьев в Айдахо. И встреть я их сейчас, я бы их не узнала.
Много из того, что она сказала, было правдой. У нее действительно были дальние родственники, троюродные братья, которые стали для нее чужими, но жили они в Орегоне.
– Если вы не замужем, то, должно быть, это ваш приятель постарался.
Она удивленно спросила:
– Что постарался сделать мой приятель?
– Поставить вам синяки на лице.
– Какие синяки?
Она машинально дотронулась до щеки и сразу же поморщилась.
