ночью. Собравшись в одной из хижин Кокинвилля, они ждали Джамму и ее младшего сына. Надо было соблюдать величайшую осторожность и не попасться никому на глаза в окрестностях городка.
Сохар и Джамма с тревогой поглядывали в сторону моря. Нетрудно догадаться, чего они боялись: крейсер мог причалить уже нынче вечером. Тогда узника переведут на борт, прежде чем друзья успеют устроить побег. Они пристально всматривались — не покажутся ли вдали огни, вслушивались — не слышно ли клокотания пара или пронзительного гудка, оповещающего о том, что судно бросило якорь.
Не было восьми часов, когда мать и сын добрались до уэда. Еще десять минут — и они встретятся с теми, кто поджидает их.
Но когда они уже собирались подняться на правый берег, из-за высоких кактусов выглянул кто-то и тихо позвал:
— Сохар!
Тот так же тихо откликнулся:
— Это ты, Ахмет?
— Да. А где твоя мать?
— Идет следом.
— И оба мы готовы следовать за тобой, — откликнулась Джамма.
— Что нового? — спросил Сохар.
— Ничего, — покачал головой Ахмет.
— Наши друзья уже здесь?
— Ждут вас.
— В крепости все спокойно?
— Да.
— Хаджар готов?
— Готов.
— А как с ним удалось связаться?
— Харриг видел его там. Он вышел на свободу сегодня утром и теперь здесь, с нашими.
— Идемте, — поторопила их старая женщина.
И все трое поднялись на берег уэда. Сквозь густую листву они больше не видели темной громады крепости: оазис Габес представлял собой огромную пальмовую рощу.
Ахмет уверенно шел впереди: в этих местах он не заблудился бы и с закрытыми глазами. Им предстояло пересечь поселок Джара, раскинувшийся на обоих берегах уэда. Прежде это была крепость, принадлежавшая поочередно карфагенянам, римлянам[17], византийцам[18] и арабам[19], а теперь здесь находится главный рынок Габеса. В этот час люди еще не разошлись по домам, и Джамме с сыном предстояла нелегкая задача проскользнуть незамеченными. Правда, улицы тунисских оазисов не освещались ни электрическими, ни даже газовыми фонарями, и лишь из открытых дверей нескольких кофеен лился слабый свет.
Однако крайне осмотрительный Ахмет непрерывно озирался и не переставал повторять Сохару, что излишняя осторожность никогда не помешает. Мать мятежника могли узнать в Габесе, и тогда охрана крепости удвоила бы бдительность. Побег, хотя и подготовленный заблаговременно, представлял немало трудностей, и ни в коем случае нельзя было насторожить французских солдат. Поэтому Ахмет выбирал темные тропинки подальше от крепости.
И действительно, в этот вечер в центральной части оазиса было довольно оживленно. Подходило к концу воскресенье. Во всех городах, где размещаются гарнизоны, как в Европе, так и в Африке, последний день недели — настоящий праздник для солдат. Они получают увольнительные, подолгу просиживают за столиками кафе и возвращаются в казармы лишь поздно вечером. В кварталах, населенных мелкими торговцами — в основном итальянцами и евреями — к веселью присоединяются и местные жители; и оно продолжается до поздней ночи.
Джамму, как мы уже говорили, вполне могли узнать в Габесе. С тех пор, как ее сын был захвачен властями, она не раз бродила вокруг крепости, рискуя своей свободой, а может быть, и жизнью. Французам было известно, каким влиянием пользуется мать в племени туарегов. Разве не Джамма подтолкнула сына к бунту? И разве не могла эта женщина призвать своих соплеменников к новому мятежу, чтобы освободить Хаджара или хотя бы отомстить, если военно-полевой суд приговорит его к смертной казни?.. О да, матери предводителя туарегов следовало опасаться; все окрестные племена готовы были подняться на ее зов и последовать за ней по тропе священной войны. Тщетно французы разыскивали отважную африканку, посылая все новые и новые экспедиции в край шоттов. До сих пор Джамме при поддержке преданных соплеменников удавалось ускользнуть. Да, сына ее удалось заполучить, а вот мать оказалась недосягаема для французов.
И вот она сама явилась в сердце оазиса, где ее подстерегало столько опасностей. Джамма во что бы то ни стало хотела присоединиться к товарищам Хаджара, которые готовили в Габесе его побег. Если предводителю туарегов удастся усыпить бдительность охраны и вырваться из застенка, мать последует за ним к марабуту, в километре от которого, в пальмовой роще, беглеца будут ждать заранее приготовленные лошади. А едва Хаджар окажется на свободе, непременно последует новая попытка сбросить иго французского владычества.
Итак, троица продолжала свой путь. Никто из встречавшихся им по дороге французов и арабов не мог бы узнать мать Хаджара под прикрывавшим лицо капюшоном. К тому же бдительный Ахмет, чуть что, делал знак своим спутникам, и все трое тут же прятались в укромном уголке за одиноко стоявшей хижиной или в тени деревьев. Прохожие удалялись — можно было выйти из укрытия и двигаться дальше.
Дорога, вернее, тропа, ведшая к крепости, была в это время абсолютно пустынна; через несколько минут Джамме и ее спутникам предстояло свернуть в узкий проулок, где находилась кофейня, к которой они направлялись.
Когда они были уже в нескольких шагах от назначенного места, молодой туарег, видимо, поджидавший их, бросился навстречу.
Он приблизился к Ахмету и, жестом остановив его, прошептал:
— Не ходи дальше…
— В чем дело, Хореб? — спросил Ахмет, узнав одного из своих соплеменников.
— Наших друзей уже нет в кофейне.
Старая женщина тоже остановилась и, дрожа от тревоги и гнева, обратилась к туарегу:
— Что случилось? Эти псы что-то пронюхали?
— Нет, Джамма, — покачал головой Хореб. — Охрана в крепости ничего не подозревает…
— Тогда почему же наши друзья ушли из кофейни?
— Потому что французские солдаты пришли туда выпить, и мы решили, что опасно оставаться в таком обществе. Там был унтер-офицер спаги[20] Николь, который знает вас, Джамма…
— О да, — прошептала мать, — он видел меня там… В дуаре…[21] Когда капитан схватил моего сына. О, этот капитан! Если бы мне только…
Из груди старой женщины вырвался хриплый звук, похожий на рычание хищного зверя.
— Где же теперь наши друзья? — спросил Ахмет.
— Идемте, — сказал Хореб.
И первым скользнул под сень пальмовой рощицы по тропе, ведущей к форту.
В этот час под пальмами было пустынно. Впрочем, оживление здесь царило только в дни большого базара в Габесе. Стало быть, путники не рисковали встретить кого-нибудь на подступах к крепости. Но что из того? В крепость-то они все равно не могли проникнуть! Хотя было воскресенье и большинство солдат гарнизона получило увольнительные, в гарнизоне оставалась надежная охрана.
Что ни говори, в форте находился мятежник Хаджар, которого еще не доставили на борт корабля, чтобы затем передать в руки французского правосудия. И бдительность охраны была, естественно, удвоена.
Итак, маленькая группа пересекла пальмовую рощицу и вышла на опушку. Здесь сгрудилось около двадцати хижин; через приоткрытые двери наружу проникали полоски света. Место встречи было уже
