Голос знаменитой певицы Стиллы вызывал восторг слушателей. А кроме того, Стилла славилась необычайной красотой.
Среди бесчисленных поклонников артистки был один, который не пропускал ни одного представления, где слышался ее «непередаваемого великолепия» голос. Он словно тень следовал за ней из одного города в другой. Присутствие этого таинственного посетителя, барона Горца, стало для нее невыносимо.
Молодого прекрасного графа Телека, оказавшегося проездом в Неаполе, тоже покоряет талант актрисы, но еще более — красота этой женщины. Он безумно влюбляется в нее и предлагает ей выйти за него замуж.
Но Стилла, «знаменитая красавица-артистка, с таким искусством передававшая на сцене душевные волнения, самые тонкие оттенки страсти и нежности, сама, как говорили, была совершенно чужда любви, она жила искусством и только для искусства». Тем не менее она с радостью принимает предложение графа, так как состояние, которым он располагает, позволит ей оставить театр и избавиться таким путем от назойливого преследования барона Горца. О свадьбе стали говорить открыто, и вот уже объявлено последнее выступление Стиллы. Публика негодовала, барон был в ярости.
Наступил прощальный спектакль. Никогда еще голос Стиллы не звучал так пленительно, но артистку смущает присутствие барона Горца, которого она возненавидела. Ее охватывает необычайное волнение, и в тот момент, когда Стилла исполняла заключительную сцену из «Орландо», едва успев произнести слова: «Innamorata, mio cuore tremane Voglio morire…», она вдруг покачнулась и упала. В груди у нее порвался сосуд, и она умерла. Барон Горц исчезает, направив своему сопернику угрожающее письмо: «Это вы ее убили!… Берегитесь!…» А граф Телек скрылся в своем фамильном замке и жил там в полном одиночестве, неотступно думая об усопшей. По прошествии нескольких лет он, чтобы развеять свое горе, пускается в путешествие. И вот однажды ему пришлось попроситься переночевать в гостиницу деревни Верста в Карпатах. Там он узнает, что окрестное население повергнуто в страх, так как в старом полуразрушенном замке водятся духи. И в самом деле там происходят странные вещи. Какие-то голоса слышатся даже в зале самой гостиницы. Путешественник смеется над суеверием местных жителей.
А между тем молодой лесник, нареченный дочери судьи Кольца, вместе с деревенским доктором пытался проникнуть в замок и возвратился оттуда полуживой, наполовину парализованный; на подъемном мосту его ударила какая-то таинственная сила, а его спутник, будто прикованный, не мог двинуться с места. Франц Телек хочет успокоить деревенских жителей, самолично отправившись на место событий. И тут он с удивлением узнает, что замок принадлежит его сопернику, барону Горцу, пропавшему куда-то много лет назад. С этой минуты граф начинает сомневаться, стоит ли ему вмешиваться в чужие дела. Оставшись один, граф Телек засыпает в гостинице, и ему чудится голос Стиллы. Тогда он принимает решение.
Граф держит путь к развалинам замка, возвышающегося на отвесном холме. Было уже темно, когда он подошел совсем близко к замку. И вдруг на левом его крыле он видит смутную фигуру — это Стилла. Граф ни минуты не сомневается в том, что артистка жива и находится во власти барона. Подъемный мост оказался опущен, и граф, не раздумывая, устремляется в замок. Но едва он успел сделать несколько шагов, как мост с грохотом поднялся. Став пленником Карпатского замка, граф блуждает по лабиринту темных галерей.
После ряда приключений сквозь узкую трещину ему удается заглянуть внутрь старой часовни, где беседуют барон Горц и его неизменный компаньон, безвестный изобретатель Орфаник, который с помощью электричества вызывает таинственные явления, внушающие страх деревенским жителям, проявляющим излишнее любопытство. Тайно установленное телефонное сообщение между замком и гостиницей позволяет барону подслушивать разговоры постояльцев и пугать жителей деревни разными голосами.
Став в часовне свидетелем беседы Горца с Орфаником, Франц не только узнает обо всех их выдумках, ему становится известно также и то, что эти два человека собираются бежать, взорвав предварительно замок, куда может нагрянуть полиция. Чтобы помешать Горцу увлечь за собой потерявшую, по всей видимости, рассудок Стиллу, Франц проникает в зал, где барон в полном одиночестве сидит в кресле перед эстрадой, на которой появляется Стилла, поющая финал «Орландо».
Молодой граф бросается к Стилле, глаза которой устремлены на него, но Горц, подобрав нож, упавший из рук его соперника, восклицает: «Попробуй-ка похитить ее у меня!» — и поражает Стиллу в самое сердце. Раздается звук разбитого зеркала, и актриса исчезает. То было всего лишь ее изображение!
Тут Рудольф Горц произносит еще одну странную фразу: «Стилла снова ускользает от Франца Телека!… Но голос ее… Голос ее остается у меня… Голос ее принадлежит мне одному!»
В то же самое мгновение он хватает ящик и выбегает из зала. Раздается выстрел, пуля одного из тех, кто шел на приступ замка, разбивает этот ящик, к величайшему отчаянию барона, и тот не может удержать крика: «Ее голос… ее голос!… Они разбили ее голос!…» Оказалось, это была запись голоса Стиллы.
Взрывом, о котором уславливались Горц с Орфаником, разрушены остатки замка, причем Горц оказался единственной его жертвой. Орфаник успел вовремя скрыться. Что же касается потерявшего рассудок Франца, то он непрестанно будет повторять последние слова из «Орландо». Но потом, когда Орфаник уступит ему уцелевшие записи Стиллы, Франц, слушая голос любимой женщины, вновь обретает разум.
Речь в данном случае идет о романе, где любовь занимает первое место. Франц без памяти влюблен в Стиллу, он страстно любит ее как женщину, и если к нему возвращается разум, то только потому, что он слышит голос, который напоминает ему любимое существо.
Для Рудольфа Горца Стилла как женщина не существует, он тоже страстно любит ее, но любит в ней только актрису. Барон был истинным меломаном, влюбленным в голос, «не будь этого голоса, и он, казалось, не сможет жить».
Тут автор, который, как мы знаем, питал пристрастие к музыке, намеренно делает такое противопоставление. Музыка сопутствовала писателю с раннего детства; его сестры были прекрасными пианистками, Анна стала даже в какой-то мере виртуозом, да и Жюль с Полем тоже были пианистами. Под конец жизни Поль увлекался тем, что сочинял очень милые музыкальные этюды. Когда Жюль учился в Париже, его ближайшим другом был музыкант Иньяр.
Мы уже видели, как сотрудничали эти два молодых человека, когда Жюль был либреттистом Иньяра. Правда, литератор при этом брал на себя смелость подсказывать музыканту регистр голосов. Из записок о путешествии в Шотландию, которое они вместе совершили в 1859 году, мы узнаем, что у друзей были одни и те же вкусы, им не нравились определенные куски «Трубадура» Верди, зато полюбились наивные мелодии шотландских песен.
В ту пору Жюль Верн испытывал, по всей видимости, влияние Иньяра, в его глазах он был специалистом, к тому же оба они разделяли одну и ту же страсть к произведениям Моцарта и Бетховена.
В 1859 году был создан «Фауст» Гуно, положивший начало монолитному звучанию хора и оркестра и совершивший тем самым переворот в концепции театральной музыки. Если верно то, что рассказывали у нас в семье, то Жюль Верн поначалу был удивлен этим новшеством, он утверждал, что «получается чересчур много шума!». Жюль Верн хотел этим сказать, что оркестр мешает многогранности звучания голоса. Напрашивается вопрос, а не было ли обусловлено столь поспешное суждение влиянием Иньяра, менее отзывчивого на всякие нововведения. Позднее Жюль Верн считал Гуно великим мастером, мало того, когда в 1861 году в Париже поставили «Тангейзера», он был сторонником Вагнера. В том же году Жюль Верн с Иньяром совершили путешествие в Данию. Музыкант привез оттуда антивагнеровскую оперу «Гамлет», а литератор, написавший в 1863 году роман «Путешествие к центру Земли», который был опубликован в 1864 году, отправил Акселя к берегам Исландии мимо замка Эльсинор, не без умысла назвав корабль, который увлекал его героя навстречу чудесным приключениям, «Валькирией», незаметно воздав тем самым должное произведению немецкого композитора.
В романе «Дети капитана Гранта», появившемся в 1867-1868 годах, но начатом еще в 1865 году, позиция писателя по отношению к Вагнеру становится еще более определенной, он называет композитора «непонятым гением».
Следует, правда, отметить, что со временем его «вагнеризм» поубавился. В 1895 году в «Плавучем острове» писатель слова называет Вагнера в числе великих композиторов, но добавляет при этом, что «вагнеровская эпидемия уже ослабела». Быть может, причиной такого охлаждения послужила позиция Вагнера по отношению к войне 1870 года? Впрочем, проще всего приписать шовинизму то, что на самом-то
