соглашается уступить остельскому государству остров Горн, с условием установить там мощный маяк — то была заветная мечта Кау-джера.
Пожертвовав во имя сострадания к собратьям своей любовью к свободе, Кау-джер полагает, что, исполнив долг, он может сложить взятые на себя обязанности, но ему уготовано новое испытание.
Найден слиток золота, и Кау-джер никак не может сладить с охватившей поселенцев золотой лихорадкой. Остельцы, забросив все работы, ищут золото, но мало того, что экономике острова грозит полная разруха, его территорию наводнили золотоискатели, явившиеся со всех концов света. Потерпев неудачу, эти авантюристы предаются грабежу и бросаются на приступ столицы. Битва тысяч налетчиков с остельской милицией — одна из самых волнующих страниц романа. Кау-джер вынужден отдать приказ открыть огонь и, потрясенный, взирает на груду безжизненных тел. А тем временем правительство Чили, привлеченное залежами золота, посылает военный корабль, с тем чтобы навязать острову Осте протекторат, а вернее, прибрать его к рукам. Доказав сначала, что армия, которой он располагает, может противостоять чилийским притязаниям, Кау-джер подписывает договор, подтверждающий передачу эксплуатации золотых приисков соседней державе, но требует сохранить при этом автономию остельцев. Затем, передав власть подготовленному им для этой цели молодому человеку, Кау-джер берет старенькую шлюпку и плывет на мыс Горн. Он будет сторожем на своем маяке: «…Вдали от всех и нужный всем… навеки свободный и одинокий». Автор говорит, что «нигде в другом месте, кроме этой голой скалы, у него не хватило бы сил нести дальше жизненное бремя. Ведь самые тяжелые драмы разыгрываются в сознании людей; и для тех, кто их пережил и вышел из них опустошенным, разбитым, лишенным тех устоев, на которых зиждилась вся прежняя жизнь, нет иного исхода, как смерть или одиночество».
Эти слова отчаяния выражают подлинные мысли самого писателя. А несколькими страницами выше автор, описывая душевное состояние своего героя, как бы поверяет нам свои собственные чувства: «Всю жизнь он никому не подчинялся, и ему казалось жестоким навязывать свою волю другим… Вынужденный отречься от своих идеалов и покориться фактам, Кау-джер мужественно нес свой тяжкий крест, но в глубине души все еще лелеял слабую надежду на возможность осуществления своей мечты».
Кау-джер — человек чистого сердца, и потому он анархист в полном смысле этого слова. Смысл слов часто теряется, и теперь слово «анархист» стало равнозначно слову «террорист», однако человек, именующий себя анархистом, а на деле совершающий террористический акт, отрицает тем самым теорию, последователем которой себя провозглашает, так как, отвергая, казалось бы, всякую власть, он путем насилия пытается навязать свою. И сколько бы он ни говорил, что стремится к уничтожению социальных установлений вообще, на самом-то деле он выступает лишь против определенной социальной формы, и, значит, это уже не анархист, а революционер, который стремится заменить одно правительство другим. Тогда как анархизм предполагает, что человек должен быть свободным от всякой власти, ибо он достаточно мудр, чтобы управлять самим собой. Приверженцы этой теории утверждают, что при отсутствии любых систем человек не станет угнетать себе подобных и добровольно согласится с тем, чтобы каждый получил свою долю земных богатств. Коммунизм не так наивен и, преследуя цель равного распределения всех богатств, не доверяет благим намерениям человека и не обманывается насчет его полного бескорыстия, считая, что такого результата можно добиться лишь при помощи сильного правительства, стоящего у власти.
Кау-джер явно симпатизирует коммунистической теории. Но на деле свое общество он строит, пожалуй, на началах социалистического коллективизма. Так, золотоносные жилы он считает собственностью государства, производство электроэнергии — общественным достоянием. Корабль, курсирующий между двумя частями архипелага, также принадлежит государству. И если он разрешает частную собственность, которую считает неизбежным злом, то вовсе не потому, что следует какой-то теории, а потому, что видит в ней мощную движущую силу. В конечном счете его правительство придерживается либеральной доктрины с зачатками социализма. Кау-джер, можно сказать, использует даже новую экономическую политику (нэп), изобретенную Лениным.
В своей замечательной книге «Политическое прочтение Жюля Верна» Жан Шено подчеркивает, что Немо — это «образ непримиримого борца, в котором воплотилась мечта революционера поколения сорок восьмого года о свободе народов, его антиколониальные настроения и неприятие какой бы то ни было власти».
Я склонен думать, что таковы были и сокровенные мысли самого автора, этого «скрытого революционера», по определению Пьера Луиса. С жаром, свойственным юности, его мятежный дух прорывался в письмах к отцу. Потом он стал сочинителем. В своих драматических произведениях Жюль Верн довольствовался едкими насмешками в адрес современного ему общества. Затем его ослепила беспредельность человеческого прогресса. Но в 1886 году писатель пришел к выводу, что «успехи науки не должны обгонять состояние нравов». Надо дождаться дня, «когда люди станут достаточно образованными, достаточно благоразумными, чтобы никогда не употребить ее во вред», — так говорит Робур, олицетворяющий «науку будущего», которая способна будет изменить социальные и политические условия жизни на земле.
В 1894 году, которым определяется время действия романа «Кораблекрушение „Джонатана”», до совершенствования нравов было еще далеко. Тогда как науки, напротив, неудержимо развивались, и пропасть, отделявшая их от нравственных устоев жизни, все углублялась. Старый писатель содрогался, предвидя неизбежные последствия этого. Научные открытия давали возможность предугадать нравственный крах науки, поставленной на службу преступным целям и наделяющей человека таким могуществом, с которым благоразумие уже не в силах совладать. Об этом его последний роман, написанный наспех, над которым немало пришлось поработать его сыну.
Тот факт, что Мишель, связанный в последние годы с отцом тесными дружескими узами, сблизился с ним и в плане интеллектуальном, не оставляет сомнений. Я помню, как в доме № 44 на бульваре Лонгвиль отец и сын вели долгие беседы о книге, над которой в данный момент работал автор. Радуясь возможности поделиться своими планами с достойным собеседником и критиком, старый писатель загорался, как в былые годы. Жан Шено не без резона полагает, что Мишель оказывал в ту пору на отца не меньшее влияние, чем Груссе-Лори. В 1885 году был опубликован «Найденыш с погибшей „Цинтии”», роман, написанный Жюлем Верном в соавторстве с Груссе-Лори. Думается, что, несмотря на свое сотрудничество, авторы создали весьма посредственное произведение. Самый сюжет его мне представляется абсурдным: экспедиция, отправившаяся по следам Норденшельда с единственной целью удовлетворить семейное любопытство, — в это верится с трудом. Вызывает сомнение и та легкость, с какой осуществляются такие беспримерные подвиги мореплавания, как, например, освоение Северо-Восточного и Северо-Западного морских проходов. Одним словом, это весьма бледный пересказ путешествия, который не идет ни в какое сравнение с «Зимовкой во льдах», юношеским произведением Жюля Верна, гораздо более живым и композиционно лучше построенным.
Однако Жюля Верна связывали с Груссе-Лори тесные отношения; со всей очевидностью, беседы с таким революционером, как Груссе, не могли пройти бесследно для «скрытого революционера», каковым был Жюль Верн. Но в последние годы своей жизни писатель поверял свои мысли не кому-нибудь, а Мишелю, и никто, кроме Мишеля, не был в состоянии, не искажая намерений автора, довести до конца работу, начатую им над новой рукописью. Те, кого удивляет пессимизм последних произведений писателя, могли бы заметить, что автору никогда не был свойствен столь дорогой их сердцу безмятежный оптимизм. Если со вниманием прочесть все романы писателя, нельзя не отметить тот факт, что успех всех его героев объясняется лишь упорным трудом и мужеством, и сколько раз на страницах своих книг он выражает мрачные взгляды на судьбу человечества. К концу жизни эта нота разочарования звучит все отчетливее. Уже в 1895 году в «Плавучем острове» под прикрытием фантастики явно проглядывает не только едкая критика американского гигантизма, делячества, характерного для янки, смехотворность политических распрей, но и высмеиваются вздорные притязания наших инженеров. В 1896 году Жюль Верн осудил изобретателя Тома Рока, злоупотребившего своим открытием, а в 1904 году Робур, опьяненный своим могуществом, теряет рассудок. В романе «Кораблекрушение „Джонатана”», опубликованном в 1909 году, автор выражает тревогу по поводу социальных бед, которые так беспокоили его в последние годы жизни. Такое направление мысли неизбежно привело писателя к величайшему разочарованию, которое и выразилось в полной мере в романе «Удивительные приключения экспедиции Барсака», который был первоначально озаглавлен «Научное путешествие», добро и зло в равной мере воздействуют на душу
