Берия стал при любом удобном случае нашептывать Сталину, что «Военная экономика» чрезмерно рекламируется, что ею готовы заменить сталинскую «Вопросы ленинизма», что Вознесенский уже считает себя главой правительства и без ведома Политбюро, без уведомления Сталина внес коррективы в народно-хозяйственные планы, что Вознесенский группирует вокруг себя какой-то новый центр из ленинградских работников.
Кроме того, Вознесенскому было инкриминировано страшное обвинение: якобы он намерен отторгнуть Ленинград от СССР. Для доказательства был использован факт проведения в Питере промышленной ярмарки Российской Федерации, на которой, по мысли ее устроителей, должна была произойти реализация неликвидных товаров. Ярмарка проводилась по указанию Вознесенского и без согласования в Политбюро.
Не надо забывать, что в «ленинградской группе» высказывались предложения перевести столицу РСФСР на невские берега.
К этому добавились ошибки, совершенные некоторыми работниками Ленинградского обкома при проведении отчетно-выборной конференции: в своем стремлении угодить начальству они сочли возможным не заметить несколько голосов «против» при подсчете результатов выборов. Хотя эти голоса ничего не решали, сам факт «нарушения партийной демократии» был расценен в Москве как беспрецедентная фальсификация. Расследование этого дела вел «человек Берии», член Оргбюро ЦК В. М. Андрианов. Он указал в своей записке в Политбюро, что у руководства ленинградской партийной организации есть антипартийные настроения — противопоставить Ленинград центру.
Политбюро направляет Маленкова в северную столицу для разбора дела. Первым секретарем обкома избирают Андрианова, хотя Маленков делал попытки предложить на это место ленинградца.
Конечно, никакого заговора в Смольном не было. Этот сюжет с заговором был придуман в Москве.
Кому он был выгоден?
Прежде всего Берии. В меньшей степени — Маленкову.
Маленков, не любивший Жданова, хорошо относился к его питерскому коллеге Алексею Александровичу Кузнецову (второй секретарь обкома и горкома во время блокады, с января 1945 года — первый секретарь обкома и горкома, с марта 1946 года — секретарь ЦК, член Оргбюро и начальник управления кадров ЦК). Фактически Кузнецов был главным организатором обороны города, и Маленков это хорошо знал. Кузнецов считался одним из самых перспективных партийных работников нового поколения. Будучи начальником управления кадров, он курировал и органы безопасности, то есть конкурировал с Берией. А на это управление Кузнецова рекомендовал Маленков!
13 августа 1949 года при выходе из кабинета Маленкова без санкции прокурора были арестованы А. А. Кузнецов, П. С. Попоков, М. И. Родионов, П. Г. Лазутин, Н. В. Соловьев. Также были арестованы Н. А. Вознесенский, его брат и сестра.
Арестованных по «лениградскому делу» жестоко допрашивали. В допросах наряду с сотрудниками МГБ принимали участие Берия, Булганин, Маленков, который выступал в роли главного допрашивающего.
Если рассматривать проблему шире, то с «ленинградским делом» началась открытая фаза кадровой чистки. Она отличалась от «ежовской» тем, что до войны молодые выдвиженцы вытесняли в первую очередь верхний слой правящей элиты, а здесь правящая элита объединилась в борьбе с подросшим слоем «молодняка».
Своеобразие момента заключалось в том, что начались контроль и подавление формирующейся элиты, чтобы устранить даже малейшую возможность зарождения оппозиции.
По одной из версий, Сталин рассматривал Кузнецова как возможного Генерального секретаря (Вознесенского — Председателем Совета Министров).
Таким образом, тандем Маленков-Берия одержали верх над Ждановым и зачистили конкурентов из северной столицы. При этом внутренняя конкуренция внутри тандема сохранилась.
Кстати, Маленков делал попытки спасти Кузнецова, но они ни к чему не привели. Маленков был единственным в Политбюро, кто голосовал против осуждения Кузнецова и Вознесенского.
Важно отметить, что в декабре 1949 года Никита Хрущев стал секретарем ЦК, 1-м секретарем Московского горкома и начальником управления кадров ЦК. Позже, в 1952 году на съезде партии он говорил о последней чистке как о большом достижении.
Если допустить, что Кузнецова не устранили бы, то появление Хрущева в Москве и, главное, его закрепления в кремлевской элите просто не произошло бы.
Андрей Маленков пишет, что после уничтожения Кузнецова Маленков нанес Берии ответный удар. Один из следователей МГБ Рюмин сообщил ему, что в «деле врачей» есть подлоги. Записка Рюмина была передана Сталину. Тот вызвал Рюмина и после разговора с ним поручил Маленкову создать комиссию по проверке МГБ. Затем был санкционирован и арест министра госбезопасности Абакумова. Министром стал «человек Маленкова» С. Д. Игнатьев, он же начал ревизию «ленинградского дела».
На XIX съезде партии (октябрь 1952) основной доклад сделал Маленков. Фактически он теперь становился преемником вождя. Он получил и право подписи за Сталина. В своем докладе Маленков призывал не искать шпионов и вредителей, якобы виноватых в наших неудачах, а направить энергию страны «на созидание, сосредоточиться на повышении культуры, прежде всего технологической, установить нормальные отношения с другими государствами». (В 1952 г. промышленная продукция СССР составила 223% от уровня 1940 г.).
В докладе Маленков, в частности, сказал: «отрицание объективного характера экономических законов является идейной основой авантюризма в хозяйственной политике, полного произвола в практике руководства хозяйством». Это важное заявление символизировало приближение новых времен и, как следствие, зарождение новой элиты, против которой уже будет трудно бороться старыми методами.
На пленуме ЦК сразу после съезда в Президиум ЦК из 25 членов 10 было сторонниками Маленкова (М. Г. Первухин, В. А. Малышев, А. Б. Аристов, С. Д. Игнатьев, В. В. Кузнецов, О. В. Куусинен, Л. Г. Мельников, Н. А. Михайлов, П. К. Пономаренко, М. З. Сабуров). В секретариате ЦК, а также среди кандидатов в члены Президиума большинство составляли выдвиженцы Маленкова (А. Н. Косыгин, Н. С. Патоличев, Н. М. Пегов, А. М. Пузанов, И. Ф. Тевосян, П. Ф. Юдин, Д. И. Чесноков). Маршал Г. К. Жуков стал кандидатом в члены ЦК.
Силы Берии позиционировались так: Хрущев, Булганин (он стал министром обороны), В. М. Андрианов, М. Ф. Шкирятов, А. Я. Вышинский, М. Д. Багиров.
Ни одна из группировок не имела решающего перевеса. Все решал выбор Сталина. А Сталин выбрал Маленкова. (Василий Сталин: «Вся система Берии и Маленкова была построена на принципе — не наш человек к тов. Сталину не должен быть вхож»).
Почему именно его? Андрей Маленков объясняет это так: «Сталин усовершенствовал репрессивную машину, завершил формирование тоталитарной системы. Он лично повинен в гибели огромного числа простых людей и многих руководителей. Он установил деспотический режим личной власти. Вместе с тем в рамках общепринятой тогда доктрины «первого социалистического государства», «мировой революции» и т. д. он руководствовался категориями державы, сливая это понятие, как делали многие деспоты, с мыслью о собственном величии сейчас и в веках. Вот эту-то особенность мышления Сталина и эксплуатировал, по-моему, отец, пытаясь по мере возможности обернуть ее на пользу государству. Так, выдвигая обвинение против Ежова, отец провозгласил единственно спасительный в ту пору тезис: «Враги народа уничтожают преданные партии и народу кадры, называя их врагами народа», — тем самым замедлил обороты репрессивной машины и способствовал освобождению тысяч невинно осужденных. Сбивая волну шпиономании и борясь с драконовскими законами формальной дисциплины предвоенных лет, отец заменил тезис об «ужесточении дисциплины» тезисом об «усилении технологической дисциплины». Борьбу с космополитизмом после войны он попытался направить в русло изучения достижений русской науки и культуры. Планы преобразования природы переключил на создание безусловно полезных лесозащитных полос и внедрение докучаевской системы землепользования. Под лозунгом партийного контроля над репрессивными органами ему многократно удавалось переиграть Берию, убирать его кровавых подручных, вырывать из-под следствия и из лагерей многих людей.
Сталин многократно убеждался, что Маленков не только умело осуществляет руководство промышленностью, обеспечивает решение труднейших задач, но и подбирает действительно деловых, способных людей, Сталин видел, что именно выдвиженцы Маленкова и тянут, по сути, весь воз непомерной работы.
С другой стороны, он был уверен в личной преданности ему Маленкова, в его порядочности. Началом этому доверию послужило дело Ежова, когда Маленков рисковал головой, устраняя угрозу заговора, опасного и для Сталина. Сталин был уверен, что Маленков не пойдет на сговор ни с кем из его «соратников». Он знал, что Маленкова, с одной стороны, и Молотова, Кагановича, Ворошилова, Микояна, Андреева, Хрущева, не говоря уже о Берии, — с другой, разделяет не только пропасть вражды, но и полная человеческая несовместимость. Чтобы сохранить доверие Сталина, крайне подозрительного человека, не вызвать его зависти, отцу приходилось постоянно подчинять свое поведение строжайшему самоконтролю и самодисциплине, которые стали его второй натурой. Именно это предельное самообладание, сокрытие эмоций создавали впечатление об отце как о незаметном человеке, позволили ему скрыть яркие стороны своей разносторонней натуры, не вызвать у Сталина зависти».
Итак, после смерти Сталина Маленков стал председательствовать в Президиуме ЦК и Совете Министров. Как свидетельствуют очевидцы, «он старался вести дело вполне демократично. С большим тактом и деликатностью пытался объединить вокруг стоящих задач усилия очень различных людей, всего руководящего ядра. Причем в поведении его не было и тени претенциозности. Он старался ничем не выделять себя по сравнению с другими членами Президиума. Всем стилем поведения на заседаниях Совета Министров и на Президиуме ЦК он как бы говорил: «я по сравнению с вами не имею никаких преимуществ. Давайте думать вместе. Предлагайте. Я только координирую усилия всех».
И он делал это очень естественно и искренне. Я думаю, что у него не было никаких помыслов об усилении роли собственной персоны. Работал он всегда как вол. После же смерти Сталина личные его усилия удесятерились».
Эти строки принадлежат не стороннику Маленкова, а противнику — Дмитрию Шепилову, тогдашнему главному редактору «Правды». Его свидетельства надо признать наиболее содержательными в понимании того периода.
Шепилов характеризует Хрущева весьма безжалостно:
«Как безденежный картежник, одержимый страстью обогащения, пытливо всматривается в лица постоянных игроков, изучает их повадки, прикидывает, как он выведет из игры второстепенных противников, а затем, играя ва-банк, нанесет решающий удар самому опасному партнеру — так терпеливо готовил свою игру ва-банк Никита Хрущев. Фаворит И. Сталина, почитатель В. Молотова, выдвиженец Л. Кагановича, соратник Н. Булганина, друг Г. Маленкова и Л. Берии, Хрущев своими маленькими подпухшими свиными глазками осторожно и подозрительно осматривал поле действий: что же получилось после смерти Сталина? Какова расстановка сил? Кто партнеры? Кто опасен? Кто не опасен? Будущие историки и психологи с изумлением станут искать ответ на вопрос: откуда у малограмотного человека, глубоко захолустного по манерам и мышлению, оказалось столько тонкой изворотливости, двурушничества, иезуитства, вероломства, лицемерия, аморализма в достижении своих целей?»