Наумова, а в творчестве Шукшина, таком естественном и ненатужном, словно бы и не было главного веяния времени — авторского поиска… К слову, отношения у Шукшина с Тарковским были натянутые, они представляли две противоположности: и хотя оба обращались к народным истокам, делали это по- своему, один сам был из этого народа, другой — интеллигент и «белая кость». Как вспоминала его жена Виктория Софронова, «он вообще очень отличался от всех. В шкафу, например, у него стояла иконка».
В 1966 году вышел в свет новый фильм В. Шукшина — «Ваш сын и брат», которому была присуждена Госпремия РСФСР. О грустном и тяжелом у Шукшина выходило говорить непринужденно, с иронией и так, что не могло не затронуть душу. Герой его — народ, народ-поэт, несчастный, потому что богоизбранный, и никто так не мог говорить о нем, как Шукшин. Он очень увлекся этой темой, хотел снять фильм о Степане Разине, но эта мечта не осуществилась.
Вообще в жизни наступила пора невезения, коллеги накинулись с критикой. Можно сказать, что Василий Макарович неожиданно оказался между двух лагерей: прозападного либерального и прокоммунистического консервативного, обоим он был чужд. Шукшин и раньше выпивал, теперь стал уходить в запои. Бросил он после одного случая, когда оставил у кафе свою дочь, и пока пил с другом, она потерялась. Это было страшным потрясением для него, после которого до самой смерти он не выпил ни грамма. В 1969 году вышел новый фильм Шукшина — «Странные люди». В том же году ему было присвоено звание заслуженного деятеля искусств РСФСР. В следующем фильма «Печки-лавочки» снова зазвучал талант Шукшина-актера, сыгравшего главную роль — алтайского мужика, едущего с женой на юг в отпуск. На этот раз зрители приняли фильм прохладно, а земляки вообще обиделись. Последняя картина Шукшина — «Калина красная» — снова о человеке из народа, бывшем уголовнике, воре. Она вышла на экраны в 1974 году и стала для всех потрясением, это был его триумф. Известна мысль Шукшина, что Степан Разин в наши дни стал бы вором. В прокате «Калина красная» заняла второе место. Последняя роль Шукшина была в фильме Бондарчука «Они сражались за Родину». Он умер в ночь на 2 октября 1974 года на Дону, в районе поселка Клетская, где проходили съемки. Врачи поставили диагноз: «сердечная недостаточность». Пошли слухи, что якобы было отравление. Георгий Бурков, который нашел Шукшина мертвым в каюте, не верил, что смерть эта была естественной, но тайны своей он никому не открыл.
Наверное, именно Солженицына можно назвать совестью шестидесятых. Александр Исаевич — не столько беллетрист и историк, сколько моралист и правдоискатель. Его «Один день Ивана Денисовича», по словам Гениса и Вайля, был литературным аналогом партийной установки на правду. Сам Солженицын написал: «На «Иване Денисовиче» и выпустил последний вздох весь порыв XXII съезда». В «Матренином дворе» у писателя оформился идеал, выразившийся в образе деревенского богатыря, обнявшего девицу с косой через спину и песни под небом, какие давно уже отстала деревня петь. Один критик заметил, что для миллиона людей христианство началось с «Матрениного двора».
В автобиографической книге «Бодался теленок с дубом» предстает человек, с малых лет понявший свое предназначение и Божий промысел.
Открытие истории России и ее героев для советского человека. В книге «Август 14-го» впервые предстает не одиозный Столыпин-вешатель, а человек, пытавшийся сделать в России реформы. Оказалось, что героями были не только коммунисты и передовики. Самым значительным произведением Солженицына стал «Архипелаг ГУЛАГ», написанный уже в эмиграции. Хрущев, допустивший его в секретные архивы, долго сожалел о допущенной ошибке и чрезмерном доверии. Впрочем, малограмотный Хрущев называл Солженицына Иваном Денисовичем…
Получился все-таки перехлест: «Целились в коммунизм, а попали в Россию».
В мае 1967-го Солженицын написал письмо Всесоюзному съезду писателей о цензурной травле литературы. Его поддержали 80 советских писателей. В те времена он был лидером шестидесятников. Его можно сравнить со Львом Толстым. Только иная историческая реальность забросила Солженицына за океан, где он продолжил критиковать и поучать — уже иноземную власть. За что и поплатился изоляцией.
Возвращение писателя-моралиста на Родину стало запоздалым шагом. И все равно, он по-прежнему авторитет и по-прежнему учит сильных мира сего, а они снисходительно и почтительно слушают его.
Евтушенко, Ахмадулина, Вознесенский, Рождественский — звезды советской поэзии, на них пало сияние поверженного культа личности. Недаром «пробы голосов» затевались у подножия памятника Маяковскому. Маяковский — громадье, сила, масштаб.
Первые стихи Евтушенко напечатал в 1949 году. Твардовский сказал о нем: «Прожекторный луч убегает от него, а он за ним гонится, чтобы снова под него попасть». Эпоха всенародной любви к стихотворному слову только начиналась. Прежде чем заставить тысячную аудиторию на стадионе замереть при звуках поэтической речи, нужно было много и много работать. Статистика бюро пропаганды Союза писателей отметила однажды 365 выступлений Евтушенко перед читателями — в библиотеках, на заводах, в концертах.
Чего ему это стоило, знает только он сам. Говорят, у него был даже номер прямого телефона Андропова. Понятное дело: поэт так вольничает с властью, а его не сажают. Но, может, разгадка в самом творчестве поэта? Уксусно-злой критик А. Мальгин в журнале «Столица» утверждал: «По собранию сочинений Евгения Евтушенко можно изучать послевоенную историю нашей страны... Все кампании партии и правительства нашли отражение в его творчестве: от развенчания культа личности до строительства КамАЗа, от торжеств по поводу ленинских, космических, революционных и других юбилеев до насаждаемой горбачевской гласности под лозунгом «Больше социализма!»... Назвать ли его «чутким барометром времени» или упрекнуть в желании выслужиться? Думаю, истина лежит где-то посередине».
С ним соглашался более терпимый А. Кардин: «Евтушенко вошел в литературу при жизни Ахматовой и Пастернака... Но для Запада, для Америки советскую поэзию олицетворял прежде всего он... Он позволял себе умеренное свободомыслие, поддерживал диссидентов, не без оснований слыл фрондером и — разъезжал по всему свету, возвращаясь с чемоданом запрещенной литературы...
Они заключали сделку (с государством) на особых условиях, позволявших популярность внутри страны конвертировать на международных торгах. Своего рода идеологические нефтедоллары. Они относились к советской власти, как Остап Бендер к Уголовному кодексу, и, переступив черту, незамедлительно платили штраф».
А. Мальгин утверждает, что основы заграничной известности поэта были заложены в марте 1963 года, когда после выступления Хрущева на встрече с художественной интеллигенцией «началась жуткая ежедневная травля в газетах и всюду, где только можно». В этот же период его «захлестнула народная любовь».
Защищать обиженных и оскорбленных на Руси дело естественное. Поэт, несущий правду и за это угнетаемый властью, — вот образ, достойный обожания.
«И хотя гонения оказались краткосрочными (на встречу ближайшего Нового года Евтушенко с женой Галиной были приглашены Хрущевым в Кремль, после чего отправились в длительную зарубежную командировку — в США), иностранная общественность десятилетиями была свято убеждена, что имеет дело с оппозиционером, если не сказать с диссидентом».
Евтушенко родился 18 июля 1933 года на станции Зима в Иркутской области. Оба его деда, один украинец, другой латыш, были репрессированы. Отец, Гангнус Александр Рудольфович, работал геологом, писал стихи. Кстати, в шестидесятые годы профессия геолога станет одной из самых заветных для молодежи. Брат поэта, ныне журналист, председатель правления московского немецкого общества, Александр Гангнус вспоминает: «Мы с братом не вполне русские», имея ввиду латышские корни. Это обстоятельство он связывает с «интересом» к поэту общества «Память»: «раз «скрывает» подлинную фамилию, значит, еврей и в заговоре. По этому поводу и шел знаменитый скандал в ЦДЛ с участием покойного Осташвили. Евгений ни разу публично не опровергал подобных «обвинений» — и правильно».
Мать поэта, Зинаида Ермолаевна Евтушенко, была певицей Мосэстрады, затем газетным киоскером. Перед войной семья распалась. С 1941 по 1944 годы мальчик жил у бабушки на станции Зима. Поэт вспоминает: «На залузганном семечками зиминском перроне... я, восьмилетний пацан, когда-то в 41-м году пел солдатам за кусок хлеба, за мятые рублевки, а то и просто за так: «Где-то в старом глухом городишке Коломбина с друзьями жила». Сегодня Евтушенко — почетный гражданин этой его «крошечной родины». Здесь его ждут, принимают, дарят любовным вниманием. «Чтобы он со свитой, — вспоминал А. Мальгин, — долетел до Зимы, в Иркутске с самолета были сняты все пассажиры (под предлогом отмены рейса). Когда открылась дверь самолета на зиминском аэродроме, мы увидели, что вся местная знать, съехавшись на «газиках» и «волгах», уже салютует шампанским».
В Литературном институте он не доучился. «Меня исключили за то, что я защищал обруганный роман «Не хлебом единым» Дудинцева: его считали антисоветским». «Я в 1953 году выступил против Грибачева на большой дискуссии, обвинив его в поэтической клептомании». «Не было у нас в стране (во всяком случае, в 60-70-е годы) поэта, столь много сделавшего для укрепления социалистического строя», — одобрительно говорил о нем критик Е. Сидоров, не подозревая, что станет министром культуры в правительстве Черномырдина. А. Мальгин утверждает, что Евтушенко был с постоянной «фигой в кармане».
Из песни слов не выкинешь... Авторитет Евтушенко в 70-е годы упрочился настолько, что ему уже позволительно было почти все: слать телеграмму Брежневу с протестом против ввода танков в Чехословакию, идти на прием к секретарю ЦК КПСС Демичеву с просьбой защитить от преследований писателей Синявского и Даниэля, и прочее.
Поэт не так давно признался, что напечатал примерно 120 тысяч строк стихов, из которых теперь не печатал бы тысяч 70. Кавалер ордена Трудового Красного Знамени, лауреат Государственной премии СССР за поэму «Мама и нейтронная бомба», почетный член испанской и американской академий, профессор университетов в Питсбурге и Санта-Доминго, лауреат многих международных премий (в том числе и за киноработы) — думал ли он, «продукт сталинской эпохи», о такой ноше? «Мешанное-перемешанное существо, в котором уживались и революционная романтика, и звериный инстинкт выживания, и преданность поэзии, и... легкомысленное предательство на каждом шагу». Это он сам о себе.
Перестройка не застала поэта врасплох. Он становится народным депутатом СССР, поучает Горбачева и, как оракул, обращается к депутатам с призывом отказаться от всяких привилегий. Свое шестидесятилетие поэт встретил в состоянии бодрости и здорового оптимизма. Послесоветского поэта Евтушенко нет. И он это знает. Как сказал в одном из последних стихотворений, «... родина предсмертная моя». Это о России? Может быть. Но больше — о себе.
Евтушенко сделало знаменитым на весь мир стихотворение «Бабий Яр», в котором есть строки:
