— Это я, — вставая, проговорил архитектор.
Больше он не успел ничего сказать, потому что Клаудиус бросился к пришедшему и рассыпался перед ним в любезностях.
— А, мистер Вильям! Я уже имел честь познакомиться с вами. Вы ищите нашего архитектора? Позвольте мне познакомить вас.
— Меня зовут Вильям, — обратился американец к Зигварту, не обращая внимания на бургомистра, но от него не так легко было отделаться.
— Я не понял ваших намерений. Если бы я только мог предположить, что вы желаете переговорить с господином Зигвартом…
— Да, и наедине, — решительно ответил Вильям.
— О, я не хочу вам мешать.
Бургомистр, однако, не двинулся с места, пока Зигварт не пригласил американца в свою комнату, извинившись перед Клаудиусом, который с мучительным любопытством посмотрел вслед уходившим, не решаясь следовать за ними после такого решительного отпора.
— Как много говорит этот господин! — заметил американец, входя в дом.
— К сожалению, это у него хроническое. Пожалуйста, направо, мистер Вильям.
Он ввел американца в свой мезонин, состоявший из двух комнат. Одна служила ему кабинетом и выходила окнами в сад. Это была большая, довольно низкая комната, обставленная старинной мебелью госпожи Герольд. Под одной стеной стоял большой диван со столом и стульями, у противоположной — два шкафа с книгами и папками с чертежами, а у окна — большой письменный и чертежный столы.
Американец сел на диван и внимательно огляделся.
— Мне кажется, в этом городе все очень любопытны, — заговорил он. — Или иностранцы здесь — большая редкость? До самого вашего дома за мной шел какой-то высокий человек с большой саблей. Вон он стоит у калитки сада, как часовой.
Поняв, в чем дело, Зигварт едва удержался от улыбки.
— Это был почетный караул, вся вооруженная власть Эберсгофена, наш полицейский Томас. Он всегда ходит с большой саблей, но еще никому не причинил ею зла.
— Здесь в этом нет никакой необходимости, — презрительно заметил американец. — Эберсгофен — такой маленький город.
— Да, с Нью-Йорком ему, разумеется, не сравниться, — с сердцем ответил архитектор, — но в нем есть, по крайней мере, одна достопримечательность, а именно новая ратуша.
— Я уже видел ее, — кивнул головой иностранец.
— И увидев, покачали головой. Позвольте выразить вам свое уважение, мистер Вильям, у вас глаз наметан.
— Значит, проект составлен не вами?
— Нет, я, к сожалению, не достоин этой чести. Проект сделан светилом архитектуры, тайным советником и так далее. Я только руковожу стройкой, но нельзя сказать, чтобы работа шла быстро, мы строим ратушу уже второй год. У нас все должно совершаться с толком и расстановкой. Сначала документы должны пройти бесчисленное количество инстанций, затем полдюжины писарей испишут себе в кровь пальцы. Каждый кирпич должен быть записан в смету, каждый рабочий подробно проинструктирован. Когда же, наконец, работа начата, то оказывается, что не хватает денег и надо их еще накопить. А тут еще вечные пересуды, сплетни, дрязги, от которых не избавишься, хоть из кожи вылезь!
— Почему же вы не вылезаете из кожи? — американец, очевидно, не понял последней фразы Зигварта.
— Потому что это пренеприятная процедура! Вы, верно, еще ни разу не пробовали этим заниматься.
— Нет, но мне хотелось бы знать, почему вы продолжаете здесь работать? Ведь прежде вы жили в Берлине?
Зигварт удивился, что американец знал об этом, и ответил уклончиво:
— Да, прежде, но уже год, как я оттуда уехал.
— А почему вы уехали?
— Это мое личное дело и никого, кроме меня, не касается.
В его голосе звучали нетерпение и раздражение, но американец, глядя своими проницательными серыми глазами на архитектора, спокойно проговорил:
— Я хочу это знать.
— А я не хочу вам отвечать! Да и чему я обязан честью вашего посещения? Мы ведь совершенно незнакомы друг с другом. Смею спросить, что именно привело вас ко мне?
Американец указал на открытый шкаф, из которого выглядывали папки с чертежами.
— Это, вероятно, ваши проекты? Мне было бы интересно познакомиться с ними.
Зигварт был так поражен этим заявлением, что в первую минуту не нашелся, что ответить, потом насмешливо улыбнулся.
— Очень сожалею, но я не показываю своих чертежей первому встречному, всяким посторонним людям. Я стал осторожнее с тех пор, как меня научил этому горький опыт. Да и что вам за дело до моих чертежей и планов? Не собираетесь ли вы поселиться в Эберсгофене и построить себе виллу?
— Нет, я в Европе только проездом. Нам, американцам, это не подходит, здесь, среди мелкой будничной суеты, не подходящее место для больших замыслов. Мы далеко опередили вашу маленькую Германию, очень далеко.
— Что? — воскликнул в сильнейшем раздражении Зигварт. — Нечего издеваться над Германией! В своем доме я этого не позволю. Всякий, кто посмеет сказать хоть слово против Германии, пусть убирается к черту!
— Мистер Зигварт, вы становитесь грубы, — спокойно перебил его Вильям.
— Очень рад, что вы это наконец заметили, — Зигварт с гневом вскочил со стула, ожидая сильного отпора со стороны гостя, но тот продолжал спокойно смотреть на него своими проницательными, холодными, испытующими глазами, а потом встал и сказал с невозмутимым спокойствием:
— Вы удивительный человек, мистер Зигварт, вы заинтересовали меня, и я еще вернусь.
С этими словами он взял со стола свою шляпу и с тем же невозмутимым видом направился к двери.
Глава 5
Замок Равенсберг и принадлежавшие ему поместья с большими лесными угодьями находились всего в часе езды от Эберсгофена. Прежде всего эти земли принадлежали графскому роду, многочисленному и богатому, но теперь почти угасшему и совершенно обедневшему. Небрежное ведение хозяйства, расточительность, привычка жить на широкую ногу, когда средства уже не позволяли этого, мало-помалу поглотили крупное состояние. Теперешний хозяин Равенсберга получил от своего отца уже сильно обремененное долгами имение и так «постарался», что окончательно разорил его.
Граф Бертольд провел довольно бурную молодость. И его недаром звали «безумным Равенсбергом». Наделенный незаурядной внешностью и страстным темпераментом, он везде одерживал многочисленные победы, особенно над женщинами, и относился к этим победам с беззаботностью баловня судьбы, не думая, что часто разрушает счастье других. Только один раз дело приняло настолько серьезный оборот, что встревожило всю семью Равенсбергов. Бертольд влюбился в экономку матери, бедную сироту, рекомендованную графине одной ее приятельницей. Молодой граф готов был махнуть рукой на родовые предрассудки и собирался даже тайно обвенчаться со своей возлюбленной. К счастью, родные вовремя успели вмешаться в дело и отправили молодого графа путешествовать, компаньонка же исчезла из замка. Роман кончился разлукой. Унаследовав после смерти отца Равенсберг, граф Бертольд женился на девушке из хорошей семьи, которая подарила ему желанного наследника и продолжателя рода. Все это случилось очень давно, графиня скончалась десять лет назад, сын подрос, а сам граф стал в последние годы
