дело идет о священнейшем праве человека, и это я буду открыто защищать пред целым светом, хотя и принужден сначала завоевать его тайно. Неужели вы откажете мне в своей помощи, Варнштедт?
— Нет, конечно нет! — тотчас последовал решительный ответ. — Я только счел своим долгом предупредить, высказав свои соображения. Но если ваше решение неизменно, я готов служить чем могу.
— Несмотря на опасность? Ведь вы можете пострадать за это.
— Несмотря ни на какую опасность!
— Благодарю вас, Варнштедт! Я знал, что могу рассчитывать на вас; вы — единственный человек, кому я безусловно верю. Боюсь, что о моем намерении догадываются; я чувствую, что за мной следят, и не могу положиться ни на кого из окружающих. Измена может в последнюю минуту испортить весь наш план; надо одним ударом положить конец всем этим ухищрениям.
— Догадываются о вашем намерении? — с тревогой спросил Варнштедт. — В таком случае ваш внезапный отъезд конечно не прошел незамеченным.
— Весьма вероятно, но в данную минуту никто не знает, где я, а, когда это станет известно, будет уже поздно. Я выехал вчера вечером, не взяв с собой никого; вышел на маленькой промежуточной станции и нанял почтовых лошадей, но отпустил их на предпоследней станции и сделал остальную часть пути пешком. Со своей стороны, Валеска также приняла меры предосторожности, и мне кажется просто невозможным, чтобы уже напали на наш след, если только моя оживленная переписка последних дней с зеефельдским пастором не возбудила подозрений.
— А его преподобие действительно согласен? Признаюсь, я в этом сомневался.
— Согласен! Мой старый учитель и друг не отказал мне в своей помощи. Мне стоило большого труда убедить его; у него оказалось еще больше возражений, чем у вас, но в конце концов он сдался. Значит, мы встретимся сегодня вечером, в назначенный час.
— В деревенской церкви?
— Нет, в маленькой часовне, вот на том холме. Она лежит уединенно, и мы можем незаметно пройти в нее из пасторского сада. Следует избегать всего, что может обратить на себя внимание в деревне; вот почему мы и выбрали вечерний час. Итак, будьте аккуратны; дамы также будут готовы ровно в семь часов.
После короткого прощанья один из разговаривавших по-видимому удалился, а другой оставался в комнате еще несколько минут — слышно было, как он ходил взад и вперед; потом дверь снова отворилась, замок щелкнул, и наступила полная тишина.
Переждав несколько минут, Зебальд с товарищем, под прикрытием кустов бузины, отправились в обратный путь и, достигнув озера, повернули в деревню. Бросив взгляд на залитую солнцем улицу, на которой не было ни души, Зебальд обратился к своему помощнику:
— Теперь, Галлер, главный преступник у нас в руках!
На кладбище у Галлера все время была внутренняя дрожь от страха, как бы не выдать своего присутствия каким-нибудь неосторожным движением; теперь, несмотря на солнечный зной, его всего трясло, как в лихорадке.
— Да, господин Зебальд, теперь мы захватим и его, и всю эту кровожадную шайку! Но ведь то, что мы слышали, просто ужасно!
Зебальд только пожал плечами.
— Я готовился к самому худшему, но действительность конечно превзошла все мои ожидания. Ведь это — не простое покушение на государственную измену, а вполне организованный заговор! Насилие над княжеским домом… не отступают ни пред какими крайностями… берут на себя непредвиденные последствия…
— И при герцогском дворе будет взрыв, и все должно взлететь на воздух! — с ужасом вставил Галлер. — Если б только знать, где спрятан у них динамит!
— Конечно в пасторате! Надо будет поскорее сделать обыск. Теперь уже нет никакого сомнения, что и пастор с ними заодно. Сначала я думал, что он — только невольное, слепое орудие в их руках и что его следует щадить; теперь же оказывается, что они совсем завлекли его в свои сети, и это всего ужаснее. Священник, которого звание обязывает защищать Господни алтари и троны светских властителей, — сообщник динамитчиков! До чего мы дойдем? В нашем несчастном отечестве происходят вещи куда хуже, чем в России!
Мрачно кивнув головой, Галлер оглянулся на пасторский дом, хранивший в своих недрах столько ужасов.
— Ах, если б только нам удалось увидеть в лицо начальника шайки! Жаль, что там, в кустах, нам нельзя было пошевельнуться! Но его голос я сразу узнаю. Что за кровожадное чудовище! Тот, другой-то, изо всех сил старался отговорить его, но он и слышать ничего не хотел. Он как раз выступит с динамитом и взорвет все на воздух!
— Разумеется! И при этом какой ужасный фанатизм! Вы слышали, как он собирался защищать священнейшие права? Итак, сегодня вечером состоится тайная встреча заговорщиков.
— И где же? В церкви!
— Это безопаснее, так как в часовню почти никто не ходит. Вы слышали, что и «дамы» также будут присутствовать там.
— И это называется «дамы»! — яростно проворчал Галлер. — Кровожадная сволочь! И притом Валеска Блюм так хороша, так хороша…
Он тяжело вздохнул, а его начальник многозначительно кивнул головой.
— Да, это — красивая, коварная змея!.. До сих пор она умела всем казаться невинной, но я разгадал ее с первого взгляда; мне она всегда казалась подозрительной. Ну, да что об этом толковать! Прежде всего следует уведомить его превосходительство. Я сейчас составлю телеграмму, и вы отнесете пешком на телеграфную станцию, потому что бросится в глаза, если вы возьмете экипаж. Вы будете там через полчаса, а еще через полчаса телеграмма будет уже в руках его превосходительства господина гофмаршала, и мы немедленно получим от него ответ, также по телеграфу.
— Но он не может прислать по телеграфу людей нам на помощь, — с сомнением произнес Галлер, — а это необходимо. Трое вооруженных с ног до головы заговорщиков, две женщины, имеющие конечно по револьверу, и его преподобие пастор… я не могу один взять всех их за шиворот.
— Об этом не беспокойтесь. В крайнем случае нам окажут помощь крестьяне, верные княжескому дому; услышав о покушении, они вместе с нами бросятся на заговорщиков. Галлер, это будет великий момент! Мы открыли преступление! Мы спасем княжеский дом и заслужим благодарность всего государства!
— И, может быть, орденок или прибавку жалованья, — отозвался помощник, взглянувший на вопрос с практической точки зрения.
— Это само собой разумеется! Но вот и гостиница; я пойду писать телеграмму.
Удалившись в свою комнату, Зебальд быстро набросал: «Требуемое найдено. Все предположения подтвердились. Сегодня вечером назначена встреча. Прошу немедленных инструкций».
— Вот телеграмма, — сказал он, складывая бумагу и передавая ее своему помощнику. — Спешите, летите и ждите на станции ответа, а я пока буду здесь… наблюдать.
Повинуясь приказанию, Галлер бросился вниз по лестнице, с похвальным намерением «лететь», но из предосторожности замедлил шаги, проходя мимо комнаты фон Бэлова, который громко жаловался хозяину, что его сундук еще не пришел и он не может переодеться.
— Господи, помилуй! Он и в самом деле собирается наряжаться для покушения! — прошептал Галлер, украдкой творя крестное знамение. — Этого, я думаю, даже и в России не бывает! Правду говорит господин Зебальд: страшные вещи происходят в нашем несчастном отечестве!
Наступил вечер. На зеркальной поверхности озера легли первые голубоватые тени, между тем как на горах еще лежал золотистый свет заходящего солнца, в лучах которого ярко сверкали белые стены маленькой горной церкви. Вот раздался вечерний звон и понесся во все стороны, мягкий и торжественный, словно возвещая всюду лишь мир и благословение. К счастью жители Зеефельда не имели никакого представления о том, что происходило там, наверху, и о предстоявшем осквернении священного места.
