Противник вовлечен в водоворот, В его стремительный и дерзостный расчет. Гремят орудия, дым бродит на плацдарме. Он видит там, внизу, двух столкновенье армий И выжидает миг, когда внести в пожар Удар. О, торжествующий молотобоец славы, Кузнец истории надменно-величавый! Он жизнь, он смерть, он горе всем несет, Кровавою рукой судьбы он выю гнет, И если яды тирании Должны при нем созреть, как гроздья золотые, — Пусть! Он сияет весь. Его душа Родилась, гордостью трагической дыша. Все верят в мощь его, и славят все с любовью Того, кто ширь полей чужой забрызгал кровью. Пустынные поля, где столько душ во тьму Ушло, где столько тел, раскинув ноги, руки, Смертельно раненных, теряют силы в муке, — Богатой жатвою вы кажетесь ему! Он бросит слово лишь — короткое, простое,— И вот решается судьба любого боя. Тот, кто сошелся с ним, — заране побежден И растворился в том, что замышляет он. Лишь он появится — и, ужаса полны, Враги, ломая строй, бежать обречены. Их стойкость гибнет вмиг, лишь загрохочут пушки, Везде мерещатся им страхи и ловушки, И вопли трусости уже звучат кругом. На поле битв слышны в безумии ночном Лишь стоны, жалобы с проклятьями, слезами И топот бегства под клинками. Он обожанием и страхом окружен. Прославить, и столкнуть, и возвести на трон — Вот роль его, а власть — предел его желаний. Всем миром признан он и без коронований, Епископских тиар и пышных алтарей; И тайной своего существованья Он облекает мирозданье Как бы огнем лучей. На всех его путях — и смерть и возрожденье; Как Шива, рушит он и возрождает вновь, И эта тень в веках нисходит по ступеням, Поправ пятой цветы и льющуюся кровь. Перевод Вс. Рождественского
Как мощных вязов грубые стволы, Что деды берегли на площади соборной, Стоит он между нас, надменный и упорный, В себе связав безвестных сил узлы. Ребенком вырос он на темных тротуарах Предместья темного, изъеденного злом, Где каждый, затаив проклятья, был рабом И жил, как под замком, в тюрьме укладов старых, В тяжелом воздухе мертвящего труда, Меж лбов нахмуренных и спин, согбенных долей, Где каждый день за стол садилась и нужда… Все это — с коих пор! и это все — доколе! И вдруг — его прыжок в шумящий мир борьбы, Когда народ, сломав преграды вековые И кулаки подняв на темный лик судьбы, Брал приступом фасады золотые, И, с гневом смешанный, шел дождь камней, Гася по окнам отблески огней И словно золотом усыпав мостовые! И речь его, похожая на кровь, На связку стрел, разрозненных нещадно, И гнев его, и ярость, и любовь, То вместе слитые, то вьющиеся жадно Вокруг его идей! И мысль его, неистово живая, Вся огневая, Вся слитая из воли и страстей! И жест его, подобный вихрю бури, В сердца бросающий мечты, Как сев кровавый с высоты, Как благодатный дождь с лазури! И стал он королем торжественных безумий, Всходил и всходит он все выше, все вперед,
