От этой замечательной картиныВ один момент восстал бывалый друг,Зашевелились пышные седины,Когда она арбузные грудиныПредала ласкам крепких пухлых рук.Тут хрыч-Кузьмич, от похоти сгорая,На болт торчащий шорты натянулИ дёру! мимо старого сарая,На огород, где бёдрами играя,Жена вела с репейником войну.Задрав рывком подол цветастой юбки,Он лихо всунул в потное дуплоВишнёвый кончик старческой залупкиИ обнажив прокуренные зубки,Воткнул в редиску жёнино ебло.Припомнив быстро пластику сношеньяХуишком столь искусно шелестелЧто тот и после акта завершенья,Произведя придатков орошеньеСтоял торчком и падать не хотел.Жена мгновенно высунула харю,Выплёвывая корни бурьяна«Упрись, падлюка! Видишь, как хуярю?!А будешь блеять — я по роже вдарю,Потерпишь, чай не целка ни хрена!»Покорность баб — загадка без ответаИ снова всё вернулось в статус-кво:У ней — ебло без воздуха и света,Хуй Кузьмича летает, как ракета —Вошёл во вкус, мерзавец, мать его…Второй заход, как правило, длиннее,К тому же притупляется чутьё,Писюнит, от натуги зеленея,Свою жену Кузьмич ещё сильнее,А шар земной толкает в нос её.Когда ж волна оргазма налетелаРаздался леденящий душу рёвИ вороньё испуганно взлетелоИ куры заплясали оголтелоИ лай поднялся с дальних хуторов.Кузьмич обмяк и рухнул бездыханный —Не сдюжило сердечко старика…Пришёл пиздец и ебле послебаннойИ бабе, так внезапно возжеланной:Дышать нам почвой не дано пока.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Ебаться, как и всяко остальное,Нам надобно тогда и лишь тогда,Когда ещё не старые годаИ лучше, чтоб не с собственной женою.
Медсестра
Как рыбе — глаз, как гимну — текст,Как дубу — корень и кора,Как миру — мир, как девкам — секс,Нужна на фронте медсестра.Она и голову пришьёт,И разогреет продпаёк,И к чёрту в гневе не пошлёт,Когда присунешь ей хуёк.В её аптечке — чистый рай,Есть ширка, спирт и димедролХоть всё до капли забирай,Как только в жопу отпорол.Она приятней в тыщу раз,Чем толстый ёбнутый майор,И каждый, кто не пидарас,Прийти не прочь к ней «на ковёр».
