Норматив

Чтобы ввысь и вокруг — никого…
Жаль, что этого сделать не даст
Мне родная моя ПВО.

Моё счастье

Вы думаете, счастье стоит дорого?
А я пришёл к тому, что поступенно я
От мишуры бессмысленного вороха
Сумел отфильтровать первостепенное.

Я радуюсь, на небо глядя звёздное,
Что находясь тут временно, практически,
Не впал я в состоянье коматозное,
И не изведал криз гипертонический.

Знакомые всё шутят, забавляются:
«Погодь, придавит, нечего куражиться»
Молчите! Этим счастье отравляется
И вовсе невозможным сразу кажется.

И оглушённый выпадами резкими
Счастливым быть хочу недальновидно я,
Забыв, что и ко мне, гремя железками
Прикатится коляска инвалидная…

Молчанье

В моём молчаньи — холод и тоска
В обёртке пустоты необычайной,
Когда-то полноводная река
Стекает нынче в час по ложке чайной.

Мне надоел словесный балаган:
Одним полуштрихом, полунамёком
Я делаю людей из обезьян,
Что, правда, им потом выходит боком.

Плетёт бродяга-остеохондроз
Мне что-то наподобие букета
Из грязных лир и пластиковых роз,
И прочей атрибутики поэта.

И радуется вредное нутро,
Что мой пирог другими не надкушен,
Молчанье — золото, а слово — серебро…
А к золоту я с детства равнодушен.

Москва слезам верит

Прогноз киношный был неточен:
Москва уже который год
Как верит в слёзы, даже очень —
Тут просто надо знать подход.

Ей безразлично кто смеётся,
А кто реветь пришёл навзрыд:
Плати лавэ и всё срастётся,
Она поверит и простит.

Вчера раздетый и разутый,
Достигнешь враз любых высот,
Когда за каждую слезу ты
Отвалишь баксов по пятьсот.

Муза

Тише, не орите! Детвору — в кровати!
Кошку спрячьте в погреб — топает некстати,
Нынче прилетела муза в дом поэта…
Сигарета, кофе. Кофе, сигарета…

Форточку откройте, пусть свободно дышит,
Ветер на затылке волосы колышет,