агенты доносят, что он знаменосец в роте Джакомо Медичи – еще один злобный антимонархист, – но амбиции Мадзини ему известны. Он мечтает стать вождем и знаменосцем всех республиканцев, начать с помощью Гарибальди народную войну и против австрийцев и против него, Карла Альберта.
Нет, этому не бывать! И он приказал своему военному министру чинить бригаде Гарибальди всяческие препятствия – не давать ни обмундирования, ни боеприпасов, ни орудий. Солдаты сражались храбро, но бездарные королевские генералы умудрялись проигрывать все бои подряд, как бы удачно они ни начинались. Давняя беда итальянцев – хорошие солдаты под началом никудышных генералов.
После поражений на реке Минчо, под Виченцой и Вероной, королевские войска отступили к Милану, столице Ломбардии. Недолгое сражение под стенами этого города тоже закончилось разгромом пьемонтской армии. Карл Альберт мало того что сам позорно капитулировал, приказал и бригаде Гарибальди сложить оружие.
В ответ Гарибальди издал обращение:
«Ко всем патриотам Италии.
Если король готов сохранить корону ценой подлости и трусости, мы не хотим сохранить жизнь ценой бесчестия».
В тот же день во главе отряда добровольцев он ушел в Апеннинские горы и развернул там партизанскую борьбу против австрийцев. И дважды, в боях под Луино и под Мораццоне, обратил в бегство полки австрийского генерала Д'Аспре. Да только что мог один крохотный отряд против целой армии! Вот и пришлось месяц спустя, в августе 1848 года, Гарибальди и тридцати его волонтерам – столько их уцелело после жестоких боев и мучительных горных переходов – перебраться на лодках через озеро Лугано в Швейцарию и снова стать изгнанниками.
Впрочем, ничего другого от Карла Альберта ждать не приходилось. Да, но ведь с той поры немало воды утекло и многое изменилось. С ноября 1848 года в Риме у власти не папа, а новое правительство, почти сплошь из республиканцев и демократов! Почему же оно два месяца держит легион в Риети?!
Быть может, не нужна его помощь? Еще как нужна! Ведь Рим во вражеском кольце. С севера ему грозят австрийцы, с юга готовится напасть король Неаполитанский и Обеих Сицилий Фердинанд. Это к нему в приморскую крепость Гаэту сбежал папа из восставшего Рима. Переодевшись простым монахом, темным ноябрьским вечером выскользнул из Квиринала, незамеченным добрался до Колизея, юркнул в поджидавшую его дорожную карету, забился в угол и притворился, будто спит.
Когда ночью подъехали к границе, начался таможенный досмотр. Пий никак не мог унять дрожи – если его узнают, он пропал.
Гарибальди живо представил себе, как все это происходило, и весело засмеялся – напугали Пия римляне до полусмерти. Стоило ему, однако, очутиться в Гаэте, под крылышком Фердинанда, как он мигом воспрянул духом. Отправил своего секретаря в Рим с посланием к взбунтовавшимся подданным. Приказал священникам прочесть это послание с амвонов церквей Вечного города. Грозит Пий римлянам всеми мыслимыми и немыслимыми карами, если они не одумаются и сами не изгонят чужеземцев.
Только не сходятся у папы концы с концами. Послушать его, так Рим превратился в дремучий лес, где, словно хищные звери, рыщут кровожадные чужеземцы, сплошь еретики и вероотступники.
Ох как ему самому знакомы эти басни про чужеземцев! Для папы и он, Гарибальди, – чужеземец из Ниццы. Таких чужаков у него в легионе полным-полно. Даверио – из Варезе, Биксио – из Мантуи, Векки – из Асколи. Для Пия тот, кто не из Папского государства, не итальянец. А у самого вся гвардия – швейцарцы. Два веса – две мерки.
Папские анафемы все же полбеды, вреда от них немного. Куда хуже, что Даверио не привез из Рима никакого приказа от нового правительства. Он сам хотел поехать и узнать, долго ли еще легиону пребывать в бездействии. Но потом передумал и послал Даверио – у него в Риме множество друзей-мадзинистов. Увы, и друзья ничего не добились. Велено легиону сидеть и ждать. Чего ждать? Пока австрийцы вкупе с Фердинандом не ударят по Риму? Тогда можно и не успеть!
Не знал Гарибальди, что и новое римское правительство его побаивалось. Слов нет, он крупный и к тому же удачливый полководец. В Ломбардии он со своим отрядом волонтеров нанес регулярной австрийской армии два серьезных поражения. В бою у города Луино даже двадцать пленных взял. А вся королевская армия – ни одного.
Так-то оно так, но вот среди волонтеров-гарибальдийцев немало и авантюристов, искателей приключений, доказывали умеренные в римском правительстве. Хуже всего то, что сам Гарибальди – радикал и анархист. Призови его с легионом в Рим – он на священников гонение устроит. Недаром епископ Риети примчался в Рим с жалобой. По его словам, Гарибальди грозит все церкви города занять под казармы для своей орды. Мало того, требует контрибуции. Мол, только церковь еще ни гроша не дала на святое дело освобождения Италии. И в довершение всех беззаконий капеллан легиона, бывший монах Уго Басси добивается права читать проповеди легионерам в кафедральном соборе! Он, епископ Риети, скорее согласится погибнуть от рук гарибальдийской солдатни, чем впустит в собор вероотступника Басси. Этот нечестивец гнусными своими устами называет кротких священников, верных слуг божьих, не иначе как фарисеями и волками алчными. А Гарибальди и его легионеры сидят себе на траве, слушают да посмеиваются. Да это не легион, а язва моровая! Закончил же епископ свои стенания слезной просьбой убрать легион куда-нибудь подальше от Риети.
Римское правительство понимало: бедняга епископ, конечно, сгущает краски, но неприязнь Гарибальди к церкви давняя, закоренелая. Дай ему волю, он еще и не такое натворит. Так недолго и Францию настроить враждебно к Риму. Ведь президентом там сейчас Луи Наполеон. Истинные республиканцы его не любят и презирают, и у власти он держится лишь голосами крестьян-католиков, послушных церкви. Он уже открыто выразил устами своего министра иностранных дел Друэна де Луиса недовольство изгнанием папы. Этот де Луис прямо заявил депутатам французского парламента: «Хороший папа мне приятнее плохого папы. Но лучше уж плохой папа, чем Вечный город вообще без папы».
Если Гарибальди появится в Риме, это подействует на Луи Наполеона, как на быка красный цвет. Пусть уж Гарибальди посидит пока в Риети и поучит своих партизан военному делу.
Гарибальди так и поступал. Всеми правдами и неправдами доставал ружья и патроны, обучал новичков штыковым атакам. «Настоящий солдат познается в рукопашной схватке», – без устали повторял он легионерам. Под защитой пушек да за кавалерией идти в атаку не так уж и страшно. А вот схватиться с врагом врукопашную не всякий отважится. Каждого нового волонтера он предупреждал:
– Решил вступить в наш легион? Отлично! Только учти, жалованье наше в бумажных лирах, цена которым грош в базарный день. Спим на земле, укрывшись шинелью, если она есть. Придется тебе, друг мой, частенько поститься, а ты и без того тощий. Подумай, пока не поздно.
Слабые не выдерживали – уходили, сильные оставались.
Минул март, наступил апрель, а Рим молчал. Гарибальдийцев все сильнее угнетала полная неизвестность. Коротая унылые, промозглые вечера, офицеры играли по мелочи в карты или в морру. Игра эта немудреная, но требует быстроты реакции и сообразительности. Двое игроков прячут за спины руки, а затем по команде «Раз, два, три», мгновенно их выбрасывают. Один из играющих должен угадать, сколько вместе пальцев откроет он и его противник. Если он угадал, выигрыш за ним. Но если он ошибся, кон и право угадывать переходят ко второму игроку.
В тот вечер играли Буэно и Агуяр, и, хоть ставки были грошовые, азарт был велик. Сакки сказал: «Раз, два, три» – и оба игрока разом выкинули пальцы. «Семнадцать!» – крикнул Буэно и угадал четвертый раз подряд. Бледный от возбуждения, Агуяр выгреб из карманов последние три лиры и снова сунул руки за спину, до боли сжав пальцы в кулак. Но начать счет Сакки не успел – его опередил Биксио, напряженно следивший за игрой.
– Только не вздумайте, Буэно, снова разжать пальцы на миг позже, – тихо, глухим голосом предупредил он.
– Что? – вскинулся Буэно. – Выходит, я, по-вашему, мошенничаю?
