— Хорошо. Текст?
Зинченко сделал два шага вперед и, вынув бумажку из нагрудного кармана, протянул ее московскому начальнику. Тот пробежал написанное глазами и вручил оператору, сидевшему у станции связи.
— Передать всем. Машины на позициях? — Он обращался к полковнику.
— Так точно, — ответил Зинченко.
— Значит, синхронное по всем машинам включение громкоговорящей через… — Он взглянул на часы. — …три минуты ровно.
Кремер, поглядывая на дверь RV, разминал в пальцах сигарету. Свою. Не стрелянную. Штабная дверь открылась, и Зинченко с верхней ступеньки спрыгнул на асфальт.
— Успеваю? — поинтересовался майор, поднимая руку с так и не зажженной сигаретой.
— Пару затяжек — вполне.
Кремер прикурил, наполовину вытащил из кармана пачку «черного Петра» и вопросительно взглянул на полковника. Тот отрицательно мотнул головой.
Они услышали, как запустился один автомобильный движок, потом другой, третий. Кремер, наклонив голову, прислушался.
— Похоже на «Газели».
— Они, — ответил Зинченко. — Разминаются. Сейчас матюгальники покатят.
Майор сделал глубокую затяжку и подвигал плечами взад-вперед.
— Попер адреналинчик. Хорошо попер… Об чем матюгать-то будут?
— Статус-кво. Пока — сидеть по домам.
— Это плохо. — Кремер покачал головой.
— По домам сидеть?
— И сидеть плохо. И статус-кво плохо. Значит, ничего еще не решили.
— Решают, — задумчиво проговорил Зинченко. — Но варианты, прямо скажем, не фонтан…
Майор вслушался в звук «газелевских» двигателей, осмотрелся, прислушался снова.
— Что-то я не понимаю, Николай Васильевич. Похоже, по ограниченному контуру матюгальные тачки стоят.
Полковник кивнул
— Так оно и есть. Треугольник. — Он показал рукой. — Шаумяна. Казанская. Гранитная.
— И все? Не заузим ли штанишки?
— Не должны. — Зинченко вздохнул. — Не хотелось бы. Хотя скроили, прямо скажем, в самый притык.
— Н-да… — Кремер задумался. — А кроили-то из чего исходя?
— Из схемы очистных. Смотри. — Полковник показал в сторону проспекта Шаумяна. — Вот от того угла и до слияния Гранитной с Казанской, один коллектор. Все «хрущи» на данном треугольнике на нем сидят. Плюс девятиэтажка вот эта. Она тоже к той же системе подцеплена. А вон та, вторая — ту уже позже строили. Она за контуром.
— Нет, оно-то хорошо, что заузили, — сказал Кремер. — Вопрос в том, не слишком ли.
— А на сколько его в стороны раздвигать, контур этот? — возразил Зинченко. — Еще на квартал? А почему не на два? Почему не до самой набережной, до Малоохтинского? Нам, брат, с этим бы справиться Бог дал…
— Это уж точно, — согласился майор. — Накушаемся и тут. По полной программе.
В предрассветный полумрак ворвались металлические голоса громкоговорящей:
— Синхронно орут, — удивился Кремер.
— Так транслируют потому что, вот и синхронно. Оператор из штаба по всем матюгальникам и вещает.
Вот оно. Началось. До этого момента Телешову казалось, что все, что происходит вокруг — чуточку не взаправду, чуточку понарошку. Как в кино. Нехорошем таком кино, но кино тем не менее.
Рев громкоговорящей отрезвил его мигом. Иллюзии испарились — как и не было. Оставаться в своих квартирах. Не выходить. Опасно для жизни.
И что теперь?
Знать бы, как поведут себя люди. Там, внутри. В квартирах. Усидят ли? Запаникуют? Или по инструкции, потому что — а что же еще делать?
А чего гадать-то, Сергей Михалыч, сказал он себе. Ты же и сам один из них. И там, в квартирах, тоже ты. Какие твои действия?
Ждать. Надеяться на то, что люди с матюгальниками свое дело знают.
Сергей осмотрелся. Резвый Пашинян при первых звуках громкоговорящей рванул к своим бойцам. Метрах в двадцати от Телешова он отдавал какие-то распоряжения группке МЧС-овцев, показывая рукой то на один дом, то на другой.
Надеяться, что вот такие, как Пашинян, — Зинченко, Кремер — свое дело знают. Наверняка знать нельзя, ляпались и эти ребята — да еще как ляпались. Но… По другому ведь тоже не получается. Иначе — анархия. Потоп. Хана.
Он снова посмотрел в сторону Пашиняна. Тот, перехватив взгляд Сергея, махнул рукой: давай сюда.
Сергей шагнул в направлении майора. Не бежать же ему, в самом-то деле. Не мальчик. Сделав еще пару шагов, Телешов, вопреки собственному суровому решению, все-таки перешел на бег.
— Сергей Михайлович! — Пашинян по-прежнему улыбался, почти безмятежно.
— К чертям собачьим Михайловича. Просто Сергей. — Телешов переводил дух. Потом, мотнув головой, тоже улыбнулся. Двадцать-то метров всего и пробежал. Спринтер, твою дивизию.
— Ну, значит, просто Сергей. Как и я. Просто — Сергей. — Майор положил ему руку на плечо. — Задача на пока вот какая будет. Ребята по домам — в смысле, по этим домам, — он обвел рукой уже выделявшиеся на фоне постепенно светлеющего неба пятиэтажки — разбежались, у каждого подъезда сейчас наши. И милиция.
— Понятно. И?
— Я сказал, что будут возникать какие-то разборки, всякий там аджап-сандал, понимаешь, пусть вызывают меня, — он постучал пальцем по рации, — а я уже тебя отправлю. Парламентером. Так?
— Конечно.
— Ну вот и хорошо, — улыбка Пашиняна стала еще шире. — Значит, при мне пока. До поступления сигналов.
— Есть такое дело, — сказал Телешов. — Лучше бы, конечно, без сигналов. Я не к тому, что посачковать охота…
— Это я понимаю, — майор рассмеялся, но тут же лицо его стало серьезным. — Но лучше бы без сигналов.
Значит, пока еще ничего не ясно, подумал Костя. «Оставаться в своих квартирах». «Готовить вещи, брать самое необходимое. Повторяем, самое необходимое». Он поймал на себе взгляд молоденького мента — небось, года еще не прошло, как дембельнулся.
