— Один момент. О том, что слышал, — никому.
— Мм, хорошо, — кивнул Крендель.
— И своему крутому папаше, — с нажимом произнёс Леха, — ни слова. — Корольков снисходительно усмехнулся. — За него боюсь, за папашу твоего, понял? И за тебя, потому как я, дурак, тебе ТАКОГО понарассказывал…
— Понял, — решительно кивнул Мишка. — Могила…
— Хоть твой папаша и бандюг пасет, он против моего — никто, — вконец обнаглел Леха. — Никто, понял?
— Хорошо, хорошо… — засуетился Мишка. На его лбу пролегла морщина, которой Леха раньше никогда не замечал. — Заметано. Я тебе обещал, Корольков, я буду молчать. Дурак ты, что сразу не сказал, из какой ты семьи, я бы к тебе тогда не лез.
Леха с трудом сдержал ликование. Полный успех.
Но чтобы этот успех закрепить, нужно было всего чуть-чуть…
— Как ты сказал? — прищурил глаза Корольков. — Кто из нас дурак? Я или ты?
В тот день все учителя, которые вели уроки в 8-м «Б», пребывали в полной растерянности. Они видели сплошь задумчивые лица и затуманенные глаза; весь класс, казалось, витал в облаках. Что это было? Эпидемия? Массовый психоз? Во всяком случае, что-то очень и очень серьезное, потому что даже на самые простые вопросы невпопад отвечают не только такие безнадежные субъекты, как Крендель и Дроздовский, но светлые головы — Жмойдяк и Трубецкая…
Крендель спелся с новичком. Леха Корольков перестал быть заклятым врагом главаря местных хулиганов.
Этого учителя не знали, но именно эта новость не давала покоя всему 8-му «Б».
Трушкин косился на невозмутимый профиль соседа и страшно обижался на Лехино гробовое молчание. Потом не выдержал, толкнул локтем:
— Ну, чего там?
— Ти-и-ихо, — прошипел в ответ Корольков. — Отстань, потом расскажу.
Ах, вот как? Трушкин надул губы и весь ушел в себя.
Леха до самого конца уроков думал о том, какую еще лапшу ему предстоит вешать на уши Кренделю.
Крендель, страшно гордый, размышлял о том, что настоящая тайна может быть доверена только настоящему мужчине — например, ему. Ведь не доверился же Леха, например, Блэкмору? А если Корольков подрастет и тоже станет киллером? От такой перспективы и обалдеть можно. Иметь киллера в числе верных дружков…
Дроздовский к концу четвертого урока твердо решил собрать всю тусовку и поставить перед Кренделем пару серьезных вопросов. Пусть Мишка при всех попробует объяснить, с какой стати он наезжает на старых, проверенных друзей и заводит себе новых — среди недавних врагов. Пусть растолкует, как это он, Крендель, вместе с маменькиным сынком обзывает старых корешей «придурками»…
Анжела Жмойдяк украдкой поглядывала на Леху Королькова и думала, что она, оказывается, этого человека совсем не знает.
А Светка Трубецкая ломала голову над тем, кому еще рассказать о неожиданной дружбе двух недавних врагов, но ничего не могла придумать, потому что все и так уже знали.
Крендель оказался настоящим занудой. Об этом Леха раньше и не подозревал.
Мишка возник рядом с Корольковым после первого же урока.
— Слышь… Слышь, Леха… А не скажешь, как того крутого, первого, звали?
— Кого, крутого?
— Того, самого первого, на которого твой папаша в Адлере согла…
— А зачем тебе?
— А может, знаю? — прошептал Крендель и воровато оглянулся. — Я многих знаю, у меня ж отец… Ну, ты ж понимаешь…
Корольков на секунду задумался.
— Ленька его звали, Ленька Австрийчик. — Фамилия была придумана по аналогии с Япончиком. — У него, Австрийчика, счет валютный офигенный был в Вене, в Австрии, потому так и окрестили.
Услышанное Мишка переваривал на протяжении второго и третьего уроков, а потом снова подошел к Лехе и спросил:
— А где он сейчас?
— Да кто?
— Австрийчик!
— За границей давно-, — уверенно ответил Леха. — Отец с ним
Крендель исчез; Леха вновь увидел его после четвертого последнего в этот день, урока.
— Домой идешь?
— Ну да а куда же еще?
— Пошли.
Леха оглянулся. Странно, но Трушкина уже не было. Славка умчался домой, как реактивный самолет…
Пришлось выйти из школы вместе с Кренделем — сенсация дня продолжалась.
С высоты школьного крыльца Леха увидел Славкину спину, маячившую далеко впереди.
— Леха, а —Леха, — отвлёк Крендель. — А кто такой Робин…
— Гуд?
— Гуд.
— Мафиози один, американский, — на полном серьезе ответил Корольков. — В тридцатые годы жил, во время сухого закона. Страшно справедливый был. Нападал только на плохих.
— Хм, — произнес Крендель. — А разве такие, справедливые, бывают?
— Полно, — авторитетно заявил Леха. Они как раз проходили мимо трансформаторной подстанции.
Следующие несколько минут поразительно напомнили Королькову
Только Лехиным спутником на сей раз был не Славка Трушкин, а Мишка Крендель.
Леха обернулся и с подозрением посмотрел на Кренделя. Что, если Мишка сегодня его разыграл, и все крендельское легковерие и даже занудство было не иначе, как спектакль? Леха так и слышал веселое хихиканье, например, Блэкмора: «Все, сливай воду, Моченый, приехали. Как мы с Кренделем тебя, а?»
«Киногерои» медленно приближались. Дроздовский вышел на первый план и обратился… не к Лехе, а к Кренделю:
— Пошли. Важный базар есть.
— Что? — Мишка был удивлен.
А уж какое изумление пронзило Леху — что-то вроде электрического разряда. Корольков едва не завопил: «Эй, послушайте! А как же я?» Но он вовремя опомнился (как-никак, он теперь не маменькин сынок, а киллерский) и лишь окликнул Кренделя:
— Мишка! Слышь, Мишка! Тот бегом вернулся:
— Что?
— Предупреждаю, — Леха сузил глаза и зловеще прошептал: — Об Адлере — хоть одно слово… Хоть кому. Хоть Блэкмору, хоть Черепу… ты труп, и тот, кто узнает, — тоже труп!
— Могила, — также прошептал потрясенный Крендель и на слегка подкашивающихся ногах отправился