Наутро приблизились к берегам Норвегии. Плоские низкие шхеры и островки, заливаемые волнами, такие же неприветливые, как там, откуда они возвращались. «И все же это Норвегия».
И вот наконец на борт поднялись лоцманы — отец и сын. Они поздоровались с капитаном Брауном и очень удивились, услышав на борту судна норвежскую речь. Капитан не удержался, имя Нансена сорвалось у него с языка, он обнял лоцмана и тряс его от радости, что может сообщить такую новость.
У рыбака что-то дрогнуло в лице, он пожал путешественникам руки и поздравил с возвращением.
Лоцман сообщил, что о «Фраме» еще ничего не слышно. Во вторник 13 августа «Виндворд», подняв все флаги, тихо и незаметно вошел в гавань Вардё. Не успели спустить якорь, как полярные путешественники кинулись на телеграф. Никто их не узнал.
«Никто, кроме умной коровушки. Она встала посреди узкой улицы и с удивлением уставилась на нас».
Нансен положил перед начальником телеграфной станции целую пачку телеграмм с просьбой отправить все это как можно скорее. Телеграфист пришел в ужас. Но, заметив подпись на верхнем листке, он отвернулся, чтобы скрыть волнение, однако быстро совладал с собой и крепко пожал руки полярникам.
Сразу застучал телеграфный аппарат, передавая эту новость чуть ли не всему свету. В первую очередь из Вардё были отправлены телеграммы на имя Евы и матери Юхансена, родным остальных товарищей, королю, норвежскому правительству. Некоторые содержали более тысячи слов, и бедные телеграфистки совсем замучились. Начальник телеграфа сказал, что в городе находится профессор Генрик Мон[92]. Это была нежданная радость, ведь он всегда был горячим сторонником экспедиции. Нансен тут же побежал в гостиницу. Да, профессор у себя в номере, но, к сожалению, прилег после обеда отдохнуть, сказали там.
«Какое мне дело до его послеобеденного отдыха, я забарабанил кулаками в дверь и распахнул ее. Мон с книгой лежал на диване, курил трубку. Он вскочил и бессмысленно уставился на высокого мужчину, стоявшего в дверях. Трубка упала на пол, на лице у него отразилось волнение. Наконец он воскликнул: «Фритьоф Нансен? Быть не может! Слава богу, вы живы!» Он бросился в мои объятия, а затем в объятия Юхансена».
Пока они сидели, расспрашивая друг друга, слух о возвращении Нансена облетел весь город, и когда они выглянули в окно, то вся улица была черна от людей. В гавани повсюду развевались флаги, освещенные вечерним солнцем.
Вскоре начали поступать телеграммы. Первая была от Евы. «Несказанно счастлива!» У них с Лив все хорошо. Юхансен тоже получил только хорошие новости. Все печали остались позади.
Недоставало только «Фрама». Но и он придет. Сомнений быть не могло, и ждать осталось недолго. (11)
Нансен, с Евой встретились в Хаммерфесте. Весь город в честь приезда отца был празднично убран от моря до самых гор, тысячи людей вышли встречать его. К большому своему удивлению Нансен увидел здесь своего друга сэра Джорджа Баден-Пауля, который вместе с супругой на своей яхте «Отариа» собирался отправиться в Ледовитый океан на поиски норвежцев.
Ева прибыла на рейсовом пароходе к вечеру. Прошло три года и два месяца нескончаемого ожидания и неизвестности, и вот они снова вместе. Несказанная радость!
Ничего плохого за это время не произошло. Оба здоровы. С Лив все хорошо — все остальное потонуло в радости. Да, все хорошо, за исключением «Фрама». С Евой приехал секретарь Нансена Кристофферсен, что было очень кстати. После великолепного праздника в Хаммерфесте все переселились на яхту.
Телеграммы еще продолжали поступать, однако Нансена начинало беспокоить отсутствие «Фрама». Все восторги казались ему бессмысленными, раз «Фрама» еще нет. Нансен уверенно телеграфировал всем, что ожидает возвращения «Фрама» в августе, и теперь он недоумевал, что же произошло с «Фрамом». Неужели и осенью не будет от него известий?..
Но вот пришла телеграмма:
«Шервей, 20.8.1896
Доктору Нансену
Фрам прибыл сегодня в хорошем состоянии. Все хорошо. Сразу выходим в Тромсё. С возвращением на родину.
Отто Свердруп».
Сперва Нансен не мог вымолвить ни слова. Комок подступил к горлу. Затем воскликнул: «„Фрам' вернулся!» Все вскочили. Юхансен просиял в улыбке, а начальник телеграфа, который сам доставил телеграмму на яхту, наслаждался впечатлением, которое произвела принесенная им новость. А Нансен уже был в каюте Евы. «Фрам» вернулся! Нет, просто не верится. Он снова и снова перечитывал телеграмму. Невыразимая благодарность переполняла его. «Фрам» вернулся — разнеслось по гавани, по городу, по всему миру.
Члены экипажа «Фрама» не меньше радовались, узнав, что оба их товарища вернулись на родину неделей раньше. Все вышло, как и предполагалось. В конце мая команда подорвала лед вокруг шхуны, к 12 июня лед уже стал настолько податливым, что кораблю удалось немного сдвинуться. Потом снова началось торошение и шхуну зажало льдом. Но это продолжалось недолго, сжатие немного ослабло, льды начали разрежаться, расходиться, и шхуна медленно, миля за милей, стала продвигаться к открытому морю. 13 августа, в тот же день, когда Нансен и Юхансен прибыли в Вардё, «Фрам» вышел изо льдов. С корабля дали в знак прощания с Арктикой салют, и «Фрам» взял курс на Норвегию.
При встрече с первой же шхуной они спросили, что слышно о Нансене и Юхансене. Но их ничем не могли порадовать. У мыса Холланд им встретилась экспедиция Андрэ[93] на корабле «Вирго». Андрэ со своим капитаном поднялись на «Фрам». Но и они ничего не слыхали о судьбе двух норвежцев.
Как только «Фрам» бросил якорь в гавани Шёрвей, Свердруп и Бернтсен кинулись на телеграфную станцию. Была половина третьего ночи, и пришлось довольно долго стучать в дверь, пока наконец в окне не показалось чье-то заспанное лицо. «Черт знает что за жизнь, ночь ведь!»— проворчал телеграфист. «Да, вы правы,— ответил Свердруп.— Но впустите нас, пожалуйста, мы с „Фрама'».—«Что же вы сразу не сказали?» Свердруп спросил, не слышно ли что-нибудь о Нансене и Юхансене. «Да, у меня есть что сообщить,— ответил телеграфист.— Они прибыли в Вардё 13 августа, а теперь находятся в Хаммер- фесте».
«Нансен вернулся?!»— так и подпрыгнул Свердруп. Он бросился на корабль, чтобы сообщить новость остальным. Вскоре он вернулся с Блессингом, Могстадом, Скотт-Хансеном и Бернтсеном. Неужели Нансен и Юхансен и вправду вернулись? Что за день! Радость какая! Какое совпадение, они вернулись в Норвегию как раз в тот день, когда «Фрам» выбрался изо льдов! Все были несказанно рады и растроганы.
В ознаменование этой новости с «Фрама» прогремели два выстрела, их сопровождало громкое «ура». Когда на следующий день яхта «Отариа» бросила якорь в Тромсё, «Фрам» был уже там — обветренный, крепкий и невредимый.
В корабельном журнале Нансен писал: «Не берусь описать последовавшую за этим встречу. Думаю, что у всех у нас было одно чувство — вот мы опять вместе! Мы в Норвегии! Мы справились с нашей задачей».
А Ева! Чем все это было для нее?
У меня сохранилось ее письмо к Анне Шёт, которая жила тогда со мной в Готхобе. Письмо это из Тромсё, написано на следующий день после того, как Ева прибыла туда на яхте «Отариа».
«Дорогая Анна! Наконец-то удалось улучить минуту поделиться немного с тобой впечатлениями о
